Спецназ обиды не прощает - Страница 4

— А нам это надо?

— Знаешь, — Ромка смущенно улыбнулся, — мы же считали себя специалистами. Да мы и были специалистами. Но пистолет не наш профиль. А тут Сергеич привозит человека… Он, в принципе, пороха не нюхал. Разве что в тире. И мы у него учимся. Смешно, да?

— Смешно. Ты же разведчик. Ты снайпер, минер, механик, радист. Чему еще ты можешь научиться? И зачем?

— А просто так. Мы все лето тренировались. Работали тоже, но и тренировались. Вполне серьезно. Особенно Степка. Он нас в конце концов перестрелял всех.

— Жаль, меня с вами не было.

— Да, жаль. Но тебя никак было не найти, — сказал Ромка. — Трубка не отвечала, а в холдинге говорят, что Клейн Герман Иванович у них не работает.

— Дисциплина. Не было меня в городе прошлым летом, — сказал полковник Клейн.

— А где был?

— На юге.

Ромка, нарезавший лимон на тончайшие прозрачные дольки, остановился и поднял взгляд на Графа.

— Кавказ?

— Не то, что ты думаешь. Не Чечня. Работал в нашем бакинском филиале, доводил до ума систему связи.

— Хорошо. А то я уже подумал…

— Нет, не думай.

— В декабре девяносто четвертого меня туда звали. — Ромка подцепил кончиком ножа лимонный кружок и протянул его Клейну. — Держи закуску. Но я им сказал, что это не моя война. Тебя не беспокоили?

— Нет. Выпьем за то, чтоб нас больше никто не звал на войну, — сказал полковник.

— Ты начал говорить о каком-то деле. Могу помочь?

Граф разжевал лимон, не торопясь с ответом. Если сейчас ничего не сказать, Ромка все равно свяжется со Степаном и все узнает. Обидится еще.

— Надо перебросить одного человека в аэропорт. Незаметно для окружающих. Степан за рулем, нужен еще один сопровождающий.

— И всё?

— Всё.

— Если Маузер подписался, значит, дело хорошее. Я готов. А с Ковальским ты говорил? Обязательно подключи Сергеича. А то он после Нового года уже два раза в запой уходил. Надо вытаскивать мужика.

Полковник Клейн терпеть не мог некурящих пьяниц. Если уж ты гробишь печень, то к чему трястись над легкими? И то, что Костик Ковальский во время пьянки выставлял курящих гостей из помещения, всегда раздражало Графа.

Сам он пьяницей не был, просто пил, как все. Выпить водки с друзьями — это подарок судьбы. Такие подарки начинаешь ценить только тогда, когда перестаешь их получать. Но в те времена, в Афганистане, они были молоды, здоровы — и оставались живыми среди войны. Чем не повод выпить?

Конечно, можно было пить и в другом месте, но ленинградцы — Клейн, Зубов и Ромка — привыкли собираться у Ковальского. Там можно было и заночевать. И первое, что видели проснувшиеся гости — это комплекс утренней гимнастики в несколько ожесточенном исполнении хозяина.

Тогда, под конец войны, их собрали в Кабуле, приказав оставить обжитые базы в Асадабаде и Кандагаре, Газни и Шахджое… Вместо засад и налетов личный состав занимался строевой подготовкой и превращением краснополосных чеков в бытовую электронику. Лейтенант Сайфулин, бригадный «Рубенс», по примеру подчиненных рисовал офицерам дембельские альбомы. Старлей Зубов вместо коллекционирования редкого оружия открыл ПОП — полевой обменный пункт, освободив боевых товарищей от всех валютных проблем. А «Кот», то есть Костик Ковальский, нашел достойное применение своим ста пяти килограммам живого веса, помноженным на польский шарм.

Никто так и не узнал, к кому возил его по ночам приятель-особист, но возвращался он наутро совершенно измочаленный, благоухающий, с бессмысленной улыбкой и полным багажником виски, или коньяка или невиданного тогда мартини. Поговаривали, что именно его таинственная подружка задержала вывод Кота из Афганистана до самой распоследней минуты, ведь каждый день тогда стоил немалых денег. А когда еще удастся заработать офицеру? Где ж ты найдешь в Союзе зону боевых действий?

Так что Кот, наверно, имел причины заботиться о своем здоровье, снисходительно усмехнулся полковник Клейн. Тем более, что однажды его борьба с курением просто-таки спасла гостей от неминуемой беды. В ту ночь они охраняли подходы к площадке, с которой тактические ракеты уходили на головы духов, сладко дремлющих в двух сотнях километров от Кабула. Пуски прошли нормально. Спецназ отучил местных покушаться на чужое, и никто уже не пытался захватить наши драгоценные установки. У Кота тоже все получилось неплохо, и вернувшись в часть, на рассвете народ собрался вокруг ящика польской водки «выборовой». То ли из-за особо холодной ночи, то ли из-за национальных особенностей напитка, но даже самым отъявленным курильщикам лень было выходить наружу, и все смогли воздержаться. И когда вдруг в расположение нагрянул сам командующий армией…

Полковник Клейн зябко повел плечами. Если бы они тогда не затаились в каптерке Кота, не бывать бы ему полковником. Так и сгнил бы в капитанах. Но мудрый Кот приложил палец к губам, и вся компания застыла, словно в засаде, пропуская над собой головной дозор каравана. Командарм дергал запертые двери, распекал дежурного прапорщика и грозился навести порядок с помощью поганой метлы, парткома и трибунала. Но бардак отступления мягко обволакивал его жуткие угрозы…

Капитан Ковальский не изменил своим афганским привычкам и спустя много лет. Сейчас, глядя на его погрузневшую фигуру в линялых финках и выцветшей майке, полковник Клейн понимал, что вчера было выпито немало. Генеральный директор строительной компании трусил по дорожке школьного стадиона, падал на промороженную землю и делал десяток отжиманий, потом тяжело вскакивал и снова наматывал очередной круг.

На пятачке у школьного забора припарковались несколько машин, но только одна из них, давно не мытая «восьмерка», стояла носом к дороге. Клейн поставил свой джип так, чтобы запереть «восьмерку», потому что это наверняка была машина Кота. Быстрая и крепкая, но самое главное — с широкой дверью. В компьютерной распечатке ничего не говорилось о машине, но он мог ездить по доверенности. В распечатке и о квартире ничего не говорилось. Оказалось, что Кот продал квартиру и прописался в какой-то дремучей коммуналке, но там не жил и даже не показывался, если верить соседям. А вот один из телефонов строительной компании привел Клейна к железной двери в довольно дорогом доме на Варшавской.

Он посмотрел на часы — девять десять. Кот бегал уже двадцать минут. В десять ноль-ноль, если верить суровой секретарше Кота, генеральный директор К.С. Ковальский должен встретиться с заказчиками, и Клейн рассчитывал перехватить его по дороге. Но пока не было никаких признаков того, что Кот готовится к деловой встрече. Он продолжал кружить по дорожке стадиона, мотая опущенной головой, как старый пес.

В горах Коту было тяжелее, чем всем остальным. Он был самым крупным — отличная мишень. Он никак не мог подобрать себе подходящую обувь — советские кроссовки 45 размера в Асадабад не завозили, а самые большие из трофейных были на два размера меньше. Он был вечно голодным и ел быстрее всех, не оставляя сотрапезникам никаких шансов. Но зато он мог нести на себе столько боеприпасов, сколько не удавалось больше никому.

В девять семнадцать Клейн заметил, что Кот начал оглядываться на бегу. К школе подкатила «Нива», перевалила через бордюр и выехала прямо на стадион, догоняя Кота. Распахнулась дверца, и Кот нырнул в машину на ходу. А полковнику Клейну только и оставалось, что растерянно глядеть вслед удаляющейся «Ниве» с грязными номерами.

Годы, прошедшие в армии, в МВД, а затем в службе безопасности коммерческой структуры, научили его не только подмечать признаки опасности, но и прислушиваться к еле различимым сигналам интуиции. Сейчас интуиция подсказывала, что Ковальский согласится на его предложение, и следовало обязательно поговорить с ним, даже пренебрегая конспиративными требованиями к месту и времени переговоров. Клейн развернулся и погнал свой джип к главному офису Ковальского, надеясь, что именно туда направилась «Нива».