Спецмиссия антихриста - Страница 10

Что это значит? А то, что и тридцать-сорок лет назад, когда никакими службами «планирования семьи» у нас и не пахло, люди начали ограничиваться рождением в среднем двоих детей. По нынешним меркам вроде бы вполне достаточно. Куда больше? Но получается, что даже при такой рождаемости мы в перспективе обрекаем себя на старость, по сравнению с которой полунищенское существование сегодняшних стариков покажется благоденствием. Сейчас же, когда в большинстве семей только один ребенок, закладывается еще более страшная мина под тех, кто сегодня молод.

А службы «планирования семьи» в стране с такой катастрофической демографической ситуацией навязчиво пропагандируют «ответственное родительство», «рождение только здорового и желанного», подсовывают женщинам контрацептивы, хотя они даже в официальных документах ООН признаны «важным содействующим фактором» снижения рождаемости.

Значит, в том самом недалеком будущем, когда детей станет еще меньше, Россия превратится в страну стариков. Немощных, потому что условия современной жизни не способствуют укреплению здоровья, и, следовательно, рано утративших трудоспособность и нуждающихся в материальной поддержке со стороны государства. Но государство, в котором так мало работников, ничем им помочь не сможет, ведь пенсионный фонд складывается из налогов, которые платят молодые и трудоспособные.

И вот очень кстати подоспеет закон об эвтаназии, то есть о предоставлении врачам законного права умерщвлять людей. Конечно, не всех подряд, а тех, кто этого захочет. Но вы же понимаете, что условия, когда старику захочется уйти из жизни, будут созданы. А обществу внушат, что помочь немощному, больному и одинокому старику отправиться на тот свет очень даже гуманно. Ведь его же не по голове кувалдой будут бить, не душить подушкой! Усыпляющая инъекция, причем, заметьте, бесплатно! Бесплатная медицинская услуга. Лекарства, поликлиника и больницы будут платными, а убийство – бесплатным.

И мы не сгущаем краски. В Голландии, например, эвтаназия уже разрешена. Правда, уровень жизни там достаточно высокий, поэтому пока речь идет о единичных случаях. Все чаще и чаще разговор об эвтаназии всплывает и у нас. Разумеется, в форме дискуссии: кто-то «за», кто-то «против», у нас теперь плюрализм. Некоторые наши правозащитники и либералы любят поднять вопрос о праве безболезненно и свободно уйти из жизни. Помнится, мы когда-то, несколько лет назад, по наивности своей недоумевали: почему Екатерина Лахова, давая интервью «Независимой газете» по вопросам феминизма, вдруг, ни к селу, ни к городу, изрекла, что надо научить людей достойно умирать. Тогда еще нам было не понятно, что все это – целостный план: и убийство «нежеланных» младенцев, и умерщвление «бесхозных» стариков.

Может, кто-то из молодых (надеемся, их будет немного) скажет: «А мы-то тут при чем? Нам через 15–20 лет будет только сорок, максимум пятьдесят». Подобные рассуждения не только отталкивающе эгоистичны, но и нерасчетливы. Как бы государство ни устранялось от обеспечения стариков, совсем не платить пенсии оно не сможет: надо же хоть какой-то декор соблюдать перед «мировым сообществом». И сколь бы убоги ни были стариковские пенсии, все равно на работающих людей упадет большая экономическая нагрузка.

В чем это будет выражаться? Ну, во-первых, в повышении налогов. А во-вторых, нынешнюю молодежь в перспективе ждет повышение пенсионного возраста. То, что сейчас женщины уходят на пенсию в 55 лет, а мужчины – в 60, это из серии пережитков социализма. На куда более благополучном в экономическом отношении Западе (например, в США) пенсионный возраст, между прочим, составляет для женщин 60, для мужчин – 65 лет. Но и там уже ведутся разговоры о необходимости его увеличения.

«Что касается развитых стран, – говорится в программных документах последней сессии Генеральной Ассамблеи ООН по проблемам народонаселения, – то с учетом распространения таких показателей фертильности, которые не обеспечивают воспроизводства населения, и сокращения численности работоспособного населения в будущем возникает вопрос об оправданности мер, которые поощряют досрочный выход на пенсию. В этих условиях было бы более уместно повысить возраст для обязательного выхода на пенсию и устранить стимулы для досрочного выхода на пенсию. Недавно правительства ряда стран предприняли такие меры».

Так что проникнутые духом «здорового эгоизма» молодые люди могут не сомневаться – повышение пенсионного возраста ждет их стопроцентно. И не на пять лет, а гораздо больше – не отставать же нам в этом вопросе от «развитых стран»! Учтите и еще одно обстоятельство. Средняя продолжительность жизни, даже по самым оптимистическим прогнозам, через 15 лет составит для мужчин 64,8 года, поэтому умирать придется прямо на рабочем месте, не успев насладиться «заслуженным отдыхом».

Это что касается экономики. Но есть и другой аспект, о котором как-то не принято говорить. Статья демографа А. Синельникова «Кому нужен рост населения – стране или людям?», опубликованная в журнале «Материнство», представляет собой редкое исключение. «Родителям единственного ребенка, конечно, жить легче, – пишет Синельников, – но они не знают, как много у них шансов стать бездетными в старости. По нашим расчетам, основанным на данных Госкомстата за 1995 год, вероятность того, что мать переживет сына, равна 32 процентам! И у матери двух сыновей риск потерять обоих не так уж мал – 10 процентов. Только родители троих и более детей имеют достаточно надежную гарантию от потери их всех (выделено нами. – Авт.)».

Мы могли бы проиллюстрировать утверждения демографа целой кучей цифр, взятых из разных весьма авторитетных источников. Привести ужасающую статистику гибели людей в автокатастрофах, смерти от наркомании и некачественного спиртного, от рук преступников, от самоубийств (среди которых теперь много не только юношеских, но и детских), от, казалось бы, давно побежденных, но внезапно вернувшихся заболеваний и от новых загадочных инфекций. Могли бы выстроить длинный цифровой ряд, но, похоже, большинство людей уже настолько очумело от этой зловещей арифметики, что она не просачивается через защитные барьеры сознания. Лучше мы попробуем объяснить «своими словами».

Потеря ребенка – всегда трагедия. Но сегодня, как правило, эта трагедия особенно безысходна. Дело в том, что чаще всего погибают не маленькие дети, а подростки и молодежь. Это самое опасное время, когда они выходят из-под родительской опеки, а инстинкт самосохранения у них в силу юного возраста притуплен. Молодость представляется им чем-то вроде охранной грамоты: случится что-то может с кем угодно, но только не со мной!

Матерям же к моменту трагедии в лучшем случае бывает лет 38–40, а чаще – 45–50. И о другом ребенке речь уже не идет. Оглянитесь вокруг, вспомните родственников, друзей, знакомых, соседей – и вы ужаснетесь, поняв, как типично то, о чем мы сейчас говорим. Нам, например, потребовалась буквально пара минут, чтобы вспомнить двадцатилетнего соседа, разбившегося насмерть, когда он катался на скейтборде по специально оборудованной трассе. И утонувшего двадцатидвухлетнего сына немолодых родителей. И восемнадцатилетнюю девочку, покончившую с собой, и девятнадцатилетнего родственника, который упал с велосипеда и ударился виском о камень. И парня, разбившегося на машине вместе с подругой и приятелем. И пятнадцатилетнего подростка, убитого около стройки так и не пойманными бандитами. Вспомнили еще одного двадцатилетнего: он был наркоманом, и мать, выйдя утром гулять с собакой, нашла его мертвым в родном подъезде.

А недавно у нашей знакомой умер, сгорел в один день от непонятной болезни, маленький сын. Ей около тридцати пяти, теоретически она вполне могла бы еще иметь детей, но, когда рожала Сашу и была в полубезумном состоянии от боли, врачи уговорили ее перевязать маточные трубы. На языке охранников репродуктивного здоровья это называется «методика послеродовой стерилизации»…

Сейчас наступило время, когда люди волей-неволей задумываются о будущем: каким ему быть и быть ли вообще. Ну а разговор о будущем невозможен без анализа прошлого. По поводу причин, приведших нас к нынешнему печальному состоянию, сломано и продолжает ломаться множество копий. И у себя на кухне, и в публичных дискуссиях.