Спасительный свет (Темная сторона света) (др. перевод) - Страница 3

Девочка оттолкнула руку Оливии:

– Не называйте меня «дорогая»!

Алек О'Нейл крепче прижал Лейси к себе, и она расплакалась у него на груди. Оливия взглянула на Кевина. Она чувствовала себя беспомощной.

– Я останусь с ними, – сказал Кевин.

Оливия направилась к двери. Обернувшись к ним, она сказала:

– Если у вас возникнут вопросы, звоните мне, пожалуйста.

Алек О'Нейл посмотрел на нее, и Оливия остановилась, заставив себя взглянуть ему в глаза, полные боли. Она ограбила его. И ей необходимо было его вознаградить.

– Она была очень красива, – сказала она. Джонатан и пилот вертолета стояли в коридоре, и ей пришлось пройти мимо них, чтобы попасть в свой кабинет.

– Хорошая работа, – сказал Джонатан, в его тоне звучала издевка.

Не обращая на него внимания, она прошла к себе в кабинет и распахнула окна, чтобы впустить холодный воздух. Снегопад продолжался. Было так тихо, что, затаив дыхание, она услышала, как грохочет океан.

Через какое-то время в комнату заглянул Кевин:

– У тебя все в порядке, Оливия? Она отошла от окна и села за стол:

– Да. Как они? Кевин вошел в кабинет.

– Отец и сын пошли посмотреть на нее, – сказал он, садясь напротив. – Дочь не захотела. Думаю, у них все будет в порядке. Хорошая крепкая семья. Но все же, мать, очевидно, была ее центром, так что трудно сказать, – он покачал головой. – Жизнь не всегда хороша, ведь так?

– Да уж.

– Похоже, на этот раз тебе здорово досталось. Она почувствовала слезу на своей щеке, и Кевин вытащил салфетку из коробки, стоявшей на столе, и протянул ей.

– Крамер – скотина, – сказал он.

– Я в порядке, – она выпрямилась и вытерла нос. – Скажи, тебе приходилось когда-нибудь утешать Джонатана или Майка? Предлагать им салфетки?

Кевин улыбнулся:

– Ты думаешь, что женщины имеют исключительное право на дурное настроение?

Она вспоминала взгляд Алека О'Нейла в тот момент, когда она выходила из приемной. Этот взгляд будет преследовать ее еще очень долго.

– Нет, я так не думаю, – сказала она. – Спасибо, что зашел, Кевин.

Был уже восьмой час. Ее смена давно закончилась. Теперь она могла уйти в любой момент, когда пожелает. Она вернется в свой дом на берегу залива, где ей придется рассказать Полу, что случилось сегодня, и стать свидетельницей мужского горя второй раз за этот вечер. Что такого было в Энни О'Нейл?

Оливия опустила взгляд на свою руку, лежавшую у нее на коленях. Она развернула ее ладонью вверх и подумала, что все еще чувствует тепло сердца Энни.

Пол Маселли выключил фонарики на рождественской елке в семь сорок пять и вернулся за стол с уже остывшей индейкой, сладким картофелем, зеленой фасолью. На подливке образовалась пленка, и он проткнул ее ножом, наблюдая как бледно-коричневая поверхность покрывается серебром. Он зажег свечи, разлил вино. Он пытался, разве нет? Но чертова Оливия… Она постоянно давала ему повод для раздражения. Работа для нее была важнее семейной жизни. Даже на Рождество она не могла уйти вовремя!

Он поднял глаза на темную рождественскую елку. Возможно, в этом году он и не стал бы беспокоиться об этом, но неделю назад Оливия сама купила высокую голубую ель и сама установила ее перед окном, выходящим на залив Роуноук. Она украсила ее игрушками, которые они собрали за девять лет совместной жизни, и развесила крошечные белые фонарики. В прошлом году он разбил хрустальную звезду, которую они всегда надевали на верхушку, и поэтому, – думал он, – было бы правильно, чтобы именно он нашел ей замену. Он точно знал, чего бы ему хотелось – видел несколько недель назад в студии Энни. Его взволновала мысль о том, что есть вполне уважительная причина наведаться туда, уважительная причина увидеть ее и погрузиться в мир цветного стекла и фотографий. Однако, в это утро ее не было в студии, и он постарался скрыть свое разочарование, когда Том Нестор, художник с собранными в хвост волосами, который делил с ней студию, заворачивал для него украшение в тонкую оберточную бумагу.

– Мне неприятно брать у вас деньги, – сказал Том. – Энни, наверное, просто отдала бы вам его.

Пол улыбнулся.

– Энни отдала бы все, если бы могла, – сказал он, и Том улыбнулся ему в ответ, как будто у них был общий секрет, как будто лишь они двое знали, какой была Энни на самом деле.

Он принес украшение домой и надел его на верхушку ели. Это был подсвеченный сзади стилизованный ангел из цветного стекла в овальной рамочке. Серебристо-белое одеяние ангела казалось сделанным из струящегося шелка – это всегда отличало работы Энни. Он никогда не поймет, как ей удавалось создать подобное из стекла.

Когда Оливия увидела ангела в первый раз, она побледнела, а в глазах появилось выражение обреченности.

– Ты не возражаешь? – спросил он ее.

– Конечно нет, – сказала она, пытаясь быть честной. – Он прекрасен.

Он слышал, как машина Оливии въехала в гараж, расположенный прямо под столовой. Пол чувствовал, что его лицо приобрело хмурое выражение, когда мотор заурчал прежде, чем затихнуть, и через минуту Оливия вошла в переднюю, стягивая с шеи серый шарф. Она заглянула в столовую и помотала головой, пытаясь стряхнуть снежинки с гладких каштановых волос.

– Привет, – тихо сказала она, снимая пальто и вешая его в шкаф у входной двери.

Пол сгорбился на стуле, предоставляя ей прочитать все на его мрачном лице. Он не слишком нравился самому себе в данную минуту.

– Почему ты не включишь гирлянду? – спросила Оливия. Она нажала на кнопку выключателя, и ангел Энни ожил. Казалось, его серебристое одеяние кружится в стекле.

Он не ответил. Оливия прошла к столу и села напротив него. Сильви, их серая персидская кошка, мягко запрыгнула ей на колени.

– Извини, что я так опоздала, – сказала Оливия, ее белые руки рассеянно гладили Сильви по спине. – У нас был ужасный случай.

– Все остыло.

Она бросила взгляд на еду и снова посмотрела на него. У нее были красивые глаза. Зеленые, с темными ресницами, они поразительно контрастировали с ее белой кожей.

– Пол, – сказала она, – этот случай… это Энни О'Нейл.

Он выпрямился на стуле.

– Что? – сказал он. – Как?

– Она работала сегодня в женском приюте в Мантео и попала там под пулю.

– С ней все в порядке? Оливия покачала головой:

– Мне очень жаль, Пол. Она умерла.

Он вскочил так быстро, что она подпрыгнула, а серебряные приборы задрожали на столе.

– Это что – глупая шутка? – спросил он, хотя знал, что Оливия не склонна к шуткам – ни к глупым, ни к каким бы то ни было вообще.

– Пуля прошла прямо через сердце. Светящийся ангел над головой Оливии дразнил его с высоты.

– Пожалуйста, скажи, что ты обманываешь меня! Пожалуйста, Оливия!

– Мне очень жаль.

Она была так спокойна. Так холодна. Он просто ненавидел ее.

– Прости меня, – сказал он.

Он повернулся и направился к лестнице, Оливия за ним. Он достал чемодан из шкафа и понес его в спальню. Там он бросил его на кровать. Оливия стояла в дверях, а он доставал из шкафа аккуратно отглаженную одежду и кидал ее в чемодан, не снимая с вешалок.

– Что ты делаешь? – спросила Оливия.

– Я должен уйти отсюда.

Ее голос, ее присутствие заставляли его задыхаться. Она никогда не поймет.

– Пол, – она шагнула к нему, а затем, словно одумавшись, отступила назад, ухватившись за дверной косяк. – Это глупо, Пол. Ты ее почти не знал. Это было простое увлечение. Это твои собственные слова, помнишь? Ты сказал, что это было только с твоей стороны, что она счастлива в браке. Я сегодня видела ее мужа. Мне пришлось сообщить ему…

Пол повернулся к ней.

– Замолчи, – сказал он.

Она отступила в коридор, и он знал, что испугал ее. Он пугал сам себя. Это был новый и чужой Пол Маселли, а не тот человек, которым он был последние тридцать девять лет.

Оливия сжимала руки, крутя правой рукой бриллиантовое обручальное кольцо на левой. Она снова начала говорить, на этот раз почти шепотом: