Спасение Келли и Кайдена (ЛП) - Страница 2

Упираясь руками в кровать, пытаюсь сесть, но мое тело тяжелое, и конечности ослабели.

— Как долго я был в отключке?

— Несколько дней. Врачи говорят это нормально. — Она начинает подтыкать одеяло вокруг меня, как будто бы я внезапно стал ее ребенком. — О чем они волновались больше, так это то, почему ты режешь себя.

Я мог бы прокричать всему миру, что это не только моих рук дело. Что мой отец так же виноват, что он и я – вдвоем травмируем меня. Но, когда я осматриваю комнату, понимаю, что здесь нет ни одного, кого заботило бы это. Я одинок. И режу сам себя. Тогда, на одну долю секунды, я понадеялся, что это мог бы быть мой конец. Вся эта боль, ненависть, чувство ничтожности, наконец, после девятнадцати лет, закончатся.

Она гладит мою ногу.

— Ладно, я вернусь завтра.

Ничего не отвечаю. Просто отворачиваюсь и закрываю глаза и рот, позволяя себе провалиться в спасительную темноту, из которой я выплыл. Потому что сейчас, это лучше, чем быть в свете.

Келли

Я много времени уделяю ведению дневника. Это своего рода терапия для меня. Сейчас глубокая ночь, но я не сплю, с ужасом ожидая завтрашнего возвращения на кампус без Кайдена. Как можно просто оставить его, сбежать, забыть? Все твердят, что я должна, будто это так просто, как подобрать наряд. Хотя я никогда не умела выбирать себе одежду.

Я в комнате над гаражом, одна, прячусь в тишине, компанию мне составляют лишь ручка и дневник. Вздохнув, смотрю на Луну, моя рука движется по бумаге практически неосознанно.

Как ни пытаюсь, не могу выкинуть ту картину из головы. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу Кайдена, лежащего на полу. Кровь покрывает его тело, пол, трещины в кафельной плитке, а вокруг ножи. Он сломлен, в крови, разбит на мелкие осколки. Возможно, кто-то считает, что ему уже не помочь. Но я не могу так думать.

Когда-то я сама была разбита на осколки, уничтожена чужими руками, но сейчас чувствую, что начинаю вновь обретать целостность. По крайней мере, мне так казалось. Но когда увидела Кайдена на полу, почувствовала, словно часть меня снова раскололась. Еще больше сокрушили слова его матери, когда она сказала, что он сам это сделал. Кайден сам себя порезал, и возможно, делал так годами.

Я этому не верю.

Не могу поверить. Особенно зная его отца.

Просто не могу.

Моя рука останавливается, и я жду продолжения. Но, похоже, я написала все, что нужно. Ложусь на кровать и смотрю на Луну, размышляя – как продолжать жить дальше, если все, что мне дорого – неподвижно.

~ ~ ~

— Сотри эту печальную мину со своего лица, Мисси, — Сет держит меня за руку, когда мы идем по территории кампуса. На улице холодно. Дождь моросит из угрюмых туч, тротуар покрыт мутными лужами. С крыш исторических зданий университета едва ли не реки стекают. Подошвы кроссовок скользят по мокрой траве, мерзкая погода под стать моему настроению. Люди бегут домой или на занятия, и мне хочется закричать: «остановитесь, подождите, пока мир догонит!»

— Я пытаюсь, — отвечаю ему, но хмурое выражение не исчезает. Оно не сходит с моего лица с того момента, как я нашла Кайдена чуть более двух недель назад. Воспоминания о том дне ранят мой разум и сердце, словно осколки стекла. Я знаю, отчасти это моя вина. Я позволила Кайдену узнать о Калебе. Даже толком не попыталась все отрицать, когда он спросил. Какая-то часть меня хотела, чтобы он узнал, и была рада, когда Люк рассказал, что Кайден избил Калеба.

Сет подталкивает меня локтем и крепче сжимает мою руку, потому что я спотыкаюсь, пошатнувшись в сторону.

— Келли, тебе пора прекращать все время беспокоиться, — он помогает мне восстановить равновесие. — Я знаю, это трудно, но постоянная печаль ни к чему хорошему не приведет. Не хочу, чтобы ты опять стала той грустной девочкой, которую я встретил вначале.

Я останавливаюсь прямо посреди лужи. Холодная вода затекает мне в обувь, пропитывает носки.

— Сет, я к этому не вернусь, — высвободив ладонь из его руки, плотнее укутываюсь в куртку. — Я просто не могу перестать думать о нем… как он выглядел. Тот образ застрял у меня в голове.

Мои мысли только об этом. Я не хотела уезжать из Афтона, но мама пригрозила, что не пустит меня домой на Рождественские каникулы, если завалю семестр. Мне некуда будет податься.

— Я скучаю по нему и чувствую себя отвратительно, потому что оставила Кайдена там с его семьей.

— Ничего бы не изменилось, останься ты дома. Они все равно не позволят тебе увидеться с ним, — Сет откидывает со лба золотистые пряди, его медово-карие глаза смотрят на меня сочувственно, капли дождя стекают по его волосам и лицу. — Келли, я знаю, тебе тяжело, особенно после того, как они сказали, что он сам сделал… что он сам это с собой сделал. Но тебе нельзя расклеиваться.

— Я не расклеиваюсь.

Морось неожиданно превращается в ливень, и мы бежим к деревьям, чтобы укрыться, защищая лица ладонями. Я заправляю влажные пряди своих каштановых волос за уши.

— Он не идет у меня из головы, — я вздыхаю, вытирая воду с лица. — И я не верю, что он сам это сделал.

Плечи Сета опускаются, когда он тянет рукава своей черной куртки вниз.

— Келли, мне неприятно так говорить, но… что, если это правда? Знаю, его отец мог быть причастен, но что, если это не он? Что, если доктора правы? То есть, его же не без причины в ту клинку отправили.

Капли дождя бьют в лицо, мои ресницы трепещут под их тяжестью.

— Если Кайден сам себя поранил, от этого ничего не меняется.

У всех есть секреты, как и у меня. С моей стороны было бы лицемерием осуждать Кайдена за самотравмирование.

— К тому же его туда не отправили. Больница просто перевела Кайдена, чтобы он находился под наблюдением во время восстановления. Только и всего. Он не обязан там оставаться.

Сет сострадательно улыбается, но в его взгляде заметна жалость. Он наклоняется и быстро целует меня в щеку.

— Знаю, и именно поэтому ты такая, какая есть, — он отходит назад, разворачивается, предлагая мне свой согнутый локоть. — А теперь пошли, иначе опоздаем на пару.

Вздохнув, я беру его под руку, и мы вновь выходим под дождь, направляясь к учебному корпусу.

— Может, развлечемся, — предлагает Сет, открывая дверь. Он пропускает меня в теплое помещение, отпускает мою руку и стряхивает дождь с куртки, разбрызгивая капли повсюду. — В кино сходим, или еще куда-нибудь, — Сет щелкает пальцами несколько раз. — Не помню, как тот фильм называется, но ты говорила про него до каникул.

Я пожимаю плечами, и отжимаю волосы, заплетенные в хвостик, так, что вода капает с кончиков.

— Я тоже не помню. И мне не хочется идти в кино.

Он хмурится.

— Перестань хандрить.

— Я не хандрю, — отвечаю, прижимая руку к сердцу. — У меня сердце все время болит.

Сет тяжело вздыхает, его плечи приподнимаются и опускаются.

— Келли…

Подняв руку, качаю головой.

— Сет, я знаю, ты всегда пытаешься мне помочь, и люблю тебя за это, но иногда болезненные переживания – часть жизни, особенно если тому, кого ты лю…. кто тебе не безразличен, тоже больно.

Он приподнимает брови, потому что я едва не сболтнула лишнего.

— Ладно, в таком случае, пошли на пару.

Кивнув, иду следом за ним через холл. Моя одежда промокла из-за дождя, обувь тоже. Несмотря на холод и липнущую к коже ткань, это напоминает мне о прекрасном моменте, полном волшебных поцелуев. Я должна держаться за эти воспоминания.

Потому что сейчас у меня нет ничего, кроме них.

~ ~ ~

Время тянется бесконечно долго. Занятия подходят к концу, приближаются зимние каникулы. Я пялюсь в учебник английского языка уже так долго, что создается ощущение, будто у меня глаза кровоточат, и все слова выглядят одинаково. Потираю глаза пальцами, притворяясь, что в комнате не воняет травкой, что моя соседка Вайолет не спит беспробудно на своей кровати напротив. Она в таком состоянии уже десять часов. Я бы испугалась, что она умерла, если бы не ее бессвязное бормотание во сне.