Спасенье погибших - Страница 31

Да я и сам понимаю, что заносит меня, заносит, а как не заносить, мы ведь как трава росли, думали, что от любви дети рождаются — частушки пели: «Вся любовь один обман, окромя ребенка», — а оказывается, что теперь любовь — нечто другое, она нечто, утепляющее конвейер будней. Тогда любовь ли это? Ведь будни может утеплить и продовольственное изобилие.

Товарищи, тут уже пятая записка подряд, требуют зачитать слова экстрасенса, оказывается, он сам ушел на диалог с биополем планеты, а еще через час диалог с сигналами сверхвеликих космических сил. Я думаю, надо зачитать, а то скажут, что зажимаем голос рядовых слушателей. Читаю: «Тоска по наставлениям из космоса характеризует нынешнее человечество. Вера в неопознанные летающие и не летающие объекты объективна. Но наш мозг заэкранен стихией низшего порядка, и лишь редким удается слышать сверхвеликие голоса. Я тот человек, который получил ключ от фраз, которые слышат все, но не понимают. Высшие силы говорят о связи биополя планеты и биополя человека. Я введен в русло анонимных событий мировой политики и подключен к тревоге за судьбу человечества. Все существа на земле делятся на лаберных и безалаберных. Я скрываюсь от окружения министров, но мое местонахождение никогда не было тайной для высших сил духа. Каждую ночь я получаю инструкции о том, что произойдет за столом переговоров. Сверхвеликий, входя в мое конкретное биополе, вносит в него биоэнергию, которая не исчезает, пополняя собой мировую душу. А она едина, в ней мужское и женское начала. В янь — инь, говорят на Востоке, а в инь — янь. Самое крайнее зло способно на метаморфозу, если его подключить штепселем к розетке мирового духа. Сегодня важно обесточить насилие над естеством, а руководителям окружить себя талантливыми людьми, исключающими групповое зло. Настроение высших сил духа близко к тому настроению, которое вылилось некогда в форму всемирного потопа. Путь от предвидения ведет к событиям. Вселенная наполнена пульсацией. Путь к новой эре открыт. В новую эру войдут лаберные, а безалаберные пойдут в каторгу переживаний до тех пор, пока не смогут подтянуть свое биополе к космическому, вспомним Вернадского. Экстрасенс способен улавливать частоту, близкую к нулю, посылая взамен информацию в высшие духовные инстанции. Я несу в себе глубоко пророческий характер, в котором пунктуально расписана своевременность будущих, не завуалированных в тени кабинетов событий. Логика и интуиция во мне слиты в едином биополе. Высшие силы рекомендуют многообразие качества».

Надо будет потом перечитать. Ну, товарищи, мой отчет, конечно, по сравнению с высшими силами заземлен. Я только про небеса знаю, рассказ деда, как строили Вавилонскую башню. С энтузиазмом, но воровали много, башня и рухнула… Так. Я на чем остановился, на импотенции? Да? Правильно, ребята, это дело хорошее, на овощах проживем, это ведь кто требует мяса да масла, это ведь все поклонники тела, рабы плоти, покончить с ней — и никаких проблем продовольствия. Смеются надо мной? А кто? Девицы, которые не успели меня с ума свести, смейтесь, закон смеху не помеха, а где закон, там преступление, вот досмеетесь до конца света, будет вам. А не любят меня, так кто и когда любил обличающих? Смеетесь, считаете себя хорошими, а как же считать себя хорошими, если считаешь кого-то плохим?

Итак, продолжаю. Всюду бывал я, нигде счастья не видел. Все в орденах, званиях и степенях люди во злобе пребывали, ибо еще много степеней, чинов и наград оставалось неполученными. И сытых видел, но злобных, ибо не принимала более утроба, а кушанья стояли перед ними. И забывали они, во что превращаются эти кушанья, будучи съеденными. Видел живущих в хоромах и опять же злобствующих, ибо зависть полнила их скудельный ум — соседние хоромы были пошире и повыше. Был и в ученых спорах, где многие упрекали меня в бесхарактерности и гнали в монастырь, ибо много мятежа вношу в умы, но толку мало. Надо жить в мире, отвечал я, ибо несчастья от суеты и многих желаний, от этого тупик и заблуждение. Счастливы те, кто богатеет сердцем. Власть, отвечают они, умерит желания и аппетиты. Да, но кто власть? И разве власть не напоминает шагание по ступеням, и разве она не прощается с каждой ступенью, разве не перешагивает через нее, на нее наступая? И знал я такие места, где доярок и милиционеров равное количество. И надои там падали и преступность росла. Не закон нужен, а совесть. Без справедливости нет и милости. Где совесть, там нет преступлений. Но кричали они на меня и изгоняли, тыча пальцем, записывая в ненормальные, а это путь легкий и испытанный, тут, дорогие читатели, вся мировая литература на этом, наш Грибоедов с его горем от ума, их Беранже со строками: «Чуть из ряда выходят умы: «Смерть безумцам!» — мы яростно воем» — и так далее. Изгнали они меня и вахтеру велели больше не пускать, а куда бедному крестьянину податься, как народ спасти, в каких пределах счастье искать? И опять я ходил, пять пар железных сапог истоптал, три чугунных каравая изгрыз. И попал в места, где сказка сделалась былью, где лешие бродят средь людей, где никто не удивлялся, что одна баба-яга летает маршрутами «Интуриста» на самолетах «Аэрофлота», а другая баба-яга говорила мне: «На метле-то оно, батюшка, сподручнее, с таможней не связываться». Там опять же ученые диспуты, ох любят у нас поговорить, и на одном молодой физик твердого тела и жидкого ядра доказал, что ракета с человеком внутри есть не что иное, как модификация летающей русской печи с Емелей. В ракете топливо, в печке дрова, а скорость примерно та же.

Но поник я гордой головой, и вот отчего. Извечна, оказывается, борьба добра со злом, но никто не говорит, что он работает на зло, все улыбаются, руку жмут, уверяют: «Мы за мир», а несчастья плодятся. Но должно быть всесветное сияние, ведь было же со мной такое, что не видел я ночи. Должны же мы прийти к престолу, и должен же последним прийти туда сатана, ведя себя на поводке раскаяния. О, какими мы обольемся горячими слезами и поплывем в этом потоке сквозь белый туман, камни всплывут со дна, пена утонет, тени грешников будут прощены и воплотятся и протянут нам руки с берегов.

Так я думал, сидя на скамье в городском скверике, и подбежали ко мне дети и закричали: «Дяденька, сделай фиг, ведьма идет!» Я засмеялся радости, что дети берут меня в свои игры, но из-за поворота действительно вышла ведьма.

И устал я и ушел от всех. Но от себя не уйдешь, кричало мне сознание, не уйдешь, мы все носим своего дьявола с собой. Неправда, думал я, я знаю средство отбросить его и вот — сел среди пустыни. И не было камня передо мной, не было дорог, не было сторон света. Только пыль да полынь, только слабый ветер да невиданные сочетания новых созвездий. Север, север мой, говорил я в тоске, где ты, где ты, Большая Медведица? Ангел-хранитель мой, я всех бросил, не оставляй меня. «Ты преступник, — отвечал мне ангел, — ты стал дорог кому-то, кого-то влюбил в себя, ты худший из людей, ты от гордыни ушел сюда, а не от смирения». Но как же не уйти, шептал я, ведь люди злы, они увеличивают пустыни, плюют на землю, отравляют воду и воздух, они разлагают естественную природу нефти и угля, они вырывают спрятанную в глубины радиоактивную руду и убивают ею себя. Они не живут, они выживают, они — самоубийцы, помнить о самоубийцах, поминать их — грех! Разве не так? И я все равно бы ушел, у меня слабое сердце, а у них железные сердца и стальные нервы, разве мне убедить их? Да, обо мне плачет женщина, но когда б я был с ней, она плакала б еще больше.

И отошел ангел от меня, и не было там воды и пищи, и я упал духом и восскорбел, ибо не выдержал искушения голодом, проклятое тело не собиралось умирать и казнило меня. Но куда было ползти за спасением? На седьмые сутки меня окружили миражи, но им не надо верить и снам не надо верить, только бред реален да еще схождение с ума.

Я и думал, что сошел с ума, когда увидел огромную фигуру женщины. Она была в белых, светящихся по подолу одеждах, высока ростом и шла босиком. За нею по песку, по колючкам ползли уроды, старые и молодые, особенно много детей. Губы их были в гное и коростах, один из них, уцепившись за меня, встал и велел кому-то принести воды. Принесли воду в разбитом, протекающем черепке. Из него все пили по очереди. Я напился и очнулся и думал, что все исчезнет. Но женщина села рядом со мной. «Это дети мои, — сказала она, — это я родила их уродами. Я росла около озера, купалась в нем и верила его водам. Но вода была отравлена, я узнала об этом, когда полоскала рубашку. Был вечер, моя рубашка осветилась от фосфора и ртути, которые были в озере. Я стала заразной и больной. Потом я забеременела и почувствовала себя здоровой. Это ребенок мой взял на себя мои болезни и родился калекой. Не мог ходить. Он еще во чреве, очистив мою кровь от отравы, был обречен. Вот он, уже взрослый, остальные тоже мои. Я — мать калек и уродов нашего времени. Ночами я хожу по водам и очищаю их. Все тяжелее мое платье, все труднее ходить, и все ближе меня настигает Смерть. Она тоже женщина, только в черном, и она идет по пятам. В моем платье что-то свадебное, не правда ли? Будь Смерть мужчиной, не было б ей лучшей невесты, но она — женщина и она ненавидит меня. Она идет убивая, я — воскрешая. Она давно б настигла меня, но когда она приближается и разводит костяные руки, кто-то из моих детей бросается ей под ноги. И тогда раздается на земле взрыв, обвал, землетрясение, тогда снег падает среди лета и покрывает сады. Тогда тайфун зарождается и несется к побережью. Это людям дается знак, что мои дети гибнут из-за них. Но люди думают, что это стихийные бедствия». «Можно, я пойду с вами?» — попросил я.