Спарринг со смертью - Страница 9

— Я как раз хотел поговорить с тобой… — с усилием произнес Федор. — Нам надо оформить наши отношения официально… заключить брак… в общем, довести это дело до ума!

Лена попробовала пошевелить пальцами, и ей это удалось. Федор не заметил этого движения, но она-то чувствовала!

В ее больших, широко раскрытых глазах светилось счастье.

— Федя, я не хочу, чтобы это была жертва с твоей стороны… я хочу, чтобы ты еще раз все обдумал… первое время тебе придется много заботиться обо мне… не спеши, подумай! — А глаза ее молили: «Не думай ни о чем, не обращай внимания на мои слова, просто скажи, что ты любишь меня и что ты хочешь жениться на мне!»

— Леночка, я люблю тебя… и хочу жениться на тебе… — Пронин сжал ее руку и снова наклонился к ней. — Мы проведем церемонию здесь, в больнице… я не хочу больше ждать! Ты не против?

— Федя… — лицо Лены осветила улыбка, — я очень этого хочу.

— Ты этого хочешь. И я этого хочу. Значит, так и будет. — Федор улыбнулся. — Подожди меня… немного. — Он вышел и вернулся через минуту с букетом алых гвоздик и тортом. Из пакета он достал бутылку шампанского.

— Я не могу есть… — Лена засмущалась. — Я не могу приподняться…

— Я покормлю тебя. Я с удовольствием покормлю тебя с ложечки. Пока выпей шампанского. — Федя приподнял голову Лены и влил ей в рот глоток шампанского. Потом он начал раскладывать гвоздики на подушке. — Не так я представлял себе нашу свадьбу… Но все равно ты выглядишь прекрасно, моя Леночка!

— Сейчас вас проверят на приборах… К телу подключат датчики, они будут снимать показания… расслабьтесь, будьте спокойны… Чем расслабленней вы будете, тем точнее будут замеры. Понятно? — Доктор Сизин одобрительно улыбнулся Лене.

Лена закрыла глаза и полностью отдалась во власть эскулапов.

На обследования ушло около получаса. Когда датчики были сняты с нее, Лена открыла глаза и посмотрела на Сизина.

— Все в порядке, — не слишком охотно пробурчал он. — Процесс развивается нормально, ваше восстановление прогрессирует.

«Ничего не восстановилось и не улучшилось. Ты безнадежна… Когда только ты сама осознаешь это?!» — прочитала Лена в его темных, как сочинские ночи, глазах.

Ее привезли в палату и оставили одну. Лежа в четырех обшарпанных стенах, она думала о своей жизни.

Всего месяц назад она была полна сил и энергии, она любила и была любимой. Она представляла, как Федор будет приходить с работы усталый, как она будет заботиться и ухаживать за ним. Она мечтала о теплом и уютном доме. И счастье казалось таким возможным, таким близким… И вот все рухнуло… Теперь она обуза для любимого человека. Господи! Она не может обречь Федора на такую муку. Нет! Она должна, она обязана отказать ему.

Вечер наступил незаметно. С темнотой ее все больше охватывало отчаяние — никому до нее нет дела.

Дверь отворилась, и молоденький санитар с невыразительным лицом серой мышкой проскользнул в палату.

— Ну, Басова, давай займемся твоим туалетом, — произнес он голосом, удивительно подходящим к его внешности.

Лене отчего-то стало жаль его: вот ведь работа, выносить горшки за такими, как она. «У него, наверное, и девушка есть…» — почему-то подумала она.

— Ты слышишь? — Он приблизился. — Или ты спишь?

В его голосе ей послышалось напряжение.

— Сколько тебе лет? — спросила она только для того, чтобы не молчать.

— Я уже совершеннолетний, — хмыкнул он, приближаясь, — и ты будешь у меня не первой…

«Господи, что он несет», — ужаснулась Лена.

— Ты что? Шутишь? — ей казалось, что это дурной сон. — Я закричу…

— Давай, кричи. Только это самая крайняя палата. Вряд ли тебя услышат.

Он присел на край кровати и провел рукой по ее лицу. Рука была липкой и противной. Лена задохнулась от отвращения.

— Ничего, ничего, — шептал он, сдергивая с нее одеяло и тиская ее груди. — Я буду очень аккуратен, тебе понравится, будешь еще просить меня об этом…

Она почувствовала его слюнявые губы на своих губах.

— Мерзавец, — прошептала она, не в силах ни закричать, ни пошевелиться.

Слезы хлынули у нее из глаз, ей казалось, что она сейчас потеряет сознание.

Санитар, потея и сопя, взобрался на нее, сделал несколько фрикций и с облегчением отвалился в сторону.

— Ну вот, ты молодец, — одобрительно сказал он, убирая в брюки предмет своей мужской гордости. — Будешь себя хорошо вести, я приду к тебе еще раз… Тебе ведь понравилось?

— Дай мне судно, мальчик, — с ненавистью произнесла она и с удовольствием заметила, как скривилась его физиономия.

Она смотрела на него не мигая, пока не почувствовала, что судно полно.

— Теперь можешь забирать! — Она отвернулась к стене.

Басова лежала в темной палате и потерянно смотрела в потолок. Она не видела, что творилось и происходило вокруг нее, она вообще ничего не видела — она была сосредоточена на своей боли и своих переживаниях. Весь мир оказался сужен для нее до размеров собственного тела — несчастного, искалеченного, жалкого.

Перспективы выздороветь у нее были ничтожными. Она поняла это из нескольких фраз, оброненных доктором Сизиным. Сизин не рассчитывал, что она их расслышит, и говорил откровенно — совсем не так, как разговаривал с ней. Все, что ее ожидало, — это жизнь в инвалидной коляске. Но был один крохотный шанс, один. Она могла улучшить свое состояние, только если изо дня в день станет через боль и страдания выполнять физические упражнения.

Сегодня Сизин зашел к ней и напрямую заявил:

— Ты сможешь снова двигаться, если проявишь столько силы воли, сколько вкладывает спортсмен для того, чтобы выиграть олимпийское «золото».

Лена никогда не занималась спортом — она и так росла здоровым ребенком. Природа наградила ее спортивной фигурой, и ей не нужны были никакие дополнительные усилия, чтобы выглядеть привлекательной. И вот теперь ей необходимы физические нагрузки, дисциплина, диета. Справится ли она? Выдержит ли?

— Сколько потребуется времени? — спросила она.

— За чудо надо платить. Вам понадобится от одного года до пяти, а может, и больше. Вам тридцать четыре года. Шансы есть.

— Стану ходить к сорока, — прошептала Лена.

— Все зависит от вашего упорства. Может, и в полгода уложитесь, но не надо настраивать себя на легкий путь. Через несколько дней вас выпишут, вот тогда и начнется борьба за существование.

— Кому-нибудь это удавалось?

— Я бы не стал вам врать. Таких людей не так уж и мало. О Валентине Дикуле слышали когда-нибудь?

— Он самый известный силовой жонглер в мире.

Лена любила цирк и знала о судьбе воздушного гимнаста, который после травмы позвоночника нашел в себе силы встать на ноги и, более того, стать человеком, чью мощь сравнивают с мощью былинных богатырей.

— Верно. Так вот он смог. Сможете ли вы, я не знаю. — Сизин положил на тумбочку несколько потрепанных журналов. — Левая рука у вас неплохо двигается, сможете сами листать?

— Смогу. А что это?

— Статьи о тех, кто смог преодолеть недуг и боль.

— Спасибо. Я обязательно прочту.

— Позже, если захотите, я расскажу вам о нескольких упражнениях.

— Спасибо, спасибо, — повторяла она.

Доктор ушел, посеяв надежду на выздоровление.

Лена прочла все. Пока она читала, сомнения в возможности вернуться к нормальной жизни не раз посещали ее. Но тем не менее она попросила доктора показать упражнения и пообещала после выписки приступить к тренировкам.

Люди, перенесшие такие же травмы, приспосабливались к своему полунормальному состоянию. Они даже умели находить какие-то радости в нем, не теряли оптимизма, продолжали жить. Но им это удавалось потому, что рядом с ними находились близкие, которые их любили и понимали.

Ничего этого у Лены не было. С того дня, когда Федор пришел к ней, усыпал цветами и пообещал жениться прямо в больнице, она его больше не видела. Попытки связаться с ним оказались тщетными. Все было ясно. Он взвесил ситуацию и принял решение, которое, наверное, приняло бы на его месте большинство мужчин. Единственно, что радовало, так это то, что ребенок остался в живых. Лена смогла-таки в последний момент остановить машину. Ценой своего здоровья, своего счастья, но смогла. «Я потеряла все, я потеряла Федора. Зачем мне жить? — Лена заплакала, уставившись в потолок. — Завтра выписка, а дальше — полная неизвестность. Смогу ли я?..»