Спарринг со смертью - Страница 14
Быков пораньше поехал домой, поймав на трассе «жигуленок».
Дома он застал Веру в слезах.
— Что случилось? — встревоженно спросил Виктор с порога.
— Звонили твои кредиторы и сказали, чтобы я нашла десять тысяч до завтрашнего вечера, иначе они тебя убьют.
— Я все знаю. Не волнуйся. У меня отложено на черный день именно столько, сколько надо. В конце концов, мы не заплатим ничего лишнего.
Лицо ее стало серьезным:
— Но почему я ничего не знала об этих деньгах?
Быков поцеловал жену.
— Разве тебе не приятно осознавать, что твой суженый готов к любым неожиданностям?
— Наверное, ты лучше разбираешься во всех этих делах, — согласилась она. — Они больше не будут звонить?
— Нет. Я действительно должен и расплачусь.
Быков дождался, когда толстячок закончит упражнения, и подошел к нему с конвертом.
— Здесь не все.
— Мне сказали, что я должен десять тысяч.
— Это проценты, теперь надо отдать долг.
Быкову стало ясно, что по-хорошему не получится.
— Сколько?
— Еще столько же. — Толстячок повернулся и пошел к станку, имитирующему приседания с весом, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Возвращаясь домой, Виктор молил Господа о том, чтобы все были живы и здоровы.
Он уже всерьез стал думать о продаже зала, но вспомнил о Кузине, обосновавшемся в Сочи.
Входя в квартиру, он услышал телефонный звонок:
— Привет, тренер. — Так его приветствовал только Петров. — Ты что же, считать разучился? Десять тысяч с тебя, еще десять с жены и детей.
— Деньги будут.
Услышав ответ мужа, Вера заплакала.
— Завтра вечером я заберу деньги. Мой хозяин несет убытки, надо подпитывать систему, извини.
«Даже „извини“… Почти по-человечески», — подумал Виктор, вешая трубку.
— Сколько им еще нужно? — Глаза жены были полны слез и страха.
— Еще столько же, — признался он, но тут же попытался успокоить ее: — Не волнуйся, я позвоню Кузину, он поможет.
Быков порылся в записной книжке.
— Здорово, Витька. Как жизнь?
— Привет, Игорек. Хреново.
— Что так?
— Подожгли меня зимой. Отремонтировался. Но пришлось залезть в долги.
— Деньги, я так понимаю, ты не в банке брал?
— Нет, у братвы.
— Ну, знаешь…
— Они тренировались в этом зале. Я думал, что ссуда будет беспроцентной.
— Сколько?
— Десять тысяч.
— Не волнуйся, это не проблема. Куда тебе скинуть?
— На счет клуба. — Быков назвал банк и номер счета.
— Послезавтра придут.
— Спасибо, Игорь.
— Нет проблем. Приезжай с женой летом. Отдохнете, в море покупаетесь.
— Приглашение заманчивое, но не обещаю. С этой школой столько забот…
— Ладно, Виктор Михайлович, ориентируйся по обстановке. Не забывай, звони.
Тбилиси
— Ты что здесь делаешь? — Марико подозрительно смотрела на нее.
— Убираю. — Нина вздрогнула, она не слышала, как вошла тетя.
— Зачем?
— Дядя Лео… приказал, — еле слышно произнесла девочка.
— Ну ладно, продолжай… потом подмети в прихожей — там очень грязно. — Тряся тройным подбородком, тетя удалилась на кухню.
Нина не слишком разбиралась в женской красоте, но она видела, насколько непривлекательна ее тетя. Неудивительно, что у дяди Лео были еще две любовницы — соседка и директриса небольшого магазинчика через дорогу. И вот еще и она…
Наводя порядок в прихожей, Нина прислушивалась, как затихли звуки в квартире. Из спальни доносилось бурчание тети — она что-то сердито выговаривала дяде Лео, он не отвечал. Нина слышала, как скрипнула кровать под тяжестью тела, и все стихло.
Она остановилась перед зеркалом с тряпкой в руке. На нее смотрела бледная, тоненькая девочка.
«В этом доме мне никогда не будет хорошо», — подумала Нина, с трудом сдерживая рыдания.
Тряпка выпала из рук. Ей представилось, как дядя в очередной раз властно призывает ее, раскладывает ее, как механическую игрушку, и занимается с ней своей противной, изнурительной любовью. Она зябко поежилась.
«Я не могу здесь больше находиться, — пронеслось в ее голове. — Надо бежать… в любом другом месте мне все равно не будет хуже… Хуже, чем здесь, просто не может быть…» Она вновь посмотрела на свое отражение, и ее губы сомкнулись плотно и решительно. Да, убежать от дяди, от его липких рук… никогда больше их не видеть, попытаться забыть этот кошмар. Уйти и забыть.
— Убираешься? Еще не кончила? — Лео стоял и сонно хлопал глазами. — Какая же ты ленивая… ты все делаешь медленно! — Его глаза постепенно прояснились, он придвинулся к Нине и шлепнул ее ниже спины: — Вот тебе, маленькая негодница! — Он полагал, что шлепок приведет ее в хорошее настроение.
— Почему у вас нет детей, дядя Лео? — спросила Нина. Ей было трудно сдержать свою ненависть.
Лео побагровел.
— Какое твое дело, дура?! Иди, почисти туалет! Иди, иди… Тебя тут кормят, одевают, обувают… приходится отрывать от себя, чтобы тебя согреть и сделать так, чтобы ты ни в чем не нуждалась… Ты живешь, как в раю, и знаешь, что без нас ты бы пропала… сдохла бы на улице, в какой-нибудь грязной канаве, как тысячи беженцев… Мы тебя приласкали, отнеслись к тебе, как к собственной дочери, может быть, даже лучше… А ты, похоже, этого не ценишь. Иди и чисти туалет… Нечего на меня глазеть! А я пойду проверю, как ты это будешь делать…
Через некоторое время дядя Лео появился в ванной комнате. Он смотрел в зеркало на отражение Нины, безропотно сновавшей с тряпками и шваброй. Вот она наклонилась, и платье туго обтянуло ее. Лео облизнул губы. Сонливость пропала. Он подскочил к девочке и спустил трусы.
— Бери в рот! — приказал он, похотливо ухмыляясь.
…Нина чувствовала, как в ней подымается волна ненависти.
«Хватит! — Ярость захлестнула ее. — Пора кончать с этим… Любой ценой!»
Ее зубы сами сжались. Лео завизжал.
Нина отпрянула. Лео корчился от боли. Его лицо было искажено.
— Сука-а-а!!! — хрипел он. — Сука!
Нина схватила флакон одеколона и ударила дядю по голове с такой силой, что сосуд из толстого стекла превратился в мелкое крошево. Лео рухнул на кафельный пол.
Схватив швабру, она молотила по дяде так, как молотят зерно на току, без пауз, без перерыва… Яростно и непримиримо, вымещая всю боль, всю ненависть, все скопившееся в ней отчаяние. Сначала он пытался увертываться, а затем обмяк. Нина отбросила швабру и стала пинать Лео ногами. Ее отчаянная энергия казалась неиссякаемой.
Лео затих. Нина подхватила вантуз, которым чистила раковины. Сейчас она могла отплатить дяде, и Нина резким движением всадила вантуз в зад Лео. Он громко взвыл.
В дверь заколотили.
— Что здесь происходит?! — закричала тетя. — Откройте немедленно!!!
— Спаси меня! — взвизгнул Лео.
Тетя барабанила в дверь кулаками:
— Откройте! Иначе будет хуже!
Нина застыла, не зная, что предпринять.
Стук усилился.
— Открывай, тварь! Я знаю, что вы там! Открывай! — орала тетя.
— Спаси меня! Спаси! — хрипел Лео.
Пнув дядю ногой, Нина откинула щеколду. Дверь распахнулась.
Увидев распростертого на полу Лео, тетя побледнела.
— Что ты натворила, мерзавка?!
Она кинулась на Нину, та увернулась и, подхватив швабру, ударила тетю по голове. Тетя рухнула рядом с мужем.
Девушка выскочила из ванной, захлопнула дверь и просунула швабру сквозь дверную ручку. Ее сердце учащенно билось. Она истерически рассмеялась. Дядя и тетя были заперты в ванной комнате. Если их как-то можно было наказать, то ей это удалось. Она с каким-то болезненным удовольствием прислушалась к воплям, доносившимся из ванной комнаты. Вот вам, получите! И пусть ее горе не стало от этого меньше, но все-таки, все-таки… Она представила, как тетя с мужем, воя, ползают по кафельному полу, и настроение у нее улучшилось.
А вот из квартиры надо было бежать. Куда угодно. И из Тбилиси, видимо, тоже…
Прежде чем уйти, она оглянулась. Прощай, ненавистная квартира. Она почувствовала облегчение. Она свободна.