Созвездие Стрельца - Страница 8

— Меня зовут Даша Нечаева. Я работаю на Арсенале, знаете? Строгальщицей. Но это не важно. А дело вот в чем. — Иван Николаевич просил меня поговорить кое с кем насчет вашей работы. Вы прежде работали кассиром? Так вот, в центральной сберкассе место кассира есть. Они согласны принять вас на это место. Конечно, работать кассиром в сберкассе — это совсем не то, что на катке, но мы договорились так: они зачислят вас в штат и сразу же предоставят отпуск на две недели, чтобы вы могли посещать курсы работников сберкасс, а то нельзя же без всякой подготовки идти туда — там всякие особенные условия, определенная система, которую надо знать, сберкасса же! Ну как вы к этому отнесетесь?

Вопрос был совершенно лишним. Лунина не знала, верить ли своим ушам, — настолько все это было хорошо. В тот момент, когда ей казалось, что наступает конец и ей придется бороться за каждый кусок хлеба, биться как рыбе об лед, теряя силы я надежды на хотя бы сносное существование, — кто-то где-то устроил всю ее жизнь так, как если бы заботился о своих близких. От волнения, охватившего ее, Лунина не могла вымолвить ни слова. Неверно поняв ее, Даша Нечаева сказала торопливо:

— Да, самое-то главное я и забыла вам сообщить! Квартира ваша в двух шагах от сберкассы. У них лучшие в городе детские ясли! С местами у них, правда, туговато, но мы почти договорились. Все будет хорошо, не волнуйтесь…

Только тут Лунина поняла все по-настоящему. «Ах, господи! А я и не приветила девушку-то никак!» — мелькнула у нее беспокойная мысль. Она кинулась к плите, приложила руку к чайнику, — хорошо, что он еще не остыл. Увидев ее жест, Генка сказал:

— Мам! Я чаю хочу…

Мать махнула на него рукою и сказала депутатке:

— Дашенька, милая! Да как вы обрадовали меня!

— Ну и хорошо! — ответила Даша.

— Попей с нами чайку! — пригласила ее Лунина. — Угощать, по правде, и нечем, да хоть горяченьким побаловаться, на дворе мороз! — Она подбросила в печку дров, из тех, что подсушивались возле печи на завтра, и они затрещали и застреляли маленькими огоньками, сразу занявшись пламенем, и веселые отсветы через решетку дверцы заиграли на полу и на стенах, перемигиваясь и перебегая с места на место.

Даша не стала отказываться, поняв, что ее отказ обидел бы Лунину. Она скинула свое полупальто. Под ним оказалась полотняная рабочая куртка, надетая на синий, в обтяжку, джемпер. Даша поправила волосы, потом, вспомнив что-то, стала шарить в кармане полупальто и вытащила оттуда какой-то измятый сверток.

— У нас сегодня леденцы давали! — сказала она весело. — Угощайтесь! Я ведь одинокая, беречь не для кого.

— Что же это так? — невольно спросила Лунина.

— Папа и братишка на фронте, — ответила просто Даша и после паузы добавила: — Братишка-то еще пишет, а папа без вести пропавший, с первого года, как пошел. — Она неприметно вздохнула и пожала плечами. — Как у всех, тетя Фрося!

Развернув свой сверточек, она высыпала из него в сахарницу, стоявшую на столе, блестящие слипшиеся леденцы. От одного вида их у Генки потекли слюнки — так долго он не видел ничего подобного. Он жадными глазами уставился на леденцы, боясь сморгнуть, и звучно сглотнул слюну.

— Бери, бери! — показала ему Даша на леденцы.

Генку не надо было упрашивать, хотя мать и посмотрела при этих словах Даши на сына очень выразительно. «Бери, да не налетай!» — говорил этот взгляд, и Генка неодобрительно подумал: «А вот и не твои!» — однако выпустил из руки уже зажатый им третий леденец.

…Они долго пили чай, растягивая удовольствие.

Даша с наслаждением, дуя на блюдечко и причмокивая своими красивыми губами, пила чашку за чашкой. Генка уже задремывал на стуле, но не мог оторваться от леденцов. Он то и дело закрывал глаза, не в силах справиться со сном, накатывавшим на него мягкой волною, но тотчас же испуганно раскрывал их пошире, а леденцы по-прежнему тускло блестели из сахарницы. «Унесет с собой!» — с жалостью подумал Генка, но тут же клюнул носом. Зойка уже давно уснула и мирно посапывала мокрым носиком. Даша тоже как-то сникла после третьей чашки, и только теперь Фрося увидела, что девушка сильно утомлена — мелкие морщинки вокруг ее глаз стали резче, глаза утратили свой задорный блеск и движения ее становились все более медленными, она все чаще подпирала голову рукой, оставаясь несколько мгновений в этом положении.

— Ты что это, девонька моя? — обеспокоенно спросила Лунина.

Даша ответила, что она работала в ночной смене, но так как у нее были депутатские поручения, то она решила сначала выполнить их, а потом уже идти спать в общежитие, да так целый день и прокрутилась, не сомкнув глаз.

— А почему же в общежитие-то? — удивилась тетя Фрося.

Борясь со сном, по-детски протирая слипавшиеся глаза, Даша сказала, что после ухода отца и брата на фронт отдала свою квартиру какой-то многодетной семье, а потом, поступив на завод, перешла в общежитие, чтобы не тратить время на дорогу…

— Что же это ты! — укоризненно сказала тетя Фрося. — Мужики-то с фронта вернутся и не похвалят за это! — Тетя Фрося тотчас же прикусила язык, вспомнив то, что сказала Даша раньше о брате и отце, но подумала про себя: «Отдать квартиру не штука, а вот попробуй получи ее!» — и от души посочувствовала Даше заранее.

Но девушка, не обратив внимания на восклицание Фроси, сказала:

— Ну много ли мне надо! Я целый день на производстве, да потом комсомольские, депутатские поручения, домой я только поспать забегаю… Подружки у меня в общежитии хорошие. Дружно живем…

Она стала собираться. Надела свое полупальто, закутала голову в платок. Уже у двери она сладко потянулась всем своим молодым телом так, что у нее что-то где-то хрустнуло. Она рассмеялась.

— Ох, старость не радость! Ну, спасибо, тетя Фрося, за привет, за ласку! Леденцы оставьте ребятам! — поспешно сказала она, увидев, что Лунина потянулась к сахарнице с явным желанием вернуть несъеденные леденцы Даше. — И никаких разговоров. Да, вот что я еще хочу вам посоветовать: не откладывайте дело в долгий ящик, завтра же сходите в горжилотдел и в сберкассу. Если надо чем-нибудь помочь, я буду в исполкоме и жилотделе часов в двенадцать!

И она ушла, улыбнувшись дружески Луниной.

Мать сказала Генке, который уснул возле леденцов:

— Вот так! Слава богу, кажется, теперь у нас все будет хорошо. Только бы не сглазить, упаси бог.

Она легонько сплюнула трижды, чтобы закрепить это заклинание.

Но, как видно, ни один недобрый человек не поглядел на Лунину дурным глазом в эти дни, потому что все шло как по-писаному.

Ордер выписали ей в горжилотделе без всяких проволочек. Правда, пожилая женщина, которая занималась этим, щуря глаза на небогатый наряд тети Фроси, спросила:

— Где вы служите?

— Работала на пивзаводе, — ответила Лунина.

— А теперь?

— Пока нигде не работаю! — с недовольной миной сказала Лунина, которой не понравились и эти вопросы и сама женщина. Она почувствовала, что эта дама не совсем рада тому, что вот она, Лунина, получает хорошую комнату, которую она уже считала своей и, еще ни разу не быв в ней, по рассказу Даши, так ясно представила себе — с большими окнами, чистую, светлую, теплую, обозначающую какой-то сдвиг в судьбе ее семьи.

— До вас в этой квартире один майор жил, — сказала дама, что-то черкая в ордере.

— Ну и что? — с вызовом спросила Лунина.

— Так. Ничего! — равнодушно сказала дама и посмотрела в зеркало. Тем же тоном она заметила: — А рядом с вами учитель живет, депутат наш!

— Ну и что? — уже совсем сердито спросила Лунина опять.

— Да ничего! Просто я говорю вам, кто там жил и кто живет!

Но Луниной опять показалось, что женщине не нравится то, что работница пивзавода будет жить рядом с учителем в комнате, которую прежде занимал майор. «А что мне, в подвале век жить, что ли?!» — сердито подумала она и как-то испугалась: не хотят ли уж у нее отнять эту неожиданно обретенную комнату? Она промолчала, чтобы не портить себе настроение, — не стоило тратить силы на эти пустяки.