Созвездие Стрельца - Страница 132

У народного заседателя учителя Вихрова были вопросы.

— Вы что-нибудь понимаете во всем этом? — спросил его пожилой мастер судоремонтного завода Трофим Григорьевич Лозовой, приглашенный на это заседание так же, как и Вихров. — Что-то, знаете, у меня туман в голове пошел. Чего-то я недопонимаю! Что же они похитили, эти бабки: ржаное поле, вклад готовой продукции, угнали за границу теплоход «Маяковский»? А ежели бы они взяли эти облигации у меня из кармана, скажем, — статья останется та же, или нет…

Когда судья Иванов вернулся, как видно готовый ринуться в бой на защиту революционной законности, Вихров спросил его:

— Разрешите задать вам один вопрос чисто теоретического плана, имеющий отношение к сегодняшнему заседанию! Можно ли считать соци-алисти-ческой собственностью личную собственность гражданина, находящуюся на сохранении в государственном учреждении? Перестает ли она поэтому быть собственностью личной?

Судья Иванов посмотрел на Вихрова с обидной снисходительностью и, щеголяя мгновенной реакцией на внешние раздражения, ответил быстро, как быстро делал все:

— Социалистическая собственность — это собственность, принадлежащая общественной организации, государственной, кооперативной, колхозной! Личная собственность — это собственность, находящаяся в личном распоряжении, пользовании личности, гражданина, человека. Отвечаю — личная собственность, находящаяся на сохранении в государственном учреждении, не перестает быть личной собственностью, хотя это учреждение и несет ответственность за сохранность ее. Пример — личные вклады граждан своих сбережений и ценных бумаг в сберегательные кассы не делают эти вклады собственностью государства! За исключением истечения срока давности, когда этот вклад может быть передан государству, как бесхозное имущество…

— Благодарю вас! — сказал Вихров и показал судье копию обвинительного заключения по обвинению Луниной и Быковой.

Лицо Иванова потемнело — так густо прилила к его щекам краска. Он почти враждебно посмотрел на народного заседателя Вихрова и сказал:

— Если вы юрист, то ваше место за столом судьи! Не хотите руки пачкать? Не хотите брать на себя тяжелую, черную работу?

— Я учитель! — ответил Вихров и с невольным раздражением добавил. — А белоручкой я никогда не был, товарищ судья!..

Он ударил Иванова в больное место своим вопросом.

Судья утратил свою беспредельную ясность взора. Какая-то тень легла на это непреклонное лицо. Какая-то назойливая мысль омрачила этот чистый лоб… Чертов учитель был прав!..

Оказавшись на судебном заседании в качестве свидетеля, лейтенант Федя чуть не потерял сознание, когда увидел ненавистное лицо контролерши Вали, которую он хотел стереть с лица земли, рядом с собой — на местах свидетелей, а на скамье подсудимых — Зину, которая не могла не нравиться ему, как нравилась всем мужчинам, хотя сердце лейтенанта и было занято навсегда Дашенькой Нечаевой. Как, разве виновата не эта белесая фифа? Он переводил взгляд с Фроси, у которой он познакомился со своей любимой, на Зину, которая пленила его тогда своей и простотой и красотой, на Валю, которая, оказывается, немало способствовала раскрытию преступления, на Дашеньку, которая, сидя почти рядом, не глядела на Федю и поздоровалась с ним очень сухо, едва вскинув на него мимолетный взгляд. Кажется, знай он, какой оборот примет дело, он не подал бы свое роковое заявление! Или — подал бы, все равно подал бы?

Дашенька сидела, едва сдерживая слезы, — ей жалко было памяти брата, но она не могла не думать и о тех двух людях, что — во имя искупления своей вины перед мертвым! — должны были быть осуждены. Она никогда не любила Зину, считая ее слишком резкой и какой-то замкнутой, слишком обособленной, а над ее трагедией до сих пор она как-то не задумывалась, хотя именно здесь она вдруг вспомнила о гибели Мишки и о том, как охладела Зина к людям после его смерти. Но ей было жутко представить себе Зину в тюрьме. Неужели нет других средств наказать провинившегося человека? Ей было жалко Фросю, и вместе с тем она была оскорблена в своих лучших чувствах — ей стыдными казались теперь все ее хлопоты по устройству Фроси и ее детей. Ее детей? Что теперь с ними будет? Если Фросю осудят, детей ждет детский дом до совершеннолетия или до выхода Фроси из тюрьмы. Ох, не было бы этих проклятых облигаций, и Даша могла бы по-прежнему верить всем людям без оговорок, без оглядок, как верила в те дни, когда рекомендовала Фросю на свое бывшее место в сберегательной кассе. Может быть, впервые Дашенька задумалась о сложности жизни и взаимоотношениях людей, каждый из которых не похож на другого, у каждого из которых была своя жизнь, свои взгляды, свои представления о хорошем и о плохом, у которых были свои тайные уголки в душе, где вдруг мог случиться обвал, крушение, катастрофа, готовые погубить человека. Как-то впервые для нее ходячая фраза — пережитки прошлого в сознании людей! — обрела конкретное, жизненное содержание. Жить за счет других — это и обозначало пресловутые пережитки прошлого, где жить за счет других было законом жизни. А Фрося и Зина хотели сделать именно это самое — за счет других…

Заведующий сберегательной кассой сидел, ссутулясь, не глядя ни на кого. Разиня, болван, чурка с глазами, либерал, шляпа, дурень, растяпа, размазня, слепой котенок! — примерно к этим энергичным и хлестким наименованиям сводились все его мысли о данном процессе и подсудимых: черт его дернул тогда доверить сверку сертификатов и вскрытие сейфов этому идиоту — председателю профкома. Было же все до сих пор в ажуре! Почему? Потому, что сам за всем следил! Вот и все! Надо не этих баб судить, а его! Впрочем, заплатит по счету и он: либо перевод в районную кассу, либо на рядовую работу — с его опытом, в его годы!..

Что касается идиота, то он сидел на свидетельских местах, как на местах президиума торжественного собрания, — высясь всей своей тушей, как монумент, как скала, как гранитный утес, чувствуя себя опорой правосудия, которая не позволит этому правосудию схлюздить, снизить меру наказания, — только самую высшую кару, какую можно присудить по этому делу! Так обмануть его! Да за одно это уже надо судить и судить!..

У Фроси все лицо распухло от слез, она стала просто неузнаваемой. Не помогли и ни прическа, ни пудра, которыми Фрося, по дружескому совету Зины, хотела как-то прикрыть свое горе и отчаяние, свой страх и полную растерянность, — пудра лежала неровно, красные пятна проступали через ее слой, и Фрося стала пятнисто-розовой. Она почти ничего не видела. Все расплывалось в ее глазах. Увидев Вихрова за столом суда, она удивилась и решила почему-то, что теперь все дело пропало! Вытирая слезы, она с надеждою глядела на молодого, привлекательного судью с такими живыми глазами, с такой парубоческой прической, что то и дело пряди длинных темных волос падали ему на лоб и застилали эти глаза. Она горько пожалела о том, что не была достаточно хороша с Вихровым, — теперь учитель на ней отыграется: что может он сказать судье, кроме гадости?

Зина выглядела как всегда. Если не считать того, что ее щеки осунулись и она немного побледнела. «Голубка моя! Что ты наделала!» — хотелось крикнуть Вихрову при виде Зины, но этого нельзя было сделать! Вся фигурка ее стала тоньше, еще стройнее, лицо было словно прозрачным. Она еще больше побледнела, увидев Вихрова, закрыла было глаза, но потом овладела собой. И взглянула вверх, на стол для членов суда. Она взглянула на Иванова, и ей стало как-то зябко — так вот этот грозный судья, о котором рассказывают легенды, что он видел в жизни, что испытал, что он знает о людях, мальчишка, потерявший руку, но приобретший страшную власть именем закона. Она взглянула и на Вихрова, не задерживаясь на нем, но и не опустив глаз, когда он тоже взглянул на Зину, почувствовав, что она смотрит на него. Ее взор был спокойным — она словно говорила ему: «Прости! Я оступилась, но я приму любое наказание! Не презирай меня. Я и так упала! Не забывай меня — там, где я буду, мне очень нужна будет уверенность в том, что я осталась для тебя Зиной, а не обвиняемой, но подсудимой, не заключенной, а просто Зиной, которая тебя любила и любит!» О-о, как много можно сказать одним взглядом, если он встретит отзвук, отголосок в другом взгляде!..