Созидание души - Страница 10

Этой теоретической концепции соответствует клинический подход, который отвергает как недостаточные те виды терапии, которые нацелены на простое восстановление здоровья (игра с нулевой суммой между болезнью и лечением). Эта концепция, преодолевая само понятие выздоровления, предвосхищает зарождение чего-то большего, чем антипсихиатрия; она предлагает в качестве модели процесс индивидуации, персональное и непрограммируемое конструирование, где встреча с психической болезнью – вызов, который стимулирует реализацию своих возможностей, и индикатор, указывающий на болезнь не как на сущность, которую нужно уничтожить, а как на отсутствие того, чем субъект может стать или что может вырастить в себе. И всякий раз мы встречаемся с активным остатком или созиданием, которое «больной» постоянно выносит на свет, отвечая болезни.

В обществе, которое устраняет сакральность и снимает любые ограничения, в особенности страдание и смерть, креативность как ответ на ограничение и препятствие не только служит для их преодоления, но и создает новый смысл, возвращая ценность болезненному опыту жизни.

«Расти: становиться больше в силу естественного и поступательного развития, говорится о человеке, животных, растениях. Рост: соответствующее действие или его результат. Выздоравливать: вновь становиться здоровым; возвращать себе здоровье. Выздоровление: излечение, возвращение себе (реже другому) здоровья» (из Энциклопедического итальянского словаря, Институт итальянской энциклопедии, Рим, 1955–1961).

Предмет этих размышлений – высокомерная претензия глубинной психологии на обладание знанием. Глубинная психология, соблазняемая зачастую тем почтением, которое выказывают в отношении естественных наук, преподносит себя как обладательницу научных истин.

Необходимо, однако, попытаться проинтерпретировать эту претензию, исходя из самого анализа бессознательного (в этом и состоит основное предназначение глубинной психологии). Мы не должны забывать, что благодаря Мелани Клейн именно изучение зависти стало одним из его важнейших разделов.

Мы вправе заподозрить, что глубинная психология смотрит с завистью на всеобщее признание медицины, поскольку ее собственный престиж всего лишь относительный.

Из-за интеллектуальной лени многие настаивали на том, чтобы думать о Фрейде как о враче, точнее, неврологе. Естественно, эта точка зрения затем распространилась во всех аналитических школах. В действительности, как правильно уловил его соотечественник Стефан Цвейг, «исторически корректен тот факт, что Фрейд случайно сломал китайскую стену старых психологических понятий со стороны медицины, но он незначителен с точки зрения результата. В творческой личности значимо не столько происхождение, сколько направление и точка, куда она движется. Происхождение Фрейда из медицинских исследований – просто то же самое, что происхождение Паскаля из математики или Ницше из античной филологии»²⁶.

В двух номерах Американского психиатрического журнала (147/1990 и 148/1991) и в комментарии к ним, появившемся в журнале Психотерапия и науки о человеке (3/1991), описано, как в знаменитой клинике Chestnut Lodge был вылечен депрессивный пациент, долго проходивший анализ без ремиссии. Но сразу после этого в другом учреждении краткое психофармакологическое лечение принесло ощутимые результаты.

Я привел этот яркий пример не ради ошибочного результата, который в нем описывается. Интересна ошибочная предпосылки, из которой он, как мне кажется, исходит и которая, как часто случается, представляется мне намного более интересной для обсуждения.

Что было предписано – и предложено – пациенту? Очевидно, наилучшим образом направить его на путь к выздоровлению (направить не означает еще достигнуть цели, но определить маршрут). Также очевидно, что идея выздоровления была скопирована из традиционной медицинской модели и подразумевала возвращение к здоровому состоянию как можно быстрее и полнее. Правильно ли, что руководители учреждения взяли на себя подобные обязательства? Никто из нас не присутствовал при той аналитической работе, но уже из того, что нам известно, можно заключить: работа состояла не столько в облегчении имеющихся страданий, сколько чуть ли не в обратном – в выявлении бессознательных страданий.

Я не хотел бы здесь, из любви к парадоксам, утверждать, что анализ – применение глубинной психологии, о котором я говорю, – не интересуется борьбой с симптомами и страданиями. Как любая наука о человеке, он, конечно, стремится в широком смысле ему помочь. Но в более узком смысле его предметом – или, если хотите, его ценностью – является трансформация и рост человеческой личности, чему отдельные психические факторы, изначально не индивидуализируемые, могут воспрепятствовать. Исчезновение страданий – это только одно из желательных следствий, в то время как для традиционных ценностей медицины трансформация и психологический рост – это способ, а победа над страданием – цель. «Но, – возразит мне здесь несведущий читатель, несколько нетерпеливый, – косвенно вы преследуете ту же цель, что и медицинское вмешательство: в конце концов, вы хотите того же, и в действительности вы получаете деньги за устранение болезни и возвращение здоровья». Нет, я вынужден повторить: именно поэтому с точки зрения этики и науки неверно, если аналитик обещает пациенту борьбу с симптомами или восстановление здоровья. Симптом – это сопровождающий фактор, и он может сопровождать именно трансформацию, которой должен способствовать аналитик. Он также не может обещать восстановление предшествующего состояния: после трансформации пациент окажется в новых условиях, и каковы они будут – заранее знать нельзя.

Рассмотрим пример грубый, но достаточный для того, чтобы понять обсуждаемую здесь проблему.

Бурный рост сексуальности в подростковом возрасте часто сопровождается заметными проблемами: неконтролируемой эмоциональностью, бессонницей, трудностями с концентрацией, радикальным противопоставлением себя окружающим и т. д. Какие цели будет ставить перед собой аналитик, к которому обратились родители подростка? Этот возраст – этап трансформации более чем какой бы то ни было другой; стремиться к выздоровлению означает идти в прямо противоположном направлении, если под этим подразумевать возврат к уже известному состоянию, когда затруднений еще не существовало. Если глубинная психология хочет соответствовать собственному имени, она должна неутомимо вести собственные раскопки: она не смеет удовлетвориться новым поверхностным равновесием, которое представляется неустойчивым и недостаточным. Только выздоровление в общепринятом смысле слова удовлетворяется тем, что упрочивает и защищает уже имеющееся (итальянское слово «guarire», выздоравливать или излечивать, происходит от германского «waehren», которое означает защищать).

Конечно, в действительности аналитик и врач могут работать только в тесном контакте: один – стараясь способствовать росту и обретению взрослой сексуальной идентичности, второй – применяя фармакологические средства, если какой-нибудь симптом превышает силы пациента и ослабляет его физически.

Но если такой реализм представляет собой единственную практическую возможность, то в интерпретации событий дела обстоят не так.

Врач и аналитик ставят перед собой различные цели, поэтому имеют разные объясняющие модели. Врач стремится к излечению, объективные признаки которого обычно проявляются достаточно скоро, и только косвенно – к росту; аналитик же хочет способствовать долговременному росту, подтверждаемому прежде всего субъективным жизненным ощущением пациента, и только косвенно – его выздоровлению в традиционном смысле. Все недоразумения в клинике Chestnut Lodge состояли в том, что внутреннее психологическое событие было неудачей с точки зрения медицинской модели, принятой в описании случая в этом учреждении, хотя последнее и основывалось на ценностях, чуждых медицинской модели (проще говоря, обратилось скорее к психической трансформации, чем к медицинскому излечению). В этом смысле речь шла не о клинической, а об эпистемологической ошибке.