Созерцая собак - Страница 22

Наверное, Элла понимала, что ситуация сложилась дурацкая, и, возможно, стыдилась своего «пятнистого» тела, которое представляло собой зрелище далеко не приятное. К тому же она располнела, что, как мне тогда показалось, лишний раз свидетельствовало о ее сговоре с Торгни и матерью, а это внушало мне отвращение.

Как-то раз я предложил почитать ей вслух «The Ancient Mariner» (она прекрасно понимала английский, а я с удовольствием читал вслух как по-английски, так и по-итальянски).

Она сказала, что сейчас не в состоянии слушать. Однако на другой день, когда я вернулся с прогулки с Друсиллой, я увидел, что возле ее кровати сидит Торгни и читает ей на своем ломаном невыносимом английском какой-то убогий роман в духе фэнтези. Было видно, что они приятно проводят время, и мне пришла в голову мысль, что Элла могла бы остаться у них, стать «девушкой» Торгни, взять на себя заботу о нем, когда мать будет не в состоянии ухаживать за своим стопятидесятикилограммовым ребеночком, и кормить его строго определенным сортом орехового масла, ветчиной и хлебцами, без которых он не может жить.

Вслух я этого не сказал, мне хотелось выглядеть ироничным. А тогда я думал обо всем этом на полном серьезе.

Ведь в таком случае эти «неэгоистичные» и «беззащитные» люди смогли бы поселиться под одной крышей и ухаживать друг за другом сколько им влезет!

Продолжаю думать о матери. Ну почему наши отношения так мучительны для меня? Надо же иметь элементарное уважение к пожилому человеку, каковым является моя мать, даже если у нее есть свои недостатки и иногда она ведет себя неподобающе (вы уже знаете, что я думаю о ее вечном нытье насчет моей «черствости», наверное, я нарисовал ее в неприглядном свете, но не могу же я вообще ее не уважать, надо найти какой-то способ «общения», ведь это все-таки моя мать!).

Но иногда она пробуждает во мне резкую неприязнь, так было и в те дни, что мы жили у них, не могу не признать.

Особенно мне запомнился следующий эпизод: войдя на кухню, я застал ее за тем, что она сжимала свои слишком большие и вызывающие для пожилой женщины груди.

Немного посмеиваясь, она сказала: «Вообще-то я не собиралась прощупывать свои желваки у тебя на глазах».

Я спросил, действительно ли у нее есть «желваки» и почему в таком случае она не пойдет к врачу?

Она ответила: «Когда человек так стар, он уже перестает волноваться о том, что с ним происходит».

Я: «Но если у тебя в груди какие-то новообразования, тебе нужна операция, причем как можно быстрее».

Она: «Раз уж я дожила до таких лет, мне хотелось бы умереть, имея при себе мою грудь».

Я: «Но ведь тебе надо думать не только о себе».

Тогда она сообщила мне, что Торгни запросто справится без ее помощи, а если нет, то «у него ведь есть старший брат».

И прибавила, почти со слезами на глазах, что Торгни всегда так любил меня, так мною восхищался, несмотря на то что я им пренебрегал.

«В таком случае, он тщательно это скрывал», — сказал я и получил в ответ такой взгляд, описать который невозможно.

После нашего разговора я, к несчастью, совсем расстроился и ко мне снова вернулись мои симптомы.

Я так много думал о будущем Торгни, что решил поговорить с ним об этом. Однажды вечером, когда мать и Элла уже заснули, а Торгни бодрствовал, углубившись в свой нескончаемый Интернет и сандвичи с ореховым маслом, ветчиной и бананом, я вошел к нему и сказал: «Мать стара, и мы оба об этом знаем».

Сначала он притворился, будто не понимает, о чем я. Потом, когда мне пришлось подробнее обрисовать ситуацию, выяснилось, что Торгни пребывает в убеждении, что это совсем не проблема, потому что у него ведь есть столько прекрасных друзей в Интернете, да и к тому же сам он наделен «особенным даром» (точнее говоря, «способностью» составлять гороскоп, выполнять определенные «магические ритуалы»; не знаю, правда ли он «сатанист», но некоторые его книги служат прямым тому доказательством; однако мрачное у него хобби), ему не стоит ни о чем беспокоиться, все будет хорошо. Разумеется, он останется жить в этой квартире, а все практические и экономические дела можно уладить через Интернет. Он подумывает о том, чтобы открыть так называемый «Магический клуб Звездатого Астарота».

Да-да, клянусь, он так себя называет: «Звездатый Астарот»!

Так что наша беседа не увенчалась успехом, я ушел от него, не зная, что на это сказать.

Как вы думаете, он действительно справится без матери? И насколько далеко простирается моя ответственность за его будущее с чисто человеческой точки зрения?

Конечно же наше пребывание в доме моего детства пробудило во мне старые воспоминания, ведь я прожил там с семи до девятнадцати лет.

Детская площадка, где я любил качаться на качелях по вечерам, осталась на месте, и даже дорога к школе местами была в точности такой же, как раньше, таким образом, у меня, к сожалению, появилась прекрасная возможность вспомнить «маленького Рагнара».

Не кажется ли вам, что некоторые люди не созданы для того, чтобы быть детьми?

Помню, я часто думал о том, как странно, что я ребенок, что ко мне относятся, как к ребенку, и ждут от меня того, что я буду вести себя, как ребенок, хотя сам я воспринимал себя просто как «я», то есть «Рагнар».

Часто ли у детей такое бывает?

В школе я чувствовал себя неуютно, хотя учился на отлично.

Помню, как в старших классах я был помешан на нашей преподавательнице по истории религии, а может быть, даже влюблен в нее. Она была молодой и красивой, с длинными черными волосами, собранными в тугой узел, тогда как у всех остальных учительниц волосы были распущены или уложены в уродливый «начес».

Когда я не спеша задумчиво шел той старой дорогой, я вдруг вспомнил то, о чем совершенно забыл: почему я, выучив все обо всех религиях мира, чтобы учительница обратила на меня внимание, вдруг, к полному отчаянию отца, совершенно потерял интерес к этой теме, с пятерки скатился до четверки и даже стал прогуливать некоторые уроки.

А произошло это потому, что красивая учительница, которая явно не особенно «разбиралась в человеческой психологии», однажды захотела поговорить со мной — в отдельной комнате после уроков. Чувства мои, разумеется, «накалились» — сейчас я получу доказательство того, что мои старания были вознаграждены, она каким-то образом продемонстрирует свою благосклонность, подаст мне какой-нибудь знак, что я избранный.

Но вместо этого она сказала следующее: «Рагнар, я знаю, что ты способный мальчик, ты всегда учишь уроки, но я хочу сказать тебе кое-что, чтобы помочь тебе в жизни: у тебя никогда не будет друзей, если ты не перестанешь блистать своими знаниями, не думая о других, тянуть руку в тот момент, когда отвечают другие, и ухмыляться, если их ответ был неправильным».

С того дня я возненавидел ее, так же сильно, как раньше боготворил. Моя ненависть была настолько сильна, что я представлял себе, как испорчу ее одежду, висевшую в шкафу, или положу какую-нибудь гадость ей на стул. Ничего подобного я, разумеется, не сделал, но мог часами проигрывать в голове разнообразные способы мести.

Она больше не казалась мне красивой, каждый день я находил в ее внешности новые изъяны и недостатки и втайне брал на заметку.

Поэтому годовая оценка по религии была у меня низкой.

Но когда учитель сменился, оценка снова стала хорошей.

Как вы думаете, правда ли, что большинство людей переживают сильные перемены в мировосприятии, мировоззрении в подростковый период?

Помню, как после обеда я возвращался из школы; мне было лет двенадцать, и вдруг я понял, что жизнь так невообразимо печальна, словно какой-то причудливый сон.

Я попробовал думать о том, что мне интересно: о моих моделях кораблей, космических скафандрах, которые я рисовал и разукрашивал, об английском языке, коллекции марок. Но совершенно неожиданно мир открылся мне в новом своем измерении; казалось, все в нем сделано из какой-то «резины», которую вовсе не обязательно называть «домом», «деревом» или «асфальтом», а можно просто сказать «вот это», а остальное будет уже очевидно.