Создатель чудес - Страница 3

– Проходите, садитесь и расскажите мне все, – сказал Вацлав.

– Спасибо, доктор.

– За что?

– Ты добрый.

Нина всегда обращалась к нему на?ты? не замечая того, что он держал дистанцию. Это было еще одним симптомом болезни.

– Нина, почему вы плакали?

– Мне показалось, что вы хотите меня прогнать. Со мной никто не хочет говорить.

– У меня не было времени, чтобы говорить с вами сейчас, мы бы поговорили после обеда, вот и все. Но если вы очень хотите, мы будем говорить сейчас.

– Доктор, я боюсь сойти с ума.

– Я знаю. Это хорошо. Тот, кто сошел с ума, тот уже не боится.

– Нет, не говори этого. Я боюсь, что перестану бояться.

Я тоже этого боюсь, подумал Вацлав, но санаторий тебе не поможет. И вообще никто не поможет. Мы еще не умеем это лечить.

– Расскажите мне все, – сказал он. – Давайте познакомимся, мы ведь так мало друг друга знаем.

– Да, ты прав, мне надо рассказать. Ты можешь не слушать, ты просто сиди и все. А я буду рассказывать.

Вацлав помолчал.

– Раньше все было так хорошо… Когда я была маленькой, я так любила своих родителей…

– Сколько вам лет?

– Но… – она вдруг улыбнулась с неожиданной веселостью.

– Но я доктор, поэтому могу задавать любые вопросы.

– Правильно, я не подумала. Мне двадцать лет.

Двадцать три. Вацлав помнил это хорошо; все сведения об отдыхающих хранились в картотеке. Нина выглядела старше, хотя явно умела заботиться о своей внешности.

– Итак, вам двадцать лет, в детстве вы очень любили своих родитилей…

– Да, а теперь они во всем обвиняют меня. Я ведь люблю свою мать, а она даже говорить со мной не хочет. Просто сядет в кресло и сидит, как каменная.

– А отец?

– А папа умер уже давно. Сейчас у меня отчим. Кажется, он сумасшедший. И я его привлекаю. Ты знаешь, как это бывает, я же молодая. Он заходит, когда я принимаю душ, я ему говорю, а он не выходит.

– Надо запирать дверь.

– Он снял все запоры в доме. Он постоянно за мной следит.

– Но вы можете жить где-нибудь в другом месте. Вы же взрослая женщина.

– Я пыталась. Я сначала жила сама, я хотела стать певицей, я уже начала записывать диск, а они меня обманули. Потом я жила с любовником, но я все время думала о матери. Я же ее бросила. Потом я вернулась. А дома все то же. Мать говорит, что только я во всем виновата. Скажите, что мне делать? Куда мне идти?

– Ты должна выбирать сама, – сказал Вацлав, неосознанно переходя на?ты?. Ее открытость заражала.

– Но он злой. От него исходит зло. У меня есть подруга, она экстрасенс, она умеет колдовать и вызывать духов; она видит человеческую ауру. Я ее привела специально к себе домой. Она сказала, что в нем сидит дьявол.

– В вашем отчиме?

– Да.

– А вы не пробовали быть с ним добрее? Может быть, он ждет от вас только дочерней любви?

– Ой, не пробовала! Пробовала! Он на меня кричит и даже бьет. Ему не это нужно. Иногда я сцепляю зубы и делаю все так, чтобы ему понравиться. Но его это только еще больше бесит. А мать говорит, что я во всем виновата.

– Где вы живете сейчас?

– Сейчас здесь. А до того – то у любовника, то дома. Он меня очень любил вначале. А потом перестал и стал выгонять. И тоже бить. А отчим все хотел вернуть меня домой. И я уехала отсюда. Я так люблю свою мать. Я не могу оставить ее одну с отчимом. Он ее убьет. Когда я возвращаюсь, я вижу, как ей плохо, хотя она не говорит ничего. Просто сядет и ничего не говорит. А раньше она все время пела. Это она научила меня петь, она. Я не могу вернуться и уехать насовсем, не могу.

Она замолчала. Некоторое время было совсем тихо.

– Доктор, расскажи что-нибудь. Хотя бы что-нибудь, хоть из своей работы, пускай я не пойму даже.

– Я не могу.

– Ну что ты, ты все можешь, расскажи.

– Хорошо. Когда я был маленьким, я тоже любил своих родителей. Летом мы отдыхали в селе. Я хорошо помню, как у нас во дворе рос подсолнух. Он еще вырос очень маленьким, когда кто-то сломал верхушку. Я думал, что он засохнет. А он пустил два одинаковых ростка в разные стороны. Ростки были длинные и тонкие; они очень быстро росли. А осенью на них не было ничего. Ничего не выросло, потому что их было два, и корень не знал, какому из них отдавать свои соки. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Ты говоришь обо мне.

– Нет, я говорю о том, что если бы вовремя отломить один из ростков, то другой бы вырос правильно. Это обязательно нужно было сделать.

– Да? Но это так трудно, так хочется сохранить и то, и другое. Я не смогу.

– Почему?

– Моя подруга сказала, что это моя судьба быть мученицей. Как раньше были мученицы, которые погибали за веру или за счастье других людей. Я бы с радостью погибла за счастье других людей.

Да, это твоя судьба – быть мученицей, подумал Вацлав, но ты не умрешь, а будешь жить, мучиться и мучить других. Почему жизнь наказывает невиновных?

– Я бы с радостью погибла… – Ее лицо вдруг оживляется, – а знаешь, здешние ванны мне очень помогают. Я себя чувствую так хорошо. Я даже прихожу купаться ночью.

– И долго вы купаетесь?

– Иногда всю ночь.

Вот оно. Где-то здесь была разгадка; Вацлав чувствовал разгадку интуитивно.

– Я замечал, что вам лучше после купания, – вполне нейтрально заметил он.

– Да, так хорошо, что мне кажется, будто я снова стала маленькой, и я обо всем забываю.

– И давно вы начали купаться ночью?

– Не помню. Давно. Ты никому не расскажешь, правда?

– А сегодня ночью?

– Сегодня ночью – нет. И мне было так плохо с утра. Но сейчас лучше, от тебя идет тепло. У тебя хорошая аура – я поговорила с тобой и мне стало лучше. Можно, я приду еще?

– Приходите всегда, когда вам понадобится помощь.

– Нет, ты не понял. Я приду тогда, когда мне станет совсем хорошо, тогда я буду совсем другой, вот увидишь. Можно мне прийти?

– Да, я рад вас видеть.

Ее лицо снова изменилось.

– Вертолет, – в ее голосе испуг.

– Что вертолет?

– Вчера ночью я видела вертолет. Они прислали его за мной.

– Вы узнали об этом вчера?

– Нет, я догадалась только что.

– Не бойтесь, я знаю, как вам помочь. Обещайте, что будете меня слушать.

– А это не…?

– Это не. С этого дня вы больше не будете купаться в бассейне. Вы никому не скажете, что об этом просил я. Вам будет тяжело, но вы ведь хотели быть мученицей; если нарушите обещание, то они вас увезут. Обещайте.

– Обещаю.

– Я буду говорить с вами каждое утро. Если вам будет больно, я буду снимать вашу боль. Я ведь умею делать чудеса.

– Я хочу, – Нина встала и приблизилась, – я хочу вас поцеловать. Просто так, в щеку. На память.

Она прикоснулась губами к его щеке. Они стояли молча, глядя в пустоту, – каждый в свою пустоту. Нина повернулась и вышла.

Я пытаюсь что-то понять, подумал Вацлав, но что-то ускользает. Она ведь не сумасшедшая, но кому-то нужно свести ее с ума. А что, если она только случайная жертва?

Весь день он думал об этой женщине. Вечером он принял решение.

– Нора?

– Да.

– Ты спишь?

– Да.

– Мне нужно ненадолго уйти.

– Это женщина?

– Не говори глупостей. Это работа.

– Когда ты вернешься?

– Не скоро.

– Я буду ждать.

Он оделся, не включая свет, и вышел в коридор. Поднявшись на третий этаж, он зашел к Эйбу, как всегда читавшему шахматный журнал, и поговорил с ним о разных, не имеющих значения вещах. Потом он зашел в свой кабинет, сел к столу и включил компьютер. Он пустил программу, проверяющую скорость реакции, – обычная диагностическа игра.

Цифры от одного до девяти неожиданно появлялись в разных местах экрана, их нужно было гасить нажатием клавиши. По окончании десяти минут машина выдавала результат, нормированный по шкале. Число сто означало хорошую быстроту реакции, вполне достаточную для любого человека. Вацлав получил 124 и пустил программу снова. Во второй раз вышло 126. В третий – 119. Он записал три числа на листке, свернул листок вчетверо и вышел из кабинета.