Совсем другая сторона - Страница 14

Так что он собрался и уехал в тот же день, еще до полудня. уехал верхом, а не в телеге, потому что так, сказал он, ему удастся обернуться быстрее. Возможно, он вообще проводил больше времени в разъездах, чем дома, и ему просто долго не сиделось на одном месте — такое тоже бывает.

Я заперла за ним ворота и вернулась в дом.

Итак, я осталась одна. Ночи падали на землю стремительно, точно стрелы — каждая казалась смертельной. Я бродила по залитому смутным светом газовых шаров дому, засыпая лишь под утро, когда туман за окном стоял такой, что разглядеть снаружи ничего нельзя было. Мне ни разу не потребовалось ни оружие, ни радиопередатчик, а из приемника доносился все тот же равнодушный голос (или это были разные голоса, просто очень похожие), который время от времени сообщал, куда направляется Кочевье. Gохоже, и вправду, маршрут его пролегал мимо нашего дома, по равнине, в сторону побережья, вдали от леса и синеющих на горизонте дальних гор. О людях с той стороны никаких сообщений не поступало — словно их и не было.

На восьмой день этого непрекращающегося ожидания я услышала стук молотка о медную дощечку на воротах. Я побежала наверх — я знала, что это не Хаарт, он сказал, что его не будет недели две — по моему счету, поскольку никто здесь не мерил время неделями, — и уже заранее боялась того, что мне предстояло увидеть. Но это были всего лишь леммы — никогда не думала, что могу так радоваться при виде этих странных созданий. Их было двое, они стояли на своей летающей платформе — то, что они стучали, было всего лишь знаком вежливости, их платформа могла свободно перелететь через ограду. Я спустилась вниз и с трудом отодвинула запирающий ворота тяжелый брус — Хаарт постарался на совесть. Если и можно научится чему то в этом мире, так это тому, что никого из местных не нужно бояться — особенно леммов, которые физически не в состоянии причинить никому боль. Поэтому я совершенно искренне сказала:

— Я одна в доме, но я рада принять вас.

Понятия не имею, как положено принимать двух здоровенных ящериц. Как их сажать за стол? Чем кормить? Но платформа не двинулась с места. Она лишь опустилась чуть ниже, так, что головы стоящих на ней существ оказались на уровне моих глаз, и один из леммов сказал:

— Мы пришли, чтобы передать тебе сообщение, кейя.

Вот тут я и испугалась. В нежданных новостях нет ничего хорошего. Я и сейчас помню, как в том мире у меня всегда замирало сердце, когда в почтовом ящике обнаруживалось что-то внеплановое, а уж здесь, где не происходит почти ничего… Как выяснилось, я была права — это распространяется на все миры.

Лемм помолчал, видимо пытаясь перевести свое сообщение в слова. Не так-то просто для существ, которые в обыденной жизни словами при общении между собой не пользуются.

— Люди с той стороны, они придут сюда за Хаартом. Он им нужен.

— Зачем?

— Они хотят, чтобы он показал им, как пройти обратно. Им сказали, он знает, как это сделать.

— Я думала, проход закрыт. — удивленно сказала я.

— Они не верят этому. Они напуганы. Они хотят вернуться.

Я помню, когда мы встретили леммов по дороге в город, они сказали, что люди с той стороны долго не проживут. Похоже, так оно и вышло. Этот мир, где опасность, казалось, исходила только от кочующих животных, умел защищаться по-своему.

Не удивительно, что леммы узнали о том, что к нам собираются нагрянуть незваные гости. С их способностью читать чужие мысли, они, похоже, знают все. Они что-то вроде межрасовых сплетников.

— Хаарту нельзя сюда возвращаться. И тебе надо уехать.

— А где сейчас Хаарт?

— В становище сульпов. Ты там была.

По крайней мере, я знаю, как туда добраться. Жаль только, что я представления не имею о том, как разговорить леммов. Они наверняка знают, о чем я хочу спросить, что беспокоит меня, пусть смутно, не высказано, но вот скажут ли…

— Я должна торопиться?

— У тебя есть время до полудня. Потом они придут сюда.

О Господи!

Я сказала:

— Спасибо. И если я могу что-нибудь для вас сделать — я сделаю это с радостью.

Я и в самом деле это имела в виду.

Леммы не пошевелились, но у меня осталось полное ощущение, что тот, кто со мной говорил, отрицательно покачал головой.

— Нам от тебя ничего не нужно. Мы делаем это для Хаарта. Мы строили ему этот дом. И еще потому, что нам не нравятся люди с той стороны — очень не нравятся. Ты на них не похожа.

Очень лестно. Конечно, не трудно быть лучше озлобленных и испуганных солдат, но в любом случае, приятно, когда тебе так говорят. Тем более, совсем посторонние люди. Я сказала:

— Я уезжаю сейчас же. Мне нужно еще что-нибудь сделать?

— Сейчас — ничего. — сказал лемм. — Может быть, потом…

— Что — потом?

Но платформа уже поднялась над землей и стремительно поплыла в сторону леса. Тут только до меня дошло, что я могла попросить леммов взять меня с собой — не знаю, почему я этого не сделала и почему они мне этого не предложили. Но в любом мире есть свои, допустимые и недопустимые просьбы. Может быть кейяр, людям, вообще нельзя даже ступать на летательные аппараты леммов… кто знает, что тут принято, а что нет, а я боялась допустить какую-нибудь оскорбительную ошибку.

Я пошла седлать лошадь.

Леммы сказали, что у меня есть время до полудня, но ждать мне было уже нечего. Я понимала, что не в состоянии спасти дом от разграбления — и мне было жаль до полусмерти, потому что я уже успела сжиться с ним…с просторными комнатами, с цветными стеклами в окнах, с теплым каменным полом…

Я подседлала кобылку, которая так и осталась безымянной — словно я переняла местную нелюбовь к именам собственным. Она была крупной и ленивой — к моей радости, поскольку я никогда не доверяла низкорослым лошадям, — вывела ее из денника и выехала через распахнутые ворота. Я еще никогда не ездила верхом одна — ни в этом мире, ни в том и мне было здорово не по себе. Никакого оружия я с собой не взяла — кроме совершенно бесполезного ножа с костяной ручкой. Хаарт был прав — я не смогу стрелять. Это не для меня.

Трава была мокрой, кобыла шла спокойной рысью — поднимать в галоп мне ее не хотелось. Если верить леммам, я могла не торопиться, но дело даже не в этом. Мне не хотелось нестись сломя голову, лучше видеть то, что происходит вокруг.

И я увидела.

Это пролетело от горизонта к горизонту над моей головой, точно серебряная пуля, почти бесшумно. Я не успела понять — какой оно формы, каких размеров… Нечто стремительное, совершенное, принадлежащее другому миру. Даже не нашему, где за полетом небесного тела всегда следует звуковая волна.

Я не то, чтобы очень удивилась. Я ожидала чего-то в этом роде. Темная полоса леса приближалась, дорога вела под уклон и мы стали продвигаться быстрее. Где-то за спиной, на равнине, я услышала трубный крик, зов — яростный, не человеческий, никакой. Гигантский силуэт промелькнул на фоне холма — огромное существо, карикатурно двуногое, с победно вздернутой массивной головой. Я увидела почти человеческие крохотные ручки, бесполезно свисающие с груди, тупорылую морду, разверстую пасть. Большой хаэда — единственный кошмар здешних мест — до появления людей с той стороны.

Я ударила лошадь пятками, но это был чисто машинальный поступок. Она и без того сорвалась в галоп и мы стремительно понеслись к лесу. Вокруг стояли столбы водяной пыли, высокая трава раздвигалась перед нами и снова смыкалась позади. Я отпустила повод и обеими руками уцепилась за гриву. Но он не последовал за нами. Думаю, захоти, он догнал бы нас в три прыжка. Но он высматривал иную добычу — или звал свою самку оттуда, с побережья.

По равнине проходило Великое Кочевье.

Оттого, что мы мчались, как безумные, я потеряла направление.

Я долго не могла выехать на ту лесную тропу. Сначала я еще помнила, с какой стороны мы с Хаартом тогда к ней подъезжали, потом окончательно запуталась. Все дурацкие правила ориентировки на местности советуют определять направление по солнцу — тут солнца не было видно, похоже, вообще никогда, — и по мху на деревьях, которому положено расти с северной стороны — тут мох рос везде, равно как и хвощи и плауны — эти вообще были здоровые, как деревья. Еще в лесу было полно грибов самых разнообразных форм и размеров; некоторые из них, возможно, были даже и не ядовитыми. Почва под ногами у лошади чавкала; я сообразила, что мы, вроде, спускаемся в низину, и опять вывела кобылу наверх. Тут было посуше, зато мы уперлись в массивный ствол рухнувшего дерева. Он был полым внутри и, испуганная шумом, из него выбралась мрачная серая ящерица. Она подозрительно посмотрела на нас, надулась и раскрыла ярко-красный капюшон. Она была славная и довольно крупная — длиной в мою руку. Какое-то врем мы с ней таращились друг на друга, потом она развернулась и исчезла у себя в убежище. Видимо, мы с лошадью ей чем-то здорово не понравились. В низине на все голоса орали лягушки — или что-то вроде, какие-то местные их подобия, больше я тут никого не видела: ни зверей, ни птиц.