Современный психоанализ. Введение в психологию бессознательных процессов - Страница 14

• с динамической точки зрения психоанализ исследует взаимодействие аффектов, влечений, мотиваций, а также бессознательных конфликтов;

• экономический аспект, при зарождении психоанализа описанный как количественный энергетический фактор, в современных концепциях направлен на изучение количественных и качественных компонентов аффектов и представлений (в смысле репрезентантов влечений);

• структурный подход применяется для исследования элементов структуры человеческой психики, Оно, Я и Сверх-Я, а также определения специфических функций этих элементов;

• в генетическом аспекте рассматривается история развития психических энергий и структур.

С 1960-х годов многие теоретики психоанализа выступали с предложениями по его расширению и дифференциации с учетом метапсихологии (Mertens, 1981, 1992). Причем критики классической метапсихологии выступали прежде всего против экономической точки зрения как редукционистской и механистической («гидраврика души»); они считали, что в этом психоанализ полностью остается на позициях естественных наук XIX в., придерживаясь сциентизма (Habermas, 1968; Lorenzer, 1974) и оставаясь во власти механистического, биологического «самообмана». Эти критики также считали, что такая заимствованная из естественных наук модель, выражаемая формулой «Причина – действие некоей силы – следствие», не соответствует сложной природе психической жизни человека. Некоторые предлагали, чтобы психоанализ последовательно развивался и превращался скорее в герменевтическую или нарративную научную дисциплину («язык действий»: Schafer, 1983; Spence, 1983, 1993) или хотя бы заменил экономическую точку зрения на мотивационный подход. Еще одна группа, прежде всего североамериканские психоаналитики, напротив, выступили за обоснование психоанализа с позиций теории систем (Петерфройнд, Рубинштейн, Розенблатт), чтобы открыть его для использования данных неврологии, биологии, физики, медицины и психологии, а также переформулировать основные психоаналитические понятия, такие как либидо, энергетическая нагруженность, символизация и бессознательное с учетом достижений нейробиологии (Deneke, 1999). В то же время складывается впечатление, что очень многие разделяют необходимость сохранения структурного, топологического, генетического и динамического подходов (Schmidt-Hellerau, 1993). Психоанализу нужна «своя собственная принципиальная теоретическая точка зрения», так как «без метапсихологического фундамента <…> он имеет очень мало шансов на участие в обсуждении междисциплинарных и трансдисциплинарных подходов» (Mertens, 2007, S. 121). Так, не раз указывалось, что критика метапсихологии сама попалась на удочку неверного, конкретистического (конкретного, материального, физического) понимания, так как и Фрейд, и его последователи использовали физические и биологические модели, скорее, в качестве метафор, чем в их буквальном значении (Buchholz, 1993).

Если проверять психоанализ по вышеупомянутой схеме Хемпеля – Оппенгейма, то он должен быть в состоянии не только давать ретроспективные объяснения, но и делать прогнозы, которые впоследствии можно будет проверить. По-видимому, в отличие от теории бихевиоризма, психоанализ невозможно эмпирически проверить с помощью подобного научно-теоретического критерия, поэтому психоанализ следует отнести, скорее, к искусству интерпретации или герменевтическим методам. Но каким образом можно проверить психоаналитические интерпретации? Зоммер (1987) указал три критерия такой проверки:

• критерий соответствия: содержание сознания и его вербальное описание должны соответствовать друг другу;

• критерий когерентности (связности): интерпретация должна быть когерентной сама по себе;

• критерий практики: интерпретация должна подтверждаться жизненной практикой.

Кроме того, наряду с монологической проверкой интерпретации инсайтом пациента («Ага, все так и есть, у меня сейчас словно пелена с глаз упала») существует еще и диалогическая проверка, состоящая в том, что партнеры по диалогу, проводящие исследование, приходят к одной и той же интерпретации, т. е. к консенсусу (критерий согласия).

Можно сказать и так: психоанализ – это и естественная, и гуманитарная наука. Любая односторонность была бы для него пагубной. Односторонняя естественно-научная ориентация привела бы к игнорированию субъективной стороны человеческого существования и эмоциональной жизни человека. Однако следует признать, что возможны и каузальные объяснения, например, когда говорят, что вытеснение произошло потому, что если бы некое переживание оставалось осознанным, это было бы настолько мучительно для сознания, что его невозможно было бы долго выдержать. Тем самым, при всем предубеждении против каузального мышления, мы обнаруживаем причинную связь между вытеснением и появлением невротического симптома по логической схеме «когда – тогда»: «Когда состояние сознания становится для Я таким невыносимым, тогда мысль вытесняется» (пусть ценой возникновения невротического симптома). Другие примеры предложений, составленных по образцу «когда – тогда»: «Когда меня покидает значимый для меня человек, тогда я огорчаюсь» или «Когда меня преследуют, тогда я обращаюсь в бегство».

Правда, более сложные психические соотношения не всегда так легко вписываются в причинные взаимосвязи, характерные для линейного мышления по схеме причина – следствие. Здесь мы, соглашаясь с Грегори Бэйтсоном (Bateson, 1972), имеем дело, скорее, с циркулярным мышлением, которое может двигаться в нескольких системах, способных, в свою очередь, пересекаться. Как же можно разрешить эту дилемму? Ответ таков: на психоаналитических сеансах мы работаем главным образом герменевтически, а между ними, как бы вне собственно психоаналитической процедуры, думая каузально, время от времени задаемся вопросом, каким образом герменевтически понятые феномены причинно следуют друг за другом или связаны между собой. Таким образом, на сеансах мы внимательно слушаем пациента и стараемся понять смысл того, что он говорит; причем понимание обстоятельств дела анализандом и аналитиком в каждом случае уникально и в принципе незавершенно. Кроме того, между сеансами мы пытаемся более отстраненно применить к рассматриваемому случаю универсальные правила. Например, мы привлекаем психоаналитическую теорию возникновения невроза навязчивых состояний (регрессия на анально-садистскую стадию) и таким образом пытаемся объяснить симптомы навязчивости у анализанда по схеме «когда – тогда».

В данной книге мы выступаем за открытость психоанализа по отношению ко всем смежным наукам. По описаниям психоаналитиков, а еще лучше по сообщениям анализандов о своих переживаниях всегда можно догадаться, как действительно проводится психоаналитическая сессия. При этом бросаются в глаза большие различия. Например, Фрейд в своих технических статьях советовал вести себя как зеркало, отражая только то, что исходит от пациента. Зато сообщения более ранних анализандов Фрейда говорят совсем о другом. По их рассказам, Фрейд был очень человечным, сердечным и добрым. Да и современные психоаналитики, видимо, ведут себя так же. А то, что они пишут, вероятно, не всегда соответствует тому, что они в действительности делают. Глубокомысленные философские исследования, такие как публикации Адольфа Грюнбаума (Grünbaum, 1988), где, основываясь на сочинениях Фрейда, средствами философской логики с научно-теоретической точки зрения оценивают психоаналитическую теорию и метод психоанализа, неизбежно приходят к выводам, не соответствующим действительному положению вещей.

Ничего хорошего не получится, если психоаналитики будут общаться только на заседаниях своих собственных профессиональных ассоциаций, почти как в эзотерических кружках, лелея и развивая фрейдовский психоанализ и отгораживаясь от других наук. Для психоанализа настало время открытого общения с другими науками. Конечно, это отнюдь не означает, что ради взаимопонимания необходимо отказаться от основополагающих психоаналитических установок.