Современный болгарский детектив - Страница 6

Короче говоря, дело было ответственное, убийство на улице Чехова открывало передо мной перспективы. Поэтому я, не будь дурак, выбрал себе помощников, которые неоднократно доказывали свои способности, — лейтенантов Данчева и Манчева. Их фамилии звучат похоже, однако характеры совершенно разные. И каждый, действуя по-своему, не сидел сложа руки, когда надо было обезвредить общественно опасного типа.

Хорошо, что на этой вечерней пирушке присутствовал «наш» парень — ответственный за противопожарную охрану в Эпидемиологическом институте, лаборант Веселин Любенов. Доктор Петр Беровский, сомнительная личность (в связи с убийством профессора), попытался ускользнуть, но наш человек его задержал. «Останешься здесь! — сказал он ему. — И не высунешь носа наружу, пока не прибудут ответственные люди!»

Браво лаборанту!

Вот каких граждан с кристально чистой душой рождает наша действительность. Ему нипочем, что тот — его шеф. Имей мы побольше таких сотрудников-добровольцев, работа следователей стала бы проще по крайней мере раз во сто. Я взял адрес этого парня — буду рекомендовать его бригадиром группы противопожарной охраны.

Войдя в квартиру, перешагнув через труп профессора и остановившись напротив пяти присутствующих (женщины и четырех мужчин, один из которых был более чем достаточно окровавлен, чтобы немедленно схватить его за шиворот), я учтиво снял шляпу и проговорил:

— Тот из вас, кто убил профессора, может не подавать мне руки!

Подал было руку женщине (чрезвычайно, между прочим, красивой!), но ее побледневшее лицо вдруг исказил гнев.

— Как вы смеете? — крикнула она возмущенно. — Не грешно вам? Я его дочь!

— Извините. — Я отступил. — А в мировой криминалистике известны случаи, когда дочь убивает отца...

— Вы отдаете себе отчет в том, что болтаете?!

— Товарищ, вы в самом деле перебарщиваете, — обратился ко мне пожилой мужчина, стоявший слева от красавицы (он словно извинялся за нее). — Ветеринарный врач Анастасий Буков, — представился он.

Лицо этого человека выражало доброту и открытый характер, но я предпочитаю в начале следствия остерегаться поспешных впечатлений (люди с лицами святых угодников совершали, бывало, такие преступления, что волосы дыбом встают!).

— Вы получите слово — в свой черед, — сказал я строго.

И прекратил провокацию, предпринятую специально, чтобы смутить возможного убийцу; но определенный эффект был очевиден: лица присутствующих помрачнели. Приказав своим людям начать работу (паспорта, фотографирование следов возле тела убитого, осмотр квартиры и т. п.), я спросил врача:

— Когда наступила смерть?

— Он еще не остыл. Прошло самое большее сорок минут. Смерть наступила мгновенно.

— Удар ножом в область сердца?

— Прямо в сердце. Со спины.

Сотрудники оперативной группы продолжали работу — снимали отпечатки пальцев, следы обуви, брали пробы на алкоголь. Я приказал немедленно отправить в дежурную лабораторию управления нож, пробы крови убитого, крови у входа в квартиру и, разумеется, крови, пропитавшей рукава и пиджак одного из присутствующих. Затем велел лейтенанту Манчеву внимательно осмотреть всю квартиру, сфотографировать следы, оставленные на ручках входных дверей, проверить замки; осмотреть кладовую при кухне, которая, не знаю почему, показалась мне с первого взгляда весьма подозрительной. Лейтенант Данчев тем временем знакомился с обстановкой вокруг здания — осмотрел двор и принадлежащие квартире профессора подвальные и чердачные помещения.

У меня было чувство, что начало предварительного следствия складывается хорошо. Когда тело профессора увезли в морг, я вежливо, но официальным тоном попросил присутствующих собраться в гостиной для   б е с е д ы. Начинался второй час ночи.

Я считаю, для следователя первая беседа с непосредственными свидетелями убийства напоминает свет, который распространяется вокруг уличного фонаря в туманный вечер. Этот свет, не так уж и проясняя обстановку, дает все же путнику возможность понять, где он находится в данный момент и что находится в непосредственной близости от него. Следователь не знает, есть ли среди свидетелей убийца, но, если он опытен и чуток, он может сразу же (по отношению некоторых свидетелей к убитому) заметить тот «хлеб», который в дальнейшем станет питать одно разоблачение за другим.

По-моему, криминалисту свойственно рассматривать отношения между людьми как своего рода рудники: копаешь, копаешь их — и наконец натыкаешься на золотоносную жилу... Хорошие отношения не приводят к происшествию, плохие — служат поводом для самых разных преступлений! И если я считаю себя хорошим криминалистом, то благодаря лишь тому обстоятельству, что давно уже постиг эту житейскую философию.

Разумеется, недостаточно знать, что, вскрывая отношения, обязательно «высчитаешь» убийцу. Криминалист должен обладать искусством прокладывать «штреки». В рудниках прокладывают штреки, не правда ли? Ну, и в отношениях между людьми не следует забывать о штреках. Но прокладывать их надо умело — условие, без которого следователь похож на пловца, не научившегося плавать...

— Итак, — сказал я свидетелям, когда все они расселись в гостиной, — вы можете быть весьма полезными следствию в раскрытии преступления. Но при одном условии: если будете говорить правду, и только правду.

— Что вы хотите этим сказать? — Надя Кодова-Астарджиева посмотрела на меня злыми глазами.

От Данчева, с которым я побеседовал отдельно, я узнал, что она работает директором магазина меховой одежды.

— Я сказал, что надо строго придерживаться правды! — спокойно ответил я.

— Прошу иметь в виду, — продолжала Надя возбужденно, — что здесь присутствуют самые близкие друзья моего отца! Они будут говорить вам правду и без всяких ваших рекомендаций и напутствий. Это разумеется само собой. Все мы в равной мере заинтересованы в том, чтобы правда всплыла наружу!

— Товарищ Кодова, — сказал я, — в чем заинтересованы все и каждый из вас в отдельности, лично мне не известно. — И я сразу же, молниеносно, сделал следующее «сальто»: — В котором часу в этот вечер вы видели своего отца в последний раз?

— Я?

Наверное, она хотела возмутиться — почему, мол, я начал допрос с нее, с дочери? — но, помолчав, благоразумно решила не обращать внимания на это обстоятельство.

— Когда пробило одиннадцать, папа был в прихожей, разговаривал с кем-то по телефону. Вот этот зуммер, — указала она, — который отец установил, чтобы слышать телефон, позвонил за две-три минуты до одиннадцати.

— Две или три минуты — не одно и то же! — сказал я.

— Две минуты! — вмешался доктор Беровский. — Телефон зазвонил ровно за две минуты перед боем часов.

— Ты-то как услышал бой часов? — удивленно повернулась к нему Надя. — Ты же в то время был на кухне. Оттуда невозможно услышать бой!

Беседа становилась любопытной уже с самого начала! Мне хотелось воскликнуть: «Ну же, милые, ругайтесь, хватайте друг друга за волосы, это принесет следствию только пользу!» Я потер бы руки от удовольствия, но сдержался, и, когда Надя бросилась на доктора в наступление, я даже глазом не моргнул.

— Я имею в виду не бой часов! — снисходительно улыбнулся Беровский. — Чтобы я мог услышать его из кухни, он должен быть таким же громким, как колокола собора Александра Невского. Но когда звонит телефон в прихожей, в кухне его слышно. Я взглянул на часы в тот момент, когда зазвонил телефон.

— А почему вы посмотрели на часы именно в тот момент? — вмешался я.

— У меня привычка часто смотреть на свои часы! — невозмутимо ответил доктор Беровский.

Я прикинулся наивным:

— Эта привычка, вероятно, связана с вашей профессией?

Доктор только пожал плечами.

— Еще бы! — ответил вместо него окровавленный Кодов. — Доктор следит по часам, через сколько минут забеременевшая бацилла освобождается от бремени! — И улыбнулся иронически.

— Если тебе весело, выйди-ка отсюда! — шикнула на него Надя.