Современная канадская повесть - Страница 8

— Папуля! А ты поправился!

— Боюсь, есть немного.

Она покачала головой, засмеялась и отвернулась, обежала живыми глазами комнату.

— Ты посмотри на меня! Чья бы корова мычала!

Она бросила на стул клетчатое ворсистое пальто. Да, она действительно крупная девица, и недалек день, когда перед ней встанет проблема лишнего веса. Зад у нее уже сейчас увесистый — бедная девочка! Фигурой она в меня, подумал Лэндон, тут ей не повезло. Тяжелые плечи, за грудной клеткой — слой спинного жира. Великолепные большие груди, но какие-то неопределенные, бесформенные. Под вязаным свитером нет лифчика — это уже косметическая ошибка. Да, с едой ей придется быть поразборчивей. Такое тело — настоящее хранилище калорий. Это плохо даже для него, а уж для женщины… Зато у нее привлекательная открытая мордашка. Будет за собой следить — к тридцати годам может стать роскошной женщиной. А сейчас, с длинными светлыми волосами, скрученными в косы, в очках а-ля Бенджамин Франклин, она была похожа на студентку из Амстердама.

— Ну, ты когда-нибудь выберешься из этой старой и унылой квартиры? — спросила она.

— Унылой? — Лэндон улыбнулся. — Я совсем не нахожу ее унылой. Для меня это — дом. Но вон там, — он махнул в направлении окна, — сносят все подряд. Каждый божий день грохочут. Слышишь? Так что рано или поздно мне придется переезжать. Этот дом уже продан. Университет скупил весь квартал.

Но Джинни его не слушала, она расхаживала по комнате.

— Папуля, сейчас поднимутся ребята, давай я введу тебя в курс дела. Ральф здесь уже около года. Уехал из Штатов, чтоб не идти в армию. И Кварт тоже. Он из Оклахомы. У его отца там ранчо. Он многим пожертвовал, чтобы перебраться в Канаду и не участвовать в этой гнусной войне. Мог стать богатым человеком. — Она сказала это тоном обвинителя.

— Что ж, Джинни, я тоже восхищаюсь людьми в принципами, — сказал Лэндон.

— Угу. Но ему достается на орехи от твоих ровесников, папуля. Как и Ральфу… похоже, я к этому уже привыкла… Извини.

Лэндон внимательно посмотрел на дочь. Она явно была возбуждена. Джинни ходила по комнате, поправляла вещи, взбивала подушки, заталкивала книги на полки, все это в какой-то причудливой нервной спешке. Да она, наверное, снова поссорилась с матерью, подумал он с облегчением. Только и всего.

— У тебя все в порядке, Джинни? В смысле — по-серьезному?

— Ну да, все отлично. — Она подошла к окну и теперь смотрела на улицу, нерешительно теребя ткань занавески, как магазинный воришка. — Старый город меняется.

— Да, — ответил Лэндон, сидя на диванном валике и наблюдая за ней.

— Я и сейчас считаю, что Нью-Йорк ему в подметки не годится, — сказала Джинни, прижимаясь щекой к стеклу. — Не город, а свинарник какой-то. — Ее вдруг охватило раздражение. — Маму он и то уж «достал», а ты ведь знаешь, как она любит свой Нью-Йорк.

— Знаю, — ответил Лэндон.

— Тебе известно, что после рождества в нашу квартиру два раза забирались воры? Лезут через окна, двери, крышу. Да и полиция с ними заодно. Больно им надо кого-то ловить. Настоящая война нервов. В общем, мама сыта Нью-Йорком по горло, потому она и возвращается.

— Сюда? — Лэндон даже вздрогнул. — В Торонто?

— Ну конечно. А ты не знал? Я думала, она звонила.

— Мне? — Лэндон засмеялся. — Да я с твоей матерью не разговаривал с самых праздников.

Джинни нахмурилась.

— Правда?.. Ну, в общем, такие дела. С работы она ушла. Вернее, нет… не совсем. Агентство согласилось перевести ее в их отделение в Торонто. Они от этого были не в восторге, но она сказала им: Нью-Йорк ее «достал», и она возвращается в Торонто. Ну, ты знаешь, если мама что-то решит, с ней лучше не связываться. Короче говоря, завтра вечером она прилетает. — Джинни снова заходила по комнате, спиной к Лэндону. Он явственно услышал, как хрустят костяшки ее пальцев. — Я думала, может, тебе звонила тетя Бланш. Ведь, пока не обзаведемся жилищем, мы будем жить у нее.

Лэндон провел рукой по скуле.

— Значит, ее снова выпустили! Я думал, она еще под замком.

Джинни с недовольной миной обернулась.

— Папуля… Это на тебя не похоже. Тетя Бланш немного нездорова, но это не значит, что нужно быть жестоким.

— Да, не значит, но я не в восторге от того, что ты будешь жить с ней под одной крышей. Она безумно ревнует к любой женщине моложе семидесяти пяти лет. Ты сама это знаешь. И с ней все еще случаются эти жуткие припадки. Мне о них Харви Хаббард рассказывал.

— Фу, этот вульгарный тип. Да что он понимает? К тому же тетя Бланш совсем поправилась. Правда, правда. Уже несколько месяцев она совсем здорова.

— В самом деле? — Лэндон попытался не выдать раздражения. — Что ж, возможно. Но что такое «здорова» применительно к твоей тете Бланш? Уж от Веры я этого не ожидал. Вполне могли бы пожить в маленькой гостинице, пока не устроитесь.

Маленькая гостиница! Была такая песня у Роджерса и Харта[5] — «В маленькой гостинице есть дупло желаний…». Когда-то он и Вера прижимались друг к другу под эту старую мелодию, завывали саксофоны, а они покачивались в такт музыке в каком-то вечернем клубе; этот его ребенок еще не был зачат. Голову Лэндона иногда наполняли такие бесполезные воспоминания. И вот теперь Вера стремилась из Нью-Йорка в Торонто, который она частенько называла «городом на одну лошадь». Да, уж ей-то требовалась как минимум шестерка. И экипаж в придачу. И они остановятся у ее сестры?

— Папуля, — говорила Джинни, — ты знаешь, тетя Бланш гостила у нас целых две недели и была в полном порядке. Она теперь совсем другой человек, правда. К тому же доктор выписал ей эти потрясные новые таблетки. Так, на всякий случай.

— Так, на всякий случай, — пробормотал Лэндон, покачивая головой. Непоколебимая вера дочери в целебную силу лекарств позабавила его, но и огорчила. Ох, эти молодые, подумал Лэндон, щурясь от солнца, которое уже устремилось через окно в комнату. Они на все лады честят науку за то, что она столько всего разрушила, выбила у людей почву из-под ног. Но в трудную минуту они поклоняются этой богине. Что ж, если случится самое худшее и угрозы вот-вот обернутся реальностью — всегда есть волшебные порошки, они выручат из беды. Не об этом ли он всего неделю назад говорил с патлатым парнем в парке? Этот исхудавший христоподобный тип с глазами мученика предсказывал наступление дня, когда санитарно-эпидемиологические службы крупнейших городов мира добавят в питьевую воду огромные дозы транквилизаторов.

— Это единственный выход, дружище, — уверял он, дергая себя за обвисшую кожу пальцев. Он словно собирался сбросить кожу, как змея. Наверно, нехватка витаминов, подумал тогда Лэндон. Но витамины парня не интересовали. Он сидел, откинувшись на парковой скамейке, локти торчком, длинные ноги скрещены у лодыжек. — Я это понимаю вот как, дружище. Мы должны избавиться от враждебности, устранить дурные токи. Чтобы все были спокойны. А то мы заклевываем друг друга до смерти, — добавил он, ссылаясь на недопустимые условия работы в птицеводстве — отрасль хозяйства, о которой он, как видно, имел хоть какое-то представление. Может, на ниве разведения цыплят процветает его родитель, думал Лэндон, глядя, как он направился обследовать содержимое урны для мусора. Так или иначе, патлатый парень с его мечтой о ключевой воде из-под крана городского водопровода едва ли предлагал правильный выход.

Джинни снова прижалась щекой к стеклу, она смотрела вниз, на улицу, задумчивая и молчаливая, как пациент в больнице, который изо дня в день наблюдает за бегущей под окном жизнью. Минуту спустя она спросила:

— Куда это ребята запропастились?

— Может, в лифте застряли, — предположил Лэндон. — Это у нас бывает. Пожалуй, пойду взгляну.

Но тут же услышал: дряхлый мотор ожил, зажужжал, заскрипели тросы. Лифт поднимался. Джинни стояла у окна, опустив руку, и грызла костяшки пальцев другой руки. Лэндон открыл было рот — что-то сказать, — но тут же осекся, потому что дочь тихонько воскликнула: