Современная канадская повесть - Страница 155
Потом, вся в слезах, в истерике она объясняла что-то, а доктор молча, с печальным видом, слушал, потупившись. Когда Долорес пришла в себя, доктор задумчиво потер ладонью щеку, потом почесал в затылке.
— Видите ли, милая, вы, конечно, знаете, что при таком сроке аборт исключается. Если вы действительно не хотите ребенка, можете отказаться от него, когда он родится. Сейчас же вы взвинчены, чтобы принять трезвое решение. Время есть, у вас впереди еще месяцев пять. А пока, — врач, сжав губы, слегка приподняв брови, взглянул на Долорес, потом потянулся к телефонной трубке, — пока я бы положил вас на пару дней в больницу. Вам необходимо успокоиться, привести в порядок мысли.
XXIII
Андре стоял в грязной луже рядом с Исааком и Рейчел в самом конце выводящего на север из города Двадцать восьмого шоссе. Дождь бил ему в спину, а старикам прямо в лицо. Они застыли у обочины, пытаясь остановить попутную машину. На Андре не глядели, с ним не разговаривали. Вода — ручьями текла у них с одежды, дождевые капли, как слезы, бежали по коричневым щекам.
Допотопный «олдсмобиль», битком набитый индейцами, съехал на обочину и остановился. Исаак я Рейчел втиснулись туда. Машина с ревом унеслась по дороге, оставив Андре одного под проливным дождем.
Застыв от холода, он оцепенело повернулся и пошел в сторону города. Часа через полтора Андре стоял, прячась от дождя под крышей гаража на заднем дворе миссис Сэвчек.
Неужели опять в этот чертов подвал? А как же Долли? Черт возьми! Ведь я…
Он стоял, его сотрясала дрожь, и никак не мог решиться войти в дом. Решившись и сойдя вниз по ступенькам, он увидел, что дверь распахнута настежь. В комнатах темно. Андре щелкнул выключателем. Грязная посуда, окурки, пивные бутылки… Что-то пушистое, голубое с отливом лежало на полу в луже пива.
— Габи? Ах, черт возьми… Габи! Скотина. Мерзкая скотина!
Андре сгреб в ладонь маленькое влажное тельце птицы. Потом бережно положил его на задачник дифференциальных уравнений на столе.
Стены комнаты давили со всех сторон. Он заметался — в спальню, потом в ванную, к ведущей наверх лестнице.
Бежать отсюда! Сейчас же! Пока она не появилась…
Он скинул с себя промокшую одежду, пуговицы то и дело выскальзывали из-под дрожавших пальцев; торопливо, машинально переоделся во все сухое. Смахнул в ладонь горстку монет с комода, сунул в карман. Мгновение колебался, потом рванул на себя ящик, вынул из запрятанного Долорес конверта двадцатидолларовую бумажку. Закрыл глаза, выставил вперед руки — только бы не видеть, не ощущать этих давящих стен.
Нагло затренькал будильник. Андре схватил его и, выходя из кухни, с размаху грохнул им о дверцу холодильника. В дверях чуть не сбил с ног хозяйку, которая только что вернулась домой из Вегервилля, где пару, дней гостила у сестры. Старуха подозрительно уставилась на Андре. Он метнулся мимо, прямо в сгущавшуюся темноту, под холодный, косой дождь.
Он брел куда глаза глядят, лишь бы подальше от Долорес, подальше от этих стен, от самого себя. Пока доплелся до центра, опять промок до костей. На душе было гнусно, голова кружилась.
Здесь и приткнуться-то некуда, господи, что же делать?
Андре попятился, укрылся от дождя под навесом у входа в магазин и стоял там, дрожа от холода. Случайный прохожий пробежал трусцой мимо, отвернув лицо от косого дождя. Залитый дождевой водой асфальт блестел, и в нем сверкающими бликами плыли отражения автомобильных огней… Андре заметил на углу освещенную телефонную будку. Долго стоял, не отрывая от нее взгляда, прежде чем решился подойти позвонить. Руки его окоченели, и он едва смог сунуть монетку в щель.
Может, Бейроки приютят на пару дней. Может, если я честно все расскажу, они…
Он трижды набирал номер. К телефону никто не подходил.
Уехали, верно, куда-нибудь. Попробую чуть погодя еще разок… Дьявол. Согреться бы где. Всего пару кварталов до Девяносто седьмой. Зайду там в гостиничный бар, пересижу дождь. Пива выпью…
В баре было людно, сильно накурено и пахло влажной шерстяной одеждой. Андре проскользнул в угол, сел, прислонившись спиной к стенке. Заказал пару пива, клянясь себе, что, как допьет, тут же попытается снова позвонить Бейрокам. Голова кружилась. Он почти ничего не ел за день, если не считать пары кусочков сухого хлеба с яйцом на завтрак да нескольких ломтиков чесночной колбасы, которой закусывал пиво.
Может, зайти в кафе поесть, или… Нет! Только отогреваться начал. Пиво допью, тогда…
Андре поставил на стол второй опустошенный стакан, красномордый парень за соседним столиком шумно потребовал добавить пива своей компании. Затуманенный взгляд остановился на Андре, и красномордый заорал:
— Эй, малец! Чего сидишь, как в воду опущенный? — Он подцепил носком сапога свободный стул, подтащил к себе. — Давай-ка, двигай сюда! — повелительно выкрикнул он и бросил бармену: — Еще парочку — вон, для моего приятеля.
— Спасибо, но…
— Чего кочевряжишься? Говорю, садись!
Еще врежет! Ладно, выпью с ним стаканчик, а после смоюсь.
Но стоило Андре опустошить еще один стакан пива, он и думать забыл, что собирался уйти. Принялся сам угощать пивом своих новых приятелей. В мозгу пронеслось было — что же такое я собирался сделать? Но он так и не вспомнил. Вокруг в тумане плыли чьи-то лица, гремел утробный хохот, сопровождая байки, смысл которых до Андре не доходил. На мгновение подумалось: хорошо бы сейчас прилечь на стол, он опустил голову на руки, забылся…
Очнувшись, Андре обнаружил, что трясется в кузове грузовика в компании каких-то людей. Голова то и дело беспомощно валилась на грудь. Шея ныла так, будто ее переломили, он был зажат с обеих сторон двумя недавними собутыльниками, которые затеяли спор по машинной части. Тот, кто пригласил Андре выпить, сидел за рулем, вел грузовик по ухабистому проселку.
— Плохо мне, — выдохнул Андре.
Грузовик остановился. Андре полез через своих соседей, распахнул дверцу, высунулся наружу, его вырвало. Дождь продолжал лить.
Пива перебрал! Господи, сколько же в меня вошло! Понятно теперь, где ж ему там уместиться…
Облегчившись, он снова полез в глубь кузова. Водитель грузовика даже не оглянулся. Завел мотор, и машина поползла по размытой дождем дороге.
Наконец выкатили на какое-то поле, посреди которого стояли жилые автоприцепы, обшитые жестью, несколько экскаваторов мокло под дождем.
Водитель выбрался из кабины со словами:
— Давай, ребята! Кончен бал. Пора баиньки.
Его спутники высыпали из кузова. Протрезвев, стряхнув сон, Андре пошел следом за ними в автоприцеп, стал в дверях, дрожа от холода, глядя, как остальные ныряли в койки.
Красномордый, моргая, застыл со спущенными штанами на краю своей койки, уставившись на Андре, словно видел его впервые в жизни.
— А ты, черт побери, как сюда попал?
— Не знаю. Не помню…
Человек обмяк, опустив руки, вид у него был такой, — будто на нем целый день воду возили.
— Ну ладно, шут с тобой, — выдохнул он и ткнул пальцем в пустую койку. — Скотти у нас где-то откололся. Полезай в его спальный мешок, утром разберемся.
Андре, как мог, развесил мокрую одежду, потом плюхнулся в чужую постель, от которой пахло патом и лосьоном для бритья.
Проснулся он от шарканья ног, табачного дыма я приглушенных голосов. Открыл глаза. Четверо сидели за столом, резались в карты. За окном потоками лил дождь. Андре потянулся, сел. Один из картежников поднял на него глаза.
— Привет! Как здоровьице?
— Голова трещит.
— Еще бы не трещать, сколько пива вчера принял. — Парень добродушно осклабился. — Сходи до ветра, а потом дуй на кухню. Мы Саре велели, чтоб поесть тебе оставила.
Андре выбрался из койки, принялся натягивать одежду.
— А где… Как мне до города добраться?
— Повезло тебе, — сказал Красномордый. — Дождь хлещет, значит, работы нет. Поешь, я тебя отвезу.
Выйдя во двор, Андре огляделся. Под дождем мокли пара бульдозеров, уложенные штабелями секции канализационных труб, кругом навалены груды досок, горы желто-серой земли.