Современная канадская повесть - Страница 151
— Снегом потри, — попросила Долорес.
— Не поможет. Лучше всего в ванну, не очень горячую.
Погрузившись в ванну, Долорес взвыла от боли. Андре обтер ее полотенцем, отыскал в шкафу старую фланелевую пижаму. Укутавшись двумя одеялами, Долорес пристроилась у батареи, дрожа от пробиравшего ее озноба. Нога, щеки и нос покрылись блестящими, водянистыми волдыриками, просвечивавшая под ними покрасневшая, тусклая кожа казалась неживой.
Подавая Долорес тарелку с горячим супом, Андре спросил:
— Все-таки, где ты была?
— У Эсси.
— Прямо жить без нее не можешь. Надо было в такую холодрыгу переться.
Долорес молча поплелась в спальню.
На следующее утро она не смогла подняться и на работу не пошла. Так и проспала до середины дня, но мысль о том, что в доме нечего есть, заставила ее подняться. Долорес встала и с радостью отметила, что сильно обледеневшее за месяц стужи окно начало понемногу оттаивать.
Слава богу, потеплело! Оденусь-ка. Интересно, сапоги-то можно еще носить? Надо в магазин, на три доллара накуплю несколько пачек «обедов-полуфабрикатов», пачку овсянки и сухого молока. Пока хватит. Может, завтра на работу пойду.
Но не успела она добраться с сумками до дому, как ей стало ясно: на работу она не только завтра, а еще несколько дней ходить не сможет. Распухшей, обмороженной ступне было до боли тесно в сапогах. В последующие трое суток Долорес не выходила из дома. Она сидела, положив ногу на кухонный стул, уставившись в экран телевизора, и все ломала голову: где бы достать денег. Опасалась, что Андре вот-вот начнет роптать от однообразия пищи, но он этого словно не замечал.
В пятницу, после занятий Андре с шумом ворвался в комнату.
— Красота! Благодать на улице. Видать, скоро…
— Где твои боты?
— Не знаю, прихожу в раздевалку, а их там нет…
— Ты что же, не запер их в свой ящик?
— Я…
— Так, боты, учебники, логарифмические линейки… Что дальше?
— Слушай, черт подери! Что я, без бот не обойдусь?
— Ну а если опять мороз?
Андре, виновато моргая, потупился, уставился на лужицы, стекавшие с ботинок, и молчал.
— Ладно, куда деваться, — Долорес вздохнула. — Ни за чем до понедельника выходить не будем, в понедельник — получка. Как раз на работу выйду, а во вторник выходной. Может, повезет, продержится теплая погода. Расплачусь со старухой Сэвчек, продуктов накуплю, потом в центр смотаю, присмотрю тебе боты. У тебя какой размер, десятый?
Хозяйка повысила квартплату на десять долларов. Цены на продукты подскочили, а это значило, что при всем желании денег у Долорес останется разве что на галоши.
Это что же, совсем без гроша до очередной получки? Черт бы побрал эту Эсси! Ладно, отправлюсь в центр, похожу, посмотрю. Может, обломится что.
И обломилось. Долорес поняла, что ей крупно повезло.
Дело шло к вечеру. Весь день Долорес прослонялась по трем крупнейшим в городе универмагам. Она устала от постоянного высматривания, сильно проголодалась.
К дьяволу, хватит! Спущусь в подвал, где у них уцененные товары, куплю Андре галоши, и все…
Проходя через секцию меховых шуб в универмаге «Хадсонз-Бей», она углядела прилично одетую матрону, беседовавшую с другой, помоложе, видно дочерью; та слушала мать рассеянно, то и дело поглядывая на своего двухлетнего малыша, он устал и все время хныкал.
Матрона открыла сумочку из дорогой кожи, вынула пачку сигарет и зажигалку, как раз в этот момент показалась продавщица с роскошным манто из голубой норки.
— Вы такого тона хотели, миссис Соддерстром? — спросила продавщица, выкладывая манто на прилавок. — Вот, пожалуйста, — она подула на мех.
Матрона кинула сигареты в сумочку, поднялась и подошла к прилавку. Раскрытая сумочка осталась на стуле.
— Ну что, нравится тебе, Берта? — спросила матрона дочь.
Та, повернувшись спиной к малышу, подошла вслед за матерью к прилавку посмотреть манто.
Долорес подвинула кронштейн с меховыми пальто, чтоб загородиться от дам, воровато огляделась, затем, сдвинув брови и сделав страшное лицо, двинулась на малыша. Тот, раскрыв рот, взвизгнул от страха и кинулся к матери, зарылся лицом ей в юбку.
Воспользовавшись тем, что внимание женщин было отвлечено ребенком, Долорес с невозмутимым спокойствием — эх, жаль, не было рядом Эсси! — взяла из открытой сумочки бумажник и направилась в дамский туалет. Она вошла в кабинку, закрыв за собой дверь, и дрожащими руками развернула бумажник. Вытащила деньги, сунула в карман, запихнула бумажник поглубже в корзинку для мусора, потом поспешила вон из универмага.
Придя домой и закрыв за собой дверь, Долорес пересчитала деньги.
Боже! Почти шестьсот долларов! Спасены. Ах, если б можно было Андре рассказать… С эдакими деньгами до лета дотянем. Ну а летом, может, подыщет денежную работу…
Если б только не это… У-ух! Увидала того чертенка в магазине, сразу в голову ударило… Глупости, чего зря себя травить. Завтра непременно к врачу запишусь.
Голос регистраторши в трубке звучал холодно, устало:
— Я вас слушаю, миссис Макгрегор… Так… так… Когда у вас в последний раз были месячные?
— Когда?.. Я… я посмотрю…
— Будьте добры. Я подожду.
Долорес вновь взяла трубку, проговорила, натянуто смеясь, скрывая смятение:
— Надо же! У меня почти неделю задержка. Нет, это ничего не значит… У меня… у меня… раньше тоже так было.
Но сама она понимала, что это значит. Поделиться с Андре своими опасениями Долорес не решалась. Ей предстояло провести целую неделю в напряженном, беспокойном ожидании приема. За это время они несколько раз схватывались с Андре по пустякам.
На прием к врачу Долорес явилась на час раньше назначенного. Она была так напугана, что ее больше не смущала даже процедура осмотра.
Когда все кончилось, врач взял Долорес за обе руки и произнес:
— Таблетки, дорогая, вам больше ни к чему. По крайней мере сейчас. Вы беременны, срок — шесть-семь недель.
Долорес мигом поднялась, села:
— Я? Да вы что? Этого не может быть!
— Что ж, мы, конечно, проверим по анализам, но у меня нет ни малейшего сомнения.
XXI
Андре вышел из института и направился домой. Лучи вечернего солнца ласково грели щеки. Потоки талой воды неслись вдоль обочин, стремительно стекая в водосток. Весна, подумал Андре, ей-богу, весна! Он вдохнул полной грудью, расстегнул куртку. И все-таки не настоящая. Городская. К чертям бы собачьим эти дома-коробки, все эти по линейке расчерченные дворы и площадки. Деревьев бы побольше. Да тут ничего и не растет, ни травинки под ногами.
А скоро ведь верба сережки развесит… Боже ты мой! Бывает, так в лес потянет, даже на губах лесной привкус. Интересно, как там сейчас мои старики? И от Синички давно нет вестей.
Надо бы Долли со стариками познакомить… только когда вот, не знаю. А вдруг… Да нет, глупости! Ведь знает же, что я метис. Подумаешь, отец ее, чем он лучше? Да и мать, если на то пошло?
С Торвальдом, с тем вообще не видимся. Долли к нему будто и не тянет. Кто их там, этих белых, разберет! Вот Симона, может, она где-нибудь тут в городе пристроилась?.. Пусть я к ней и не очень-то… все же повидаться б неплохо. Чудно, Долли про Торвальда будто и думать забыла.
Андре переложил тяжелые книги из руки в руку. Чертовы учебники! Как откроешь, так воротит… И будильник проклятый, не дает поспать вволю. Вставай, мол, на занятия пора! Прямо по нему и спать ложись и за стол садись! Слава богу, хоть с Долли без его указки обхожусь.
Андре вздохнул. Эх, если б не Габи… Во дает! Ох и смышленый, мерзавец! «Андре, — говорит, — сукин сын, давай поцелуемся!»
А Долли его терпеть не может. Ну уж нет!.. Без Габи прямо не знаю, что б я делал…
Андре отворил калитку во дворик миссис Сэвчек и двинулся по нерасчищенному снегу прямо к черному ходу. Над головой, хрипло о чем-то судача, пролетели две вороны.
Вон и вороны! Надо же! Весна пришла. Надо Долли вытащить. Пойдем гулять… куда глаза глядят. В парк, к реке… все равно куда.