Современная история Красной Шапочки (СИ) - Страница 10

— Что это за фокусы?! — дебильные кокетливые ленты, созданные для повышения стоимости женских нарядов и усложнения раздевания, оказались не так уж и бесполезны. Чёрный Берет ловко накинул на шею Златовласа импровизированное лассо и крутанул к себе, не дав ступить и шагу. — Ты притворяешься дурачком, чтобы потом самому всех одурачить? Говори мне всё, что утаил! И зачем ты спросил меня о судьбе? О чувствах! О сексе…

Ксавьер убрал с лица растрепавшиеся локоны. Глаза покраснели, выдав все снедавшие его чувства, но голос остался ровным, деланно безразличным.

— Я понял кое-что. Вспоминая танцы с дриадами, твой бар, набитый орущими фанатками, твои глаза в момент моего отказа. Чувства не равняются сексу. Но они притянуты к нему насильно, потому что так… надо? Да, кому-то обязательно надо. Продажные придворные поэты и летописцы сочинили красивые, складные и убедительные сказки о любви. И моя няня Глория очень переживала, что я в них поверил. Но я разуверился. Сегодня. В конце радуги нет горшка с золотом.

— Ксавьер, нет… — сначала тихо, но уже предчувствуя ужасную развязку, попросил Ангел.

— На Рождество ко мне прилетал не Санта, а пьяный герольд от папеньки с мешком подарков, наугад отобранных из казны, из общей сокровищницы.

— Нет! — он ещё не кричал, но от мольбы в его голосе с деревьев разлетелись все птицы.

— Когда красавица заколдована в жабу, ни один принц её не расколдует поцелуем, потому что злые чары сильнее добрых побуждений. Зло сильнее добра.

— Кси, остановись! — он схватил упрямого белокожего оборотня поперёк талии, попытался оторвать от земли, поднять, унести, заткнуть ему как-то рот, шепчущий жестокие, жесточайшие вещи. Шепчущий правду. Омерзительную, голую, никому не нужную правду.

— Ты прячешь себя настоящего под безвкусным голубым чепчиком, ты бросил дома свою любимую чёрную вязаную шапку. Ты играешь по правилам этого мира, Ангел. Я влюбился в тебя против воли, опрометчиво и совершенно зря. Отпусти, ты преследуешь и догоняешь не меня, а свою немножко больную сексуальную манию. Ты найдёшь новую жертву, это будет легко, клянусь. Помани пальцем любого, не нужно буравить их тяжёлыми взглядами, просто помани, улыбнись… – и они пойдут. Если они помнят о твоих прошлых преступлениях – они забудут, если они рыдали из-за тебя в набитые отрубями подушки – они простят. Они обманутся новой надеждой, твоими мокрыми поцелуями и грязными загребущими руками, они полюбят тебя за прекрасное тело и огромные глаза – точь-в-точь так же, как это сделал я. И ты вдоволь напрыгаешься в стоге сена, вспотеешь, устанешь, испачкаешься, накормишься до отвала, а потом – повторишь всё на бис.

— Нет, нет, нет-нет, нет…

— Да, — голубые вены под прозрачной кожей проступили сильнее, тонкие мышцы неуловимо напряглись. Ксавьер разорвал ленту-лассо на шее и оттолкнул своего соблазнителя.

— Ты как будто… выглядишь старше, — пришибленно вымолвил Чёрный Берет, роняя орудие неудавшегося плена и бондажа.

— Я повзрослел. Мне дали хорошего пинка. А ты как будто тоже ждёшь пинка?

========== Глава 9 ==========

| Часть 2 |

IX

Две девушки в немного помятых платьях дошли до постоялого двора. Они держались за руки и вежливо улыбались, приветствуя тучного хозяина (по совместительству владельца трактира, бабника, алкоголика и скандалиста). Одна, та, что повыше, путешествовала с плетёной корзинкой, накрытой вязаной шалью, другая почему-то несла на раскрытой ладони горсть земли. Красивые и статные, они производили довольно странное впечатление – возможно, потому, что их успели убить горе и продолжительная ссора, но нахально подсматривавшим местным зевакам неоткуда было это знать.

Принц Златовлас и Чёрный Берет добрались до пограничного селения вместе, но врозь, не сказав друг другу после размолвки ни слова. Бледные, мрачные, старательно скрывающие плачущих внутри демонов за приветливыми улыбками, они приблизились к стойке регистрации.

— Кнут Пивное Брюхо, сердечно рад, мадемуазели, чем могу служить? — трактирщик пригладил лысину и приосанился. Последние минуты три он ещё пытался втянуть огромный живот, но безуспешно. Да и звучное имя просто обязывало не вредить имиджу заядлого выпивохи.

— Добрый день, нам бы комнату… — неуверенно начал Ангел.

— Две комнаты, — подсказал Ксавьер.

— Да, две, желательно не смежные. И что-нибудь перекусить.

— Комната свободна только одна, есть местечко в сарае. Если мадемуазели желают…

— Нет, пусть будет одна на двоих, не страшно, — быстро перебил Чёрный Берет.

— Записываю. Еду подать вам туда, наверх?

— Да, через полчаса, если можно.

— И пару бутылок молодого вина, — снова подсказал Кси.

— Да, вина. Можно игристого.

— И лошадей. У вас есть лошади?

— Лошадей не содержу, сожалею. Но есть ездовые страусы, объезженные самки, трёхлетки.

— А для прогулок по болотам годятся? — дрогнувшим голосом осведомился Принц.

— Не только годятся, а просто идеальны – благодаря широким сильным лапам никогда не вязнут в трясине. Отдам всего за тысячу золотых или за семьсот дримлендских долларов по вчерашнему кросс-курсу.

— Это за одного страуса? — уточнил Кси.

— За двух!

— Но нам нужен один, — он быстро глянул на изменившегося в лице Ангела. — То есть не нам… мне. Люблю покататься, знаете ли…

— Конечно, конечно, — Кнут засуетился, выбежал во двор, придержав ходящее ходуном брюхо, крикнул что-то кухарке и вернулся, помахивая куском коричневого пергамента. — Вам в аренду посуточно или в вечное пользование?

— Покупаю, — Принц снова глянул на Ангела, но уже с ясно читаемой просьбой. Тот запустил руку под шаль, пошелестел в корзинке и вынул такую толстую пачку денег, от которой у трактирщика потемнело в глазах и уши затряслись от жадности. — Сколько за одного?

— Три… триста семьдесят, — выдавил Кнут и промокнул невзначай вспотевшую лысину.

— Знаете что? Я тоже хочу покататься, — решительно выплюнул Эндж и положил на стойку семь стодолларовых банкнот. — По вашему кросс-курсу, можете пересчитать. Когда ждать в комнаты вина и яств?

*

Апартаменты на втором этаже напоминали не гостиницу, а какой-нибудь чердак времён столетней войны: пыль, копоть на стенах, старая, изъеденная древоточцами мебель, колченогие кресла, пропахшие нафталином одеяла и хромой туалетный столик. Ксавьер брезгливо встал посреди комнаты, боясь к чему-либо притронуться, даже подол платья подобрал.

— Сядь, — Эндж пододвинул ему кресло.

— А если оно рассыплется в прах?

— Ну второе же кресло подо мной не рассыпалось.

Впрочем, Принц воротил нос от трухи и запустения недолго: им принесли горячую баранину в горшочках, тушёную морковь, томаты и запечённые с орехами яблоки. Вино в пузатой тёмно-зелёной бутыли тоже оказалось вполне сносным, хоть и кисловатым. На сытый и пьяный желудок всё казалось не таким убогим. В соседнем номере кто-то громко храпел, со двора несло дымом и навозом, Ангел захлопнул ставни ещё перед обильной трапезой, сбросил старые одеяла на пол, затыкая щели между досками, а потом и дверь запер, трижды проверив щеколду.

— Перед долгой дорогой не мешает выспаться. Кровать одна, ложись ты, Кси, я покараулю.

— Зачем? Ляг со мной и тоже спи.

— Этот жирный ублюдок хочет нас обокрасть, так что нет, спасибо, я лучше постерегу.

— Да с чего ты взял?

— Так сложно довериться мне в последний раз?

— Ангел, не начинай, — Златовлас отставил недоеденное за десертом яблоко. Горсть земли, назначение которой его спутнику осталось непонятным, он бережно ссыпал в мешочек, найденный непосредственно в комнате, в большом сундуке у изножья кровати. Помимо пустых мешков сундук в обилии наполняло разнообразное тряпье, мужская и женская одежда, страусиная сбруя, страусиные же перья, перчатки, фетровые шляпы… Нашлась даже пара сапог со шпорами. — Я переоденусь?

— Валяй. Надеюсь, эти шмотки снимали не с покойников.

— Умеешь подбодрить.