Современная ирландская новелла - Страница 3

С нравственной проблемой тесно связана эстетическая программа писателя, которой уделено в этом рассказе немалое внимание. Отношение к жизни определяет и способ ее воспроизведения в искусстве. Что должно отразиться в произведении — «зеркале», которое подносится к жизни: отдельные предметы, та или инай черта человека или все вместе, в сложной взаимосвязи, представляющей цельную и многогранную картину? Изображение жителей деревни в пьесе Майкла и в самом рассказе как бы предлагает оспаривающие друг друга эстетические решения. Майкл сравнивает себя с хирургом, вскрывающим язвы, но его нисколько не заботит главная цель операции — жизнь человека. В действующих лицах его пьесы угадываются реальные люди, но сколь не похожи они на тех, с которыми знакомится читатель рассказа. И дело не в художественном воображении, на которое ссылается Майкл, а в отсутствии сочувствия к человеку. Так гуманистическая идея становится принципом эстетики.

Полны сочувствия, доброго внимания и любви к людям рассказы Мэри Лэвин. Эмоционально емкие про — изведения писательницы отличаются тонкостью психологического анализа, умением передать сложность чувств, различить едва уловимые нюансы настроения. Ее героини — легкоранимые натуры. Их одиночество, стремление отгородиться от окружающих — реакция на грубость жизни, напористость «активных» натур. В названиях рассказов «Золотое сердце» и «Счастливая пара» скрыта ирония. Казалось бы, они посвящены радостным событиям (надежды героинь на личное счастье должны вот — вот осуществиться), а вызывают у читателя щемяще грустное чувство: слишком непрочны устанавливающиеся между людьми духовные связи, слишком призрачна мечта об истинной любви.

Персонажи рассказов Джона Бэнвилла — потерянные люди. Он называет их «безродным племенем», «перемещенными лицами», которых можно встретить в любой стране. Их удел — душевный надлом, вызванный эфемерностью успеха, гибелью любви, неизбежностью разлук. «Утрата» — ключевое слово рассказа «Знаменитость». Норман Коллинз, талантливый актер, сделавший блестящую карьеру, чувствует первые признаки страшной болезни — «утраты души». Он перестал понимать смысл вещей, утратил восприятие целостности мира. С полутемной сцены пустого театра Норман произносит свой последний трагический монолог, заканчивающийся словами: «Как же мне теперь жить?»

Герои рассказа «Ночной ветер» пытаются забыться в пьяном веселье на многолюдной вечеринке. Как и Нормана Коллинза, этих людей поразила коварная болезнь — безразличие, вялость, неспособность на сильные чувства. Даже бродяга, зарезавший свою подружку, вызывает в них зависть — он способен на действие. Черная дождливая ночь служит пейзажным аккомпанементом в обоих рассказах. Ночная тьма «теснит, обволакивает со всех сторон», «холодное дыхание тишины» подчеркивает одиночество человека, приближающаяся гроза, неистовый ночной ветер передают состояние душевного смятения. Несмотря на такой мрачный колорит, пессимизм Бэнвилла не безграничен, писатель не распространяет болезнь своих героев на общество вообще, ограничиваясь определенным кругом интеллигенции, утратившим связь с жизнью. За этим кругом есть другой, чуждый и в то же время притягательный для героев Бэнвилла мир. В повести «Одержимые» появляется представитель этого мира — рабочий Колма. Автор говорит о нем как о человеке, которому принадлежит будущее. Пораженные душевным недугом, герои Бэнвилла встречают его и завистью и ненавистью.

Изображение кровавой борьбы в Северной Ирландии, которая стала еще одним свидетельством неразрешимости национального вопроса в условиях капитализма, только начинает входить в ирландскую литературу. Эта тема обрела публицистическую остроту в книге репортажей Э. Престона и Д. Кенналли «Белфаст, август 1971 — дело, подлежащее расследованию», в которой собраны показания интернированных борцов за гражданские права. По горячим следам ольстерских событий написана поэма Томаса Кинселлы «Чертова дюжина», посвященная тринадцати ирландцам, убитым в Дерри в кровавое воскресенье 30 января 1972 года. Расправа с мирной демонстрацией за гражданские права изображена в пьесе Брайена Фрайела «Почетные граждане».

Наряду с этими первыми художественными открытиями новой темы уже насчитывается немалое число произведений, весьма далеких от настоящей литературы и лишь эксплуатирующих естественный интерес читателей к событиям в Северной Ирландии. Подлинно драматические обстоятельства ирландской действительности подменяются в них искусственной ситуацией, в которой главное место отводится насилиям и убийствам.

В отличие от подобного рода произведений Джон Монтегю, автор рассказа «Крик», не ищет в североирландской действительности темы для остросюжетного повествования. Он описывает заурядный случай полицейского произвола, в котором не было ничего сенсационного, не было даже материала для газетной статьи, в которой герой рассказа хотел выразить свой моральный протест против беззакония. На, казалось бы, частном примере Монтегю показывает существо установленного в Ольстере колониально — полицейского режима. Читателю открывается повседневная жизнь людей в маленьком провинциальном городке, куда едва долетают отголоски борьбы, происходящей в Белфасте и Дерри. Крик беззащитного, ни в чем не виновного человека, жестоко избитого полицией, потонул во всеобщем молчании, вызванном страхом потерять работу, испортить отношения с властями.

Многие рассказы сборника написаны в лирическом ключе. На вопрос, почему он предпочитает форму рассказа, Ф. О’Коннор отвечал: «Потому что она ближе всего к лирической поэзии. Я долго писал лирические стихи, но затем понял, что мое призвание не поэзия, а короткий рассказ»[5]. «Одинокий голос» назвал О’Коннор свое исследование этого жанра, соотнеся его с народной песней, исполнитель которой без помощи аккомпанемента, выразительностью одного лишь голоса передает богатое многообразие чувств.

Ш. О’Кейси соглашался с мнением американского исследователя, называвшего «откровенную эмоциональность» характерной чертой ирландских писателей, которые, «не скупясь на красоту и бесхитростный лиризм, позволяют сердцу рассказывать свою правдивую и часто душераздирающую повесть»[6]. Лиричность ирландской новеллы далека от сентиментальности. Поэтическое начало проявляется не просто в описаниях природы, характере портрета, но, часто не выходя на поверхность, определяет главное — отношение писателя к жизни. Быть может, поэтому даже самые грустные истории не становятся мрачными, в них всегда остается место для веры в человека, в его силы.

Большинству ирландских новеллистов свойственно удивительное чувство юмора, которое сквозит даже в самой драматической ситуации. В этом свидетельство доброты к людям. Она не заявляет о себе патетическим словом, но видна в каждой улыбке, в каждой иронической усмешке.

Ирландские новеллисты высоко ценят опыт русской литературы. В своих творческих поисках они обращаются к произведениям Гоголя, Тургенева, Лескова, Куприна, Чехова, Горького.

Особенно велико для ирландской новеллистики значение Чехова, творчество которого во многом созвучно творчеству ирландских писателей (великий ирландский поэт У. Б. Йетс писал, что О’Коннор делает для Ирландии то, что Чехов сделал для России). Их занимают отнюдь не внешние приметы чеховского стиля, хотя многие из них не только внимательные читатели Чехова, но и авторы специальных исследований о структуре чеховского рассказа. В творчестве Чехова ирландские писатели видят прежде всего высокий нравственный идеал, черты настоящего человека, такого, каким он должен быть, а также представление о «норме» жизни. III. О’Фаолейн говорил о Чехове как о реалисте особого типа, который, сохраняя верность обыкновенной жизни, пронизывал свои произведения поэтическим чувством. Ш. О’Кейси называл Чехова поэтом, а его рассказы — песнями, «научившими его чутко и великодушно относиться к человеку»[7]. Ирландским писателям дорого жизнелюбие Чехова, близка его мечта о лучшем будущем. По замечанию О’Фаолейна, оптимизм Чехова родился в результате свойственного ему понимания истории как движения к правде и красоте. Сплав национального и общечеловеческого — еще один важный урок Чехова, усвоенный ирландскими писателями. О’Фаолейн, внимательно изучавший творчество Чехова, писал, что он был очень русским, но никоим образом не региональным писателем: «По его произведениям можно проследить его жизнь в Таганроге, Мелихове, на Сахалине, Украине — писатель не изобретает жизнь! Но основа его отношения к жизни — проповедь нормы — была широка как мир… в Россию он вписал вселенную»[8].