Современная ирландская новелла - Страница 22

— Да что ей сказать?

— Все.

— Так она же ребенка разбередит! — жалобно проговорила Кейт.

— Все равно, не она, так другие расскажут, — ответил Джимми все так же по — стариковски рассудительно.

— Да уж, конечно, расскажут, не постесняются, — вздохнула она. — Злых людей на свете хватает, они на все готовы. Так пусть бедняжка поживет беззаботно, пока можно.

Но в мыслях ее был не Джеймс, а сам Джимми. С Джеймсом, бог даст, все обойдется, он мальчик послушный, старательный, даже какой‑то пресный, он и мухи не обидит. А вот Джимми в один прекрасный день изобьет какого‑нибудь мальчишку или стащит что, и правда выйдет наружу. Кейт почувствовала было искушение рассказать ему все, да побоялась его матери — что она скажет, когда узнает.

После этого разговора Джимми неожиданно обрел новую цель в жизни, чему Кейт, впрочем, могла бы и не удивляться. С Джимми вечно так получалось — то он загорался, то скисал, то был чересчур предприимчив и самостоятелен, то становился беспомощным и вялым. Теперь он решил взять Джеймса под свою опеку. Он объявил, что ребенку вредно все время сидеть одному, и таскал его за собой, когда они с большими мальчишками отправлялись гулять на реку.

Джеймсу это не слишком нравилось — больших мальчишек он не любил и с удовольствием сидел оДин дома над листами чистой бумаги, которые ухитрялся как‑то раздобывать для своих записей и рисунков, но Джимми твердил, что Джеймсу гулять полезно, а от кого бы Джеймс ни услышал, что то или иное ему полезно, он считал своим долгом проверить, так ли это. Приходя домой, он бесстрастно и с протокольной точностью, словно полицейский, докладывал Кейт про свои приключения:

— Джимми водил меня вниз по Глену с Бобби Стивенсом и Тедом Мэрте. Мне Тед Мэрте не нравится. Он говорит нехорошие слова. Мы с Джимми ловили колюшку. Потом он показал мне гнездо черного дрозда. Гнезда трогать нельзя, потому что птица сразу заметит, бросит птенцов, и они умрут. А Тед Мэрте разоряет птичьи гнезда. Это, по — моему, нехорошо, верно, мама?

Что бы ни говорилось, Джеймс старался ничего не пропускать мимо ушей — по — видимому, он считал, что когда‑нибудь эти сведения ему пригодятся — и из всего услышанного умудрялся извлечь что‑нибудь поучительное. Понятно, что Джимми частенько улыбался, слушая его речи.

Но будущее Джеймса не давало Джимми покоя, Он дождался, когда тетя Нэнс снова приехала в Корк, и, улучив минуту, выпалил ей все. Он убедил себя, что Кейт просто ничего не понимает, а тетя Нэнс умнее, стоит ей только услышать, в чем дело, и она сразу придумает, как поступить. Но прежде чем он успел окончить свой рассказ, она взглянула на него как‑то странно, будто обиделась, и перебила:

— Скоро все сам поймешь.

— А ты разве не думаешь, что он должен жить со своей матерью? — спросил Джимми.

— Не знаю, — сказала она с вызывающим видоД и вынула сигарету. — А если б даже знала, не сталй бы никого осуждать.

— Ну а по — моему, это неправильно, — сказал ой угрюмо. — Бедному парню не с кем играть. Можно, я завтра приведу его?

« Черт побери, Джимми, и не думай! — сказала она. — По — моему, здесь и без него сопляков хватает.

Джимми ушел от нее, весь кипя от безотчетной, неудержимой ярости. Он не поехал домой на автобусе, хотя у него были деньги, а пошел вдоль реки, останавливался на пути и кидал в воду камешки. Домой он добрался поздно, но тут же рассказал все Кейт.

— Господи, и чего ты всюду суешь свой нос? — спросила она жалобно.

Джимми пошел спать, и Кейт слышала, как он вертится и что‑то бормочет. В конце концов она зажгла свечу и поднялась в маленькую чердачную комнату, где жили оба мальчика. Джимми сел на постели и уставился на нее бешеными глазами.

— Уходи! — злобно прошептал он. — Ты мне вовсе не мать.

*— Ох, — всхлипнула она сонная и перепуганная, — опять ты за свое!

— Ты мне не мать, не мать, я знаю, — бормотал он. — Теперь мне все понятно. Я такой же, как Джеймс, только ты мне не говоришь. Боишься! Все мне врешь!

— Ш — ш-ш! Не разбуди Джеймса! — нетерпеливо зашептала она. — Ступай в мою комнату.

В ночной рубашке Джимми, спотыкаясь, спустился впереди нее в спальню, а там Кейт села на край кровати и обняла его одной рукой. Он дрожал, как в лихорадке, и она поняла, что больше уже не сможет скрывать правду. Она чувствовала себя старой, обессиленной, обманутой.

— 1 С чего ты это взял, Джимми? — устало спросила она, Тетя Нэнс, — всхлипнул он.

— Она тебе сказала? — спросила Кейт и поймала себя на том, что в ее голосе даже нет удивления.

— Нет, ничего она мне не сказала, но я видел, как она испугалась.

Чего испугалась?

Я попросил ее, чтобы она заставила мать Джеймса забрать его к себе, а она испугалась.

— Ох ты, господи! Бедный ты несмышленыш! А ведь ты старался сделать как лучше, — запричитала она.

— Скажи мне, кто моя настоящая мать? — закричал он в исступлении. — Тетя Китти? (Китти была матерью Рори и Мэри.)

— Да нет, что ты!

— Тогда тетя Нэнс?

— Ну хватит, хватит, малыш, ложись‑ка лучше рядом со мной и усни.

— Да не хочу я спать! — не помня себя, крикнул он. — Разве я могу спать? Я тебя прошу, скажи, кто моя настоящая мать, а ты не говоришь! — И вдруг, снова став маленьким ребенком, он уткнулся головой ей в колени и заревел. Она похлопывала его по круглой попке, обтянутой ночной рубашкой, и вздыхала.

— Несчастье ты мое, — приговаривала она. — Ну что мне с тобой делать? — Потом уложила его в постель и накрыла одеялом. — Дать тебе чаю? — спросила она с наигранным оживлением и, когда он замотал головой, воскликнула: — Сейчас принесу!

Чай среди ночи был для Кейт верхом баловства. Она накинула старое пальто и спустилась в кухню, освещенную прикрученной керосиновой лампой. В печке еще тлели угли, она раздула огонь и поставила на него большой железный чайник. Тяжело поднимаясь обратно с кружками горячего чая, она услышала, что Джимми все еще плачет, и остановилась.

— Направь меня, господи! — сказала она громко.

Потом Кейт присела на кровать и потрясла его за плечо.

— Ах ты, сарделька моя, ну‑ка выпей! — сказала она шутливо. Он всегда смеялся, когда она его так называла.

— Не хочу! — отмахнулся он. — Скажи, кто моя мать!

— Пей сейчас же, паршивец ты этакий! — рассердилась она. — Пей, а то ничего не скажу.

Джимми приподнялся, и Кейт поднесла кружку к его губам, но мальчика все еще била дрожь, и чай пролился на рубашку и на постель.

— Мои лучшие простыни… — пробормотала она.

Потом взяла свою кружку и уставилась в угол, словно стараясь избежать его взгляда.

— Она и есть твоя мать, тетя Нэнс, — сказала Кейт жестким монотонным голосом. — Хорошая мать и жен щина хорошая, грош тебе цена, если скажешь про нее худое слово или кому другому позволишь. Не повезло ей, полюбила не того человека. Она еще ничего в жизни не понимала. А он этим воспользовался. Не она первая, не она последняя.

— Кто он был? — спросил Джимми.

— Не знаю и знать не хочу.

— Кто он? Я его все равно найду и убью.

— Да ты что? Выкинь это из головы! — прикрикнула она. — Он твой отец, ты его часть, начнешь презирать его, и себя презирать придется, а тогда тебе конец.

За окном начало светать, а Кейт все говорила и говорила, полумертвая от усталости. Когда она потом рассказывала об этом соседкам, то признавалась с горьким смешком, что наплела все от начала до конца, а как же иначе, откуда ей знать, что было на душе у такой девушки, как мать Джимми. Но тогда, ночью, это не казалось ложью, напротив, тогда она была уверена, что говорит чистую правду, известную только ей да господу богу. И, как ни странно, рассказ ее успокоил Джимми. Он снова стал мужчиной. Как только Кейт удалось внушить ему, что его мать жертва, он позабыл о собственном горе.

— Мам, ну а почему она не взяла меня к себе? — спросил он серьезно. — Я бы о ней заботился.

— И позаботишься еще, успеешь, — ответила Кейт грустно.