Современная идиллия. Книга 1. - Страница 103
В 1877 году <…> на потреотизм <…> на сей же предмет. – Подразумеваются поборы в связи с русско-турецкой войной, сильно опустошившей государственную казну.
В 1879 году <…> на усиление средств. – На усиление средств борьбы с революционерами, которые дважды в этом году покушались на жизнь Александра II.
Властитель дум. – Название заимствовано из стихотворения Пушкина «К морю» (1824), где оно применено к Байрону («властитель наших дум»). Под «маской» подставного «автора» – корреспондента бульварной газетки – Салтыков говорит здесь с читателем от собственного имени.
Обаяние исконного тверского либерализма… – См. т. 6, стр. 594 наст. изд. и прим, к стр. 157.
…правила об употреблении шиворота… – Имеется в виду «Инструкция полицейским урядникам». См. прим. на стр. 363.
…когда Тверь боролась с коварной Москвой и Москва ее за это слопала. – В 1485 г. Иван III принудил последнего, великого князя Тверского бежать в Литву и присоединил его княжество к Московскому.
…"здоровый народный смысл" начинает закипать. – Эта демагогическая формула часто употреблялась в катковских изданиях: «Появился редкий до сих пор гость на пирах нашей интеллигенции – русский здравый народный смысл» (М. Вед., 1879, 17 декабря, Э 321); "Мы узнали недавно <…> весь здравый смысл русского крестьянина, пока его не исказили так называемые «друзья народа» (там же, 1880, 20 января, Э 19),
…народной немезиды… – Из стихотворения Пушкина «Бородинская годовщина» (1831): «Они народной Немезиды // Не узрят гневного лица».
…ликвидация интеллигенции в пользу здорового народного смысла… – Отклик на кампанию в печати, открытую Катковым и его соратниками против революционно-демократической интеллигенции: «Истинное зло России именно и заключается в той гнилой части ее интеллигенции, которая стыдится своей страны и чуждается своего народа. Эта-то интеллигенция и есть наша язва, от которой мы должны во что бы то ни стало освободиться» (Передовая. – М. Вед., 1881, 17 апреля, Э 105); газета публиковала провокационные описания «народного гнева» («Где тут разбирать, кто настоящий из них виноватый, а кто только так себе, середочка на половиночку? <…> Бунтовщики! Всех их в воду!» (Иногородний обыватель <Б. Маркевич> С берегов Невы. – М. Вед., 1879, 19 апреля, Э 97).
(Стр. 211)
Впервые – ОЗ, 1883, Э 1 (вып. в свет 18 января), стр. 251–288, под номерами XXII, XXIII, XXIV.
Сохранились: 1) черновая рукопись главы под номером XXII, позднее разделенной на главы XXII и XXIII, Приводим некоторые разночтения.
Стр. 216, строка 5 сн. Вместо слов: «мужичье аграрные вопросы разрешает» -
мужичье аграрные вопросы, набивая воблой мамоны, разрешает
Стр. 223, строки 3–4 св. Вместо слов: «И когда последние засвидетельствуют, что лучше ничего не пивали, тогда…» -
а потом губернатора. И когда последние засвидетельствуют, что лучше ни– чего не пивали, то вино начинают пить члены окружного суда и земской управы. Затем
Стр. 229, строка 19 св. После слов: «как следует это действие понимать?» -
И, изложив этот тезис, смотрели на нас: много ли, мол, вы таких прокуроров видали? Но, увидев, так как мы остались нечувствительны, то и они, щелкнув языками, стали подниматься наверх.
2) черновая рукопись главы XXIV, более краткая редакция по сравнению с журнальной публикацией.
Текст в Изд. 1883 совпадает с текстом журнальной публикации за исключением небольшого уточнения в главе XXIII.
Публикация вызвала тяжелые последствия для «Отеч. зап.». 14 января 1883 г. H. E. Лебедев доложил СПб. цензурному комитету, что в этих главах «проводится идея полного отрицания всего существующего в нашем обществе и народе», «автор предает <…> осмеянию не пороки общества, не злоупотребления отдельных правительственных лиц, а подводит под бич сатиры высшие государственные органы, как политические суды, и действия правительства против политических преступников, стараясь и то и другое представить читателю в смешном и презренном виде и тем самым дискредитировать правительство в глазах общества». «Намерение, которым задается сатирик», цензор счел «колеблющим авторитет <…> власти» и посему предложил арестовать январскую книжку «Отеч. зап.». Цензурный комитет сделал соответствующее представление в Главное управление по делам печати [127].
18 января 1883 г. представление было рассмотрено в Совете Главного управления, который "пришел к заключению, что настоящий очерк не есть простая сатира <…> а переходящая всякое приличие карикатура, не ирония, а нахальное издевательство, неистовое глумление над правительством в деле преследования политических преступников, что не может быть дозволено в печати, а потому признал необходимым подвергнуть журнал "Отеч. зап." какому-либо административному взысканию". Несмотря на заступничество двух членов Совета (В. М. Лазаревского и Н. А. Ратынского), журналу было объявлено второе предостережение, по существу, решившее его судьбу. В мотивировке предостережения "Современная идиллия" не была упомянута – указывалась статья Н. Я. Николадзе "Луи Блан и Гамбетта" [128]. Но, как писал Салтыков в эти дни А. Л. Боровиковскому (31 января 1883 г.), на Николадзе власти ссылались «только для прилику», «главная же цель» была «Злополучный пискарь…».
Знали об этом и в обществе, где даже распространялись слухи об административной ссылке самого писателя: "Салтыкову предложено было выехать в Вятку за "Пискаря", но его оставили лишь по причине болезни", – утверждал причастный к "Священной дружине" темный делец К. А. Бороздин [129]. «Предложения» такого Салтыков не получал, но «слухами», дошедшими до него, был весьма обеспокоен (см. его письма).
На фоне министерской чехарды, политической суеты, охватившей правящие сферы (это отражено в XXII главе "Современной идиллии"), в послепервомартовской России развертывалась трагическая история гибели "Народной воли".
Центром глав, опубликованных в январском номере "Отеч. зап.", является "замечательное политическое дело", зрителями которого становятся путешествующие герои. Фактическую основу этому эпизоду дали крупные политические процессы 70-80-х годов: "50-ти" (февраль – март 1877), "193-х" (октябрь 1877 – январь 1878), "20-ти" (февраль 1882). О подробностях судов над революционерами-народовольцами и участниками "хождения в народ" Салтыков, вероятно, знал не только из газетных отчетов, но и от выступавшего защитником на процессах 50-ти и 193-х А. Л. Боровиковского, с которым его связывали приятельские отношения.
Салтыков осторожно, но точно воспроизвел некоторые детали этих расправ, известные современникам: дело 193-х, как и процесс 50-ти, представило "особый вид дознаний, производимых не о преступлении, а на предмет отыскания признаков государственного преступления", причем "поводом к привлечению в качестве обвиняемого" являлись "без всякого фактического подтверждения <…> внушающий подозрение образ жизни" или "вредный образ мыслей" [130], процесс 193-х тянулся около четырех лет, арестованные томились в одиночных камерах и к концу следствия было 93 случая самоубийств, умопомешательств, смерти, трое обвиняемых умерли во время суда [131]. Процесс 20-ти характеризовался «нарушением форм судопроизводства на каждом шагу» со стороны председательствующего сенатора П. А. Дейера [132], в деле 50-ти «судьи <…> принимали невольно характер стороны в процессе, не могущей относиться хладнокровно к развертывающейся пред нею судебной драме», так как "назначались <…> из наиболее «преданных» сенаторов, а «прокурорский надзор» вела «среда „волкодавов“, которые делали себе карьеру в то время», – свидетельствовал беспристрастный А. Ф. Кони [133].