Советский тяжёлый танк КВ-1, т. 1
(Первые танки Победы) - Страница 2
Деревянный макет танка прорыва предъявить макетной комиссии к 1 сентября 1938 года.
б) Обязать НКОП изготовить и передать НКО на испытания опытный образец танка прорыва к 1 июля 1939 года.
Деревянный макет танка прорыва предъявить макетной комиссии к 1 ноября 1938 года.
в) Обязать НКО подвергнуть опытные образцы танков прорыва всесторонним испытаниям и выбрать для представления на вооружение РККА один образец, наиболее полно удовлетворяющий предъявляемым к танку прорыва требованиям.
г) С постановкой на массовое производство танков прорыва, танки Т-28 и Т-35 с производства снять».
В приложении к документу были сформулированы тактико-технические требования для проектирования тяжелого танка: он должен был быть трехбашенным, иметь массу 55–57 тонн, броню 20–60 мм, а в качестве вооружения предусматривалась 76-мм пушка Л-10, две 45-мм и три пулемета.
Тяжелый танк Т-35 проходит по Крещатику во время военного парада. Киев, 7 ноября 1938 года. Эти машины были единственными в мире серийными пятибашенными танками, но к середине 1937 года стало ясно, что их броневая защита не отвечает современным требованиям. Работы по созданию новой тяжелой многобашенной машины в конечном итоге привели к появлению КВ-1 (АСКМ).
Получив более конкретные данные, конструкторы заводов № 185 и Кировского приступили к работам по тяжелому танку. А так как на вооружение планировалось принять только один образец, то проектирование носило конкурсный характер.
С самого начала проектирования, предприятия оказались в неравном положении. Дело в том, что КБ завода № 185 являлось специальным танковым конструкторским бюро, которое занималось только проектированием опытных образцов боевых машин. В составе этой организации работали наиболее опытные конструкторы-танкостроители СССР, за плечами которых был не один десяток созданных ими танков и самоходок, в том числе и трехбашенный Т-28, и тяжелый пятибашенный Т-35.
А вот специальное конструкторское бюро-2 (СКБ-2) Кировского завода, до этого момента не занималось разработкой танков — его основной задачей являлось обеспечение серийного производства трехбашенных Т-28. Кроме того, СКБ-2 было малочисленным, и людей едва хватало на решение вопросов серийного производства. Ситуация усложнялась тем, что в 1937 году был арестован ряд инженеров Кировского завода и СКБ-2, занимавшихся обеспечением танкового производства. В их числе оказался и начальник СКБ-2 О. Иванов, занимавший этот пост с 1933 года. 23 мая 1937 года на место Иванова назначили 29-летнего военного инженера, выпускника академии механизации и моторизации Жозефа Яковлевича Котина.
В ряде публикаций говорится о том, что Котин получил эту должность, так как был женат на приемной дочери (другой вариант — воспитаннице) наркома обороны СССР К. Ворошилова, что не соответствует действительности. Дело в том, что жена Котина, Наталья Поклонова, к семье Ворошилова отношения не имела.
Ее отец, известный большевик из Луганска Петр Поклонов действительно был знаком с К. Ворошиловым еще с Гражданской войны. Однако после ее окончания никаких особых контактов между Поклоновым и Ворошиловым не было. Дочь Поклонова Наталья четыре раза подавала документы в военно-техническую академию, но все время получала отказ. Тогда она попросила своего отца, обратиться за помощью к наркому обороны К. Ворошилову. Поклонов сначала не соглашался, но под напором дочери, написал письмо наркому. В результате, Наталью приняли в академию, и после окончания инженерного факультета она была единственной в Красной Армии женщиной-танкистом с академическим образованием.
Тяжелый двухбашенный танк СМК перед началом полигонных испытаний. 1939 год. Именно на этой машине был отработан ряд узлов и агрегатов, которые впоследствии использовались на КВ (АСКМ).
Сам Котин, закончив в 1932 году Военно- техническую академию имени Дзержинского, служил во вновь созданной Военной академии механизации и моторизации (ВАММ) РККА, сначала инженером, затем начальником проектно-конструкторского сектора и начальником отделения. Под его руководством велась разработка усовершенствованных узлов и агрегатов танков, а также испытания различных опытных образцов, спроектированных академией (например, сброс на воду с самолетов плавающих танков).
Что касается назначения Котина начальником СКБ-2 Ленинградского Кировского завода, то не удалось обнаружить данных о том, что к этому назначению причастен К. Ворошилов. В то время выдвижение молодых и энергичных людей на высокие должности не было чем-то из ряда вон выходящим. Страна испытывала кадровый голод, так почему же не поставить начальником танкового КБ 30-летнего военного инженера, имевшего организаторские способности и успешно руководившего проектно-конструкторским отделением ВАММ?
А то, что Котин был талантливым организатором, нет никаких сомнений (об этом в свое время автору книги много рассказывали инженеры и конструкторы Кировского завода, работавшие с Котиным и в довоенное, и в военное, и в послевоенное время). Отмечали это и представители других заводов. Например, Л. Карцев, главный конструктор по танкостроению на Уралвагонзаводе, так вспоминал о Котине:
«Это был талантливый организатор и незаурядный политик. Даже названия создаваемых КБ тяжелых танков имели политический оттенок: СМК („Сергей Миронович Киров“), КВ („Клим Ворошилов“), ИС („Иосиф Сталин“). Это психологически действовало, прежде всего, на заказчиков, да и на других чиновников…
Морозова я никогда не видел в военной форме, а Котина — в гражданской. Морозов на моей памяти ни разу не был на полигонных и войсковых испытаниях опытных образцов, Котин — всегда. Он много заботился о быте конструкторов, но и много от них требовал. В рутинную конструкторскую чертежную работу он не вмешивался. Это делали его заместители».
Кстати, придя на Кировский завод в 1937 году, Котин в первую очередь «пробил» новое помещение для СКБ-2, которое до этого помещалось в тесном деревянном домике. Теперь конструкторы комфортно разместились в новом трехэтажном здании заводоуправления. Удалось Котину решить и проблему с кадрами — он вышел на руководство Военной академии механизации и моторизации, и попросил направить на Кировский завод группу будущих выпускников для выполнения дипломного проекта. В результате, СКБ-2 не только получило дополнительные кадры, но будущие военные инженеры смогли «приобщиться» к конструкторской работе. Некоторые из них впоследствии остались работать на Кировском заводе.
Разрабатываемым, согласно постановлению от 7 августа 1938 года, новым тяжелым танкам дали свои обозначения. Так, Кировский завод проектировал машину СМК-1 («Сергей Миронович Киров»), а завод № 185 — «изделие 100» (или Т-100).
10-11 октября 1938 года специальная комиссия под председательством помощника начальника АБТУ РККА военного инженера 1-го ранга Б. Коробкова рассмотрела чертежи и деревянные макеты обеих танков. 9 декабря 1938 года проекты СМК и Т-100 рассматривались в Москве, на заседании Главного военного совета при наркомате обороны СССР.[2]
В ходе обсуждения представители заводов заявили о том, что при трехбашенной схеме и броне в 60-мм невозможно уложиться в заданную массу в 60 т. В результате обсуждения пришли к решению об уменьшении количества башен до двух и увеличении за счет этого, толщины брони.
Вот на этом заседании впервые и упоминается проект однобашенного тяжелого танка, впоследствии ставшего известным как КВ. Каноническая версия этого, которая приводится во многих изданиях, выглядит так (здесь приведена по книге «Конструктор боевых машин», Лениздат, 1988):
«Сталин подошел к деревянному макету танка СМК и спросил:
— Товарищ Котин, так зачем на танке три башни?