Советские космонавты - Страница 83

Я эту историю знал. Отец его, Николай Михайлович, столярил в совхозе, потом стал учителем по труду. В заработке потерял: в школе по нормам выработки не платят. Но ведь граница между добром и злом проходит не где-то по горам и долам и не между кем-то и кем-то, она проходит в каждом из нас. Так он учил и Анатолия.

Что же касается его самого, то он сознавал: отныне все у него вошло в колею, больше поворотов в личной судьбе не будет, надо отдать себя полностью избранной рабочей профессии. Иногда ему мечталось: получит разряд, потом другой, станет мастером, поступит на заочное отделение института, окончит его, а потом...

Что будет потом он, конечно, не мог предвидеть. Гадай не гадай, а сейчас ничего не изменишь.

Но вопреки уверениям Анатолия изменения все же начались.

Как? Когда? Точного временного водораздела нет. Но факт остается фактом, что его жизнь резким изломом делится надвое — до военного училища летчиков и после него. Делится не только формально: часть первая, часть вторая, но и внутренне, глубинно.

Войны Анатолий не знает (год рождения — 1942-й), а о фронте знает лишь понаслышке, но, смею уверить, знает много — ни один рассказ солдата, побывавшего в военном пекле, уцелевшего и вернувшегося в родные места, не проходил мимо него. А тут — один бывший ас! Это же целая судьба, не менее интересная, чем в книжках об авиации и авиаторах. С детства лелеял мальчишка где-то глубоко в сердце все, что связано с полетами, восхищался героями неба, с завистью смотрел на людей в авиационной форме. Только не верил тогда в свои силы. Да и пример перед глазами был не лучший: дважды ездил поступать в летное училище парнишка из соседнего двора и дважды с треском проваливался.

Когда созрело твердое решение, Анатолий поступил с первого захода.

Его влюбленными глазами я видел небо и работу пилота.

— Конечно же, к высоте можно относиться по-разному. Одни видят унылое однообразие, другие упиваются бесконечной голубизной и фиолетовой чернотой глубины. Впрочем, «скучным» можно быть и на земле. Одни восторженно склоняют голову перед величественным храмом, воздвигнутым трудом и талантом древних, другие спотыкаются о груды камней от него.

Анатолий говорит медленно, словно взвешивает каждое слово. И за этой его манерой чувствуются искренность и восторженность. И вовсе нет в его суждениях, сугубо личных, этаких многозначительности и позы, за которыми обычно скрываются фальшь и пустота.

— Надо любить и понимать небо, чтобы видеть его таким, какое оно есть на самом деле...

А на самом деле оно дарит радость и напряжение труда. Это только в летной книжке записи могут быть похожими: часы налета днем, часы налета ночью, в простых метеоусловиях или в сложных. Для влюбленного в небо каждая встреча с ним имеет «свои запахи и краски».

Но небо и испытывает. Не только на войне, в экстремальных условиях спрессовывается мгновение: жизнь — смерть. Такое случается и в сугубо мирном небе. Главное — не потерять себя, чтобы сущность выражал осознанный поступок, а не что-то иное.

У него был случай, когда самолет не летел, а падал, и запаса высоты хватало всего на две-три минуты такого падения. Он говорил себе: «Думай! Две минуты — слишком много для решения этой задачи. Не волнуйся, она совсем детская...»

Слово «детская» — это его. Но он не говорит всей правды. Решение требовало предельной собранности, внимания, памяти, а главное — значительно большего времени.

Но вот однажды с высоты летящего истребителя земля показалась ему такой маленькой, а небо таким бездонным, что стало непонятно: как этот мир вмещает в себя столько человеческого. Стрелка высотомера фиксировала «стратосферные километры», но под крылом самолета и над его крыльями простирался космос, который, в свою очередь, родил мечту о космических полетах.

У поэта Р. Бородулина есть строки:

Мы только ходим по земле,

А думы зреют в звездных росах,

И Млечный Путь,

Как вечный посох, —

Наш верный проводник во мгле.

Еще до прихода в отряд космонавтов думы Анатолия «зрели в звездных росах». Но я о другом. Не только в преклонном возрасте, но и много раньше человек задумывается над быстротечностью времени. И главное, что следует извлечь из прожитого и пережитого, — понимание того, что не будет какого-то особого сражения за свою мечту, что ее надо отстаивать в каждом бою, большом и малом.

На Байконуре, перед стартом, я спросил его: «Как ты понимаешь счастье?»

— Счастье?.. Это искать и находить, задумывать и добиваться, любить и быть любимым...

И я подумал, что в этих его словах заключается едва ли не самое точное, на мой взгляд, определение человеческого счастья, ибо чего она стоит, наша жизнь, без борьбы и побед, без поисков и находок, без любви.

Его экипаж стартовал майским днем 1982 года. На календаре было тринадцатое число. Но на Байконуре и в Звездном к таким фактам относятся спокойно: день старта не выбирают, а рассчитывают сообразно программе полета и сложным законам небесной механики. Земля напутствовала «Эльбрусов» (таков позывной экипажа «Союз Т-5»), а они спокойно и сдержанно отвечали: «Будем стараться».

Анатолию Березовому и Валентину Лебедеву предстояло открыть космическую навигацию по маршруту Земля — орбитальная станция «Салют-7». Перед посадкой в корабль Анатолий чуть задержался, и мне показалось, что он что-то вспомнил, подумал о чем-то таком, что очень дорого и важно для него сейчас. О чем?

Нет человека, который бы — независимо от того, как сложилась его судьба, какие повороты встретились на изначальном отрезке его пути, — не вспоминал бы своего детства, далекой юношеской поры. Ибо более безоблачной, более радостной поры нет. Она, бывает, снится нам многие десятилетия и вспоминается в главные моменты жизни. И терпкие запахи травы, и теплота земли, и щемящее ощущение первого полета с инструктором, когда самолет стремительно набирает высоту...

На борту станции он работал 211 суток. Программу экспедиция выполнила полностью. А возвращение на Землю было столь же радостным, как и первый шаг навстречу космосу.

Александр Александрович Серебров

Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза, кандидат технических наук Александр Александрович Серебров. Родился в 1944 году в Москве. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1982 году.

Даже у людей, основательно позабывших курс школьной математики, наверняка хотя бы на задворках памяти запало это слово «эвольвента». Вот сухое его определение: «кривая развертки», или «спираль развертки». Речь идет о расширяющихся витках, о раскрывающихся горизонтах в бесконечно познаваемом мире. А какова эвольвента его биографии?

Студент Московского физико-технического института, аспирант, младший научный сотрудник, старший научный сотрудник кафедры «Физическая механика», работник научно-производственного объединения, инженер-испытатель космической техники... Таковы этапы его жизненного пути.

В конструкторском бюро, где он трудится уже много лет, мне охарактеризовали Александра Сереброва словами, уместившимися в одной фразе: «Ищущий и находящий, любящий и ненавидящий». В этих словах заключено едва ли не самое полное, на мой взгляд, определение человеческого счастья, ибо чего она стоит, жизнь, без поисков и находок, без любви к другу и ненависти к врагу.

Еще мальчишкой он любил открывать для себя мир. Необычный камень, подобранный на дороге, старый часовой механизм, найденный в шкафу, интересная книга о путешественниках приводили его в состояние, которое называют «эмоциональной восторженностью». Ну что ему было делать, если везде, как говорит он сам, хотелось получить ответ на все тысячи «почему». Получить сразу, немедленно.