Советская фантастика 50—70-х годов (антология) - Страница 120

— Раскол, — констатировал Сип. — Лидеры и оппозиция. Внутригрупповая борьба сменилась межгруп-повой. Внутри групп — мир и согласие.

Одуй и его союзник замешкались — козлы, храня верность, приняли новых хозяев рогами и копытами. Пока ловцы пытались оседлать непокорных, основная группа настигла их. Снова началась свалка, на этот раз при активном участии рассвирепевших животных.

Исход новой схватки решился находчивостью Хида. Он оседлал своего собственного козла и, воспользовавшись секундой недоумения, бросил его на толпу. Ему удалось отрезать от толпы человек пять. Доведя козла до бешенства, он прикрывал группу новых союзников, пока все пятеро не оседлали приглянувшихся горбачей. И потом пятерка встала на охрану Хида — на этот раз ему повезло и он оседлал чужой горб с первого раза.

— Правильный ход, — комментировал Сип. — Опыт показал, что группа из двоих не способна противостоять большинству. Одуй увеличил группу лидеров до шести — шестерка вполне боеспособна. Сейчас их задача — оторваться от главной группы и закрепить успех. А еще говорят, что у Хида нет извилин.

Действительно, шестерка в отчаянной круговой обороне прорвала пешее кольцо, пытавшееся взять их на крючок поодиночке. Хида дважды чуть не стащили с горба, но союзники выбивали чины у нападавших и подминали их копытами козлов. Одуй, в свою очередь, своим длинным чином выбивал всякого, кто пытался по их примеру воспользоваться незанятой скотиной.

Шестеро выбрались на дорожку и пустили своих рогатых «иноходцев» во весь опор. Главная группа была деморализована. Человек семь, в том числе и шестнадцатый, лежали на земле без движения, и к ним, увертываясь от обалдевших спортсменов и козлов, пробивались санитары с носилками. Кое-кому удалось все-таки заполучить чужой горб, и они трусили поодиночке за лидерами, вырвавшимися далеко вперед. Кто еще мог драться — дрался, уже не за обладание козлом, а по инерции. Драчунов растаскивали боковые судьи и уводили под циркулярный душ.

— Шестерка вне конкуренции. Скоро они начнут выяснять отношения между собой.

— Кстати, Сип, М оса-то все нет.

— Придет. Мос не упустит чужого козла.

Шанин оглядел трибуны. От былой благопристойности осталось весьма немного: красные, потные отцы семейств срывали галстуки, визжали и вопили, разнокалиберные матроны сладострастно ахали при каждом точном ударе или явном промахе, дети с родительского благословения седлали и кусали друг друга, подражая бойцам на поле. Их возили сюда в воспитательных целях, учиться жить — и они учились.

А события на дорожке развивались.

Лидеры мчались монолитной шеренгой, но постепенно вперед стал выдвигаться пятый номер. Его высокий крутогрудый горбач был явно резвее других, он опережал шеренгу почти на корпус. Наконец одиннадцатому удалось зайти пятому за спину — лишь на мгновение, но мгновения было достаточно, чтобы взять на крючок выскочку. Одиннадцатый рванул в сторону — соперник оказался на земле. Освобожденный козел с удвоенной энергией метнулся вперед, но не тут-то было. Одновременно две руки с двух сторон схватили его за серебряную уздечку — рука Хида и рука одиннадцатого. Козел встал на дыбы. Оба претендента повисли на нем. Протащив смельчаков за собой еще метров двадцать, козел остановился, взревывая и роя копытами землю.

Оставшиеся допустили тактическую ошибку. Они решили, что самые опасные противники уже вышли из игры. Вместо того, чтобы воспользоваться заминкой и оторваться на безопасную дистанцию, они затеяли драку задолго до финиша, едва выбравшись из общей кучи.

Одуй и одиннадцатый среагировали правильно. Забыв тяжбу, они оседлали козла-фаворита вдвоем. Козел выдержал груз и после двойного укола чином даже пошел в галоп.

— Двое на одном горбу! Феноменально! Такого еще не было в спортивной истории Свиры! — захлебывался диктор, стараясь перекричать беснующиеся трибуны. — Хиду Одуй и Дани Лиар остается последний виток спирали до финиша! Они еще обнимаются! Может быть, они решили поделить приз пополам? Но венец не влезет на две головы!

Нет, они не собирались ничего делить. Схватка была короткой и эффектной. Одуй, сидящий сзади и обнимавший Лиара за талию, ловким движением перенес руки ему на шею и стал душить. Обмякшее тело завалилось набок и мешком соскользнуло вниз.

— Снова — Хид Одуй! Он снова обскакал всех! В четвертый раз! Шестнадцать лет безраздельного господства над чужими горбами! Ему, согласно правилам игры, по Слову Правителя будет вручен сегодня высший знак отличия — пожизненный Золотой Чин! Он достоин этого! Мы преклоняемся перед тобой, Одуй!

Одуй, блестя вставными челюстями, раскланивался, махал над головой наспех забинтованной рукой, посылал воздушные поцелуи.

Теперь начал беспокоиться Сип.

— Мосу пора бы появиться. Дело идет к концу.

Они стоически досмотрели всю почетную процедуру вручений, посвящений и награждений, а Мос все не появлялся.

Не появился он и тогда, когда самые любопытные болельщики полностью удовлетворили свою страсть и потянулись к выходу.

Шан и Сип посидели еще минут пять на пустой трибуне. Больше ждать не имело смысла. Они тоже направились к центральной лестнице.

У ворот Сип наклонился к Шанину и что-то ему прошептал.

— Это мысль!

Перед тем, как выйти из ворот, они зашли на минуту в туалет. Седенький старичок, который шел впереди и уже миновал арку, вернулся, нервно потоптался на месте и тоже толкнулся в дверь с двумя нулями. В дверях он налетел на Сипа и Шана, извинился и юркнул внутрь. Шан переложил красный чемоданчик из левой руки в правую.

— Хвост… Мос испугался, ясное дело. Если бы нам дали достаточно времени — обошлись бы без него. И без Тираса, который о нас, кажется, забыл…

Но о них помнили.

Шан проснулся среди ночи с ощущением, что кто-то ходит по темной комнате. «Сип!» — окликнул он, но никто не отозвался. Он потянулся к сонетке, но чьи-то пальцы вывернули запястье и заломили руку. Коротко охнув, он упал лицом в подушку. Кто-т'о схватил его за волосы, приподнял. По глазам резанул белый свет.

— Где ты прячешь его, собака? Где? Говори, иначе… Где?

Удар по лицу.

— Куда спрятал? Говори, собака, или прикончим! Где?

Шан захрипел. Его бросили на кровать с вывернутой рукой и рассеченной губой, он ничего не понимал. Голова гудела и кружилась. Отдышавшись, он освободился от скрученного одеяла и сел. По комнате метались яркие пятна фонарей. Вывернутое из чемодана белье. Кожаную папку драли на узкие полосы. Вывертывали карманы мундира. Разбили графин с водой, вода полилась со стола на ковер. Вывернули платяной шкаф и простукивали углы. Что-то делали в ванной, время от времени пуская воду. Судя по шуму, в комнате Сипа творилось нечто подобное.

— Эй, кто вы такие? — Я — септ-капитан полицейской гвардии.

— Очухался?

Свет снова ослепил Шана.

— Слушай, милок, и думай, пока жив. Если ты сейчас не выложишь нам эту штуку, здесь останется тишина и два свежих трупа. А мы уйдем, как пришли. Усек?

— Усек. Далеко не уйдете. У министра государственного милосердия высшего Тираса длинные руки. Мы здесь по его приказу.

В темноте раздались смешки и откровенный хохот. Щелкнул выключатель. В комнате было человек пять в голубых комбинезонах и странных зеркальных шлемах, скрывающих верхнюю часть лица. Тот, что стоял против Шана, отогнул лацкан куртки. Сверкнул золотой топорик.

— Марш в машину!

— Может быть, лучше в брюках?

«Топор» ткнул под горло вроде не очень сильно, но дыханье вернулось к Шану только возле зарешеченного оконца, на деревянной лавке в душном фургоне.

Где-то близко застонал Сип. Шан нашел его ощупью — с него стекала вода. Шан вспомнил странные звуки в ванной.

Сип ободряюще похлопал его по руке.

Они ехали, временами включая сирену и пугая ночной город. Потом долго стояли. В зарешеченное оконце ничего видно не было.

Лязгнул засов. Им втолкнули еще двоих: мужчину, который, переломившись пополам, однотонно мычал от боли, и совершенно голую женщину. Женщина ничего не соображала. Наткнувшись в темноте на колени Шана, она вцепилась в них, прижавшись животом и грудью, и так ехала всю дорогу. Шан попробовал поднять ее с пола и посадить на лавку, но она начала отчаянно отбиваться.