Совесть палача - Страница 12

Пора!

Я встал, все тоже подскочили, принялись задвигать стулья обратно, под мой командирский стол, торцом стоящий к другому, за которым располагалось чёрное бронекресло. А я скинул курточку и напялил полевой камуфляжный китель с тусклыми полковничьими звёздами. И кепку надел. Отправил толчком прокурору папку с личным делом и файл с листочками акта. Потом прошёл к сейфу, звеня, вставил ключ, с хрустом повернул и с сарайным скрипом отворил закрома и хранилище. Там в углу тулилась початая бутылка коньяка, стопкой лежали текущие интересные мне личные дела осуждённых, а в отдельном «бардачке» дремал серебристый пистолет системы Нагана. И коробка патронов к нему.

Я вытащил пистолет, привычным уже движением откинул в бок дверцу, запиравшую каморы барабана, принялся не спеша снаряжать. Все терпеливо ждали, не решаясь нарушить традиционное священнодействие, осквернив его неуместным словом. Зарядил все семь гнёзд. Мало ли, вдруг отстреливаться будет? Не зря инструкции кровью писали.

Зековской.

Справившись, лихо, по-ковбойски крутанул револьвер на пальце. Хорошую машинку придумали бельгийцы, братья Эмиль и Леон Наганы! Отсутствует предохранитель, отличная кучность, патроны калибра семь-шестьдесят два. Как у «АК-47». Мне достался уже наш, патентный, Тульского завода, сорок пятого года. Раритет! Даже где-то антиквариат.

– Игоревич, – панибратски, поскольку считал себя старше, профессиональней и вообще автоматически приписанным к друзьям, обратился Мантик, – ты ему уже указ объявлял?

Это он про Кожухова, что томится сейчас в ожидании своей участи, плавая в тумане страха и неизвестности.

– Нет. Будем делать, как положено. Строго по правилам.

Манин сыто хихикнул, расценивая это, как один из вариантов развлечения. По инструкции положено было объявлять решение совета непосредственно перед «исполнением». Но я иногда манкировал и шельмовал при общем равнодушии и взглядах подчинённых сквозь пальцы на мои невинные шалости.

Мало ли, запарился начальник, замотался, даты перепутал. «Косяк» небольшой, чтобы с ним сразу бежать к высшему руководству. Нет, галочки, конечно, кто-то себе в блокнотик ставил, плюсики копил, только это пока не тянуло на полноценный компромат, так что пылились они пока в кармашках недругов, ожидая удобного случая, чтобы отправиться в Отдел Собственной Безопасности, нашу «полицию в полиции». Но и моя внутренняя контрразведка не дремала. У меня тоже досье на каждого неблагонадёжного в сейфе отдыхали. И пополнялись иногда. Ха-ха! Мне-то, как начальнику, сверху-то виднее! Пока я на балконе, а крепостные под балконом, мои плевки тяжелы и смачны, а их – только себя слюнями и забрызгать. Ещё покувыркаемся!

Поэтому я особо оголтелым смертникам объявлял их приговор не сразу перед процедурой, а за некоторое время. За день или три. А то и за неделю. Чтобы они прочувствовали весь цимес, подумали обо всём, о чём не успели или не предполагали. Чтобы переосмыслили и сделали выводы. И чтобы не спали. Слушали каждый шорох, каждый шаг в коридоре, покрываясь липким потом и мурашками, когда звенели ключами и громко переговаривались конвоиры снаружи.

Смерть для них теперь становилась не аморфным понятием. Она приобретала вполне осязаемые черты. Её шагами гулко топали охранники, звон «секреток» превращался в пение косы, а голоса их эхом перекатывались по открывшимся коридорам в Ад. Пытка ожиданием. Она, в пику сладкому ожиданию счастья, не приносит удовольствия, а выжигает душу и личность дотла. И от человека, давшего самую маленькую слабину в противостоянии со страхом ожидания смерти, остаётся только немо ревущая от ужаса телесная оболочка. И в пустой черепушке стучат пинг-понговыми шариками только две взаимоисключающие мысли: «Скорей бы всё кончилось!» и «Я очень хочу жить!».

Запирая кабинет обратно, я заметил, как Манин прихватил с подоконника свой медицинский чемоданчик с аптечкой первой помощи. При старом начальнике он пренебрегал этим аксессуаром, потому что тот всё делал чётко и чисто. А я в первый же раз такого натворил, что после этого Серёга стал вновь его таскать. Чтобы быть ко всему готовым. Кажется – глупость брать с собой аптечку. Чем можно помочь тому, кто сейчас умрёт? Но может случиться всякое. Например, бывает, нужен нашатырный спирт. И не только приговорённому. Или выходит эксцесс с попыткой сопротивления, и тогда Манин бинтует порезы и мажет их йодом. Да и стетоскоп свой он стал класть в чемодан для удобства.

Плотной собранной и сыгранной группой мы прошли лабиринтом коридоров из административного в тюремный корпус, минуя тамбуры и решетчатые перегородки с постами и рамками детекторов. Часовые щёлкали в своих «стаканах» и «скворечниках» кнопками, и двери с лязгом отпирались. Шедший последним лейтенант аккуратно захлопывал их за собой. Вот и коридор, где протянулись ряды массивных решетчатых дверей, за которыми множатся новые, уже глухие, с «волчками» и «кормушками». Там, за ними уже настоящие сидельцы, рассортированные по разным блокам. В первых двух – рецидивисты, в остальных – «первоходы». И крайний – смертники. Этот примыкает к лестнице, идущей в подвал. Там путь вновь разбегается на хозяйственные помещения, кухню, душевую, склад.

Сегодня нас интересует душевая, как конечная точка маршрута. В глухом торце есть крайняя кабина, которая всегда почему-то закрыта. Неприметная такая дверь, ничем не отличимая от остальных, только вот незадача, всё время заперта. Висит на гвозде, пробившем жесть облицовки грязная табличка «Ремонт». И никто из зеков никогда не заглядывал внутрь. А если б и заглянул, то удивился необычной отделке. Кабинка, в отличие от остальных, маленькая, на одного человека. Торчит из противоположной входу стены обшарпанный «гусак» душа с щербатой лейкой. В полу дырявый круглый нечистый слив. А стены обиты плотной чёрной резиной. В резине можно заметить рваные полосы, неопрятные дыры, будто кто-то гвоздём ковырял. Или ногтями скрёб. Но резина толстая, тот, кто это делал, до внутренней стены не добрался. Да и кому вообще могло такое желание в голову прийти? Следы эти – не человеческие. Их пули оставляют. Когда не застревают в головах казнимых. Только ни один зек этого не видел и не мог об этом раздумывать на досуге. А те, кто всё же видел, теперь уже ни о чём таком не думают. Им нечем. «Думалку» пулей в кашу размозжило. Как сегодня случится с Димариком Кожуховым, бесшабашным парнем, любившим выпить и потрахаться, если такой редкий шанс ему выпадал. Только сначала надо его сюда доставить.

Поэтому мы не стали спускаться в подвал, а свернули в коридор, где томились приговорённые к смертной казни. Этот блок насчитывал десять стандартных камер на шесть человек и пять маленьких одиночек. Сейчас в больших устроили вещевой склад заключённых, ибо барахла им теперь разрешено с собой тащить столько, сколько заблагорассудится. Всё, вплоть до телевизоров и мебели. И некоторые таки находятся. Сам видел, как одного хозяйственного «положенца» обслуживали «шестёрки», грузившие его немалый багаж из прибывшего конвойного «автозака». Чего там только не было! Как в стишке: картины, корзины, картонки, и старый пыльный ламповый телевизор «Рекорд 714». Очуметь!

А в малых сидели смертники. Сейчас две из пяти пустовали. Но это ненадолго. Скоро обещали подвезти ещё несколько граждан, которым ничего в будущем не светит из-за острого конфликта личных интересов и общего для всех сурового закона. Димарик сидел в первой, ближней к нам. Его не пересаживали, оно так само собой случайно получилось. Контролёр из непременного пропускного пульта с кучей мониторов видеослежения, один из бодрствующей смены, прошёл с нами, играя в руке ключом. Буднично заглянув в глазок, он сунул неподатливый штырь «секретки» в скважину и с хрустом принялся отпирать замок. В остальных камерах стояла мёртвая тишина. От такого сравнения у меня пробежали маленькой стайкой мурашки от крестца до лопаток.

Распахнулся кривой толстый ломоть дерева, обитого металлом, открывая вид внутрь. Приговорённый не спал. Он сидел на откидных нарах, на застеленном одеялом матрасе. На столе перед ним стояла пустая грязная плошка из нержавейки, из неё торчала алюминиевая ложка. Похоже, мы задержались и их успели покормить завтраком, а вот забрать посуду – нет. Маленькая деталь, но неприятно. А как если он схватит ту ложку и ткнёт ей Мантика в глазик после наших свежих новостей? Непорядок.