Совершенное создание - Страница 2

— Откуда ты знаешь английский?

— Преподавала в школе.

— А сейчас?

— Сейчас трудные времена. Школы закрыты. И я стала никем.

— Кто ты на самом деле? Человек древней расы? Гролианский тролль? Нет, невозможно. Кто же ты?

— Трудно сказать. Старый ученый говорит, что биология нашей планеты движется от странного к невероятному. Не знаю, хорошо это или плохо. Мой отец — человек древней расы, перекати-поле, бездельник.

— А мать?

— Мама? Та еще рыбка. Чудачка, не такая, как все. Хотя родом с этой планеты.

— Неужели ты была красивее, чем сейчас, Тереза? Как же ты выглядела?

— Как? Есть такое разговорное слово в английском — вау!

— Мне кажется, ты совершенна.

— Нет. Сейчас я чахлый цветок. Но когда-то и правда была совершенна.

— А на что ты живешь? Чем занимался отец?

— Когда не бездельничал, ловил рыбу.

— Почему не рыбачишь ты?

— Рыбачу. Но по-своему.

Питер снова услышал шелест невидимой сети, и ему безумно захотелось в нее попасть. С этого момента его отношения с Терезой развивались стремительно.

Двумя днями позже Питер испытал унижение. Он и Тереза обедали, сидя рядом на коврике. К ним подошел гролианин.

— Уже доедаете? — спросил он у Питера.

— Да, почти закончил.

— Вилка больше не нужна?

— Еще понадобится.

— Я должен забрать ее, — заявил гролианин. — Пришел человек более высокого сословия. Я отнесу вилку ему.

— У вас всего одна вилка?

— Я что, миллионер, чтоб держать в доме много вилок? Пришел важный человек, и я не хочу заставлять его ждать.

— Это унизительно, — выдавил Питер.

— Не понимаю, о чем вы. Давайте вилку.

Питер вернул вилку гролианину, и тот отнес ее человеку более высокого сословия, демонстрируя свою просвещенность.

— Не будь я самым никчемным и жалким человеком на свете, он бы не обошелся со мной так, — вздохнул Питер.

— Как ты не понимаешь, — сказала Тереза. — Кто-то ведь должен быть самым никчемным и жалким. В мире полно унижений. Это сближает нас.

Наступил последний день Питера Фини на планете Грол. Он уже собрал все заказы, какие мог собрать. Прогуливаясь с Терезой, он решился на трудный разговор.

— Когда добыча попадает в твои сети, Тереза, ты должна что-нибудь с ней делать. Или просто отпустить на свободу.

— Хочешь, чтобы я отпустила тебя на свободу?

— Нет. Хочу, чтобы ты пошла со мной на корабль, который улетает сегодня вечером.

— Я пойду с тобой только в одном случае.

— О других я и не думал, Тереза.

— У тебя не будет повода стыдиться меня, Питер. Я могу хорошо одеваться, если для этого есть средства. Могу изображать леди — я знаю, как это делается. Я даже научилась ходить в обуви. Живи мы в более счастливом мире, я бы наверняка вернула свою красоту, которую отняли трудные времена. Я принесу тебе удачу. Я говорю на разных языках, вижу скрытый смысл вещей, и я гораздо смышленее тебя. Со мной ты добьешься успеха даже в своей скудной торговле. Вместе нам будет хорошо.

Когда кто-то попадает в невидимую сеть, раздается характерный звук. Затягивание сети сопровождается другими характерными звуками — тихим пощелкиванием поплавков, перешептыванием грузил, поскрипыванием тросов. Тереза, дочь рыбака, прекрасно знала, что делала. Питер — рыба некрупная и нежирная, но Тереза понимала: он — лучшее, что можно поймать в этих водах.

Они поженились и улетели в поисках более счастливого места, где Тереза могла бы вернуть утраченную красоту.

Плавающая справедливость восторжествовала. Крайности уравновесились. Самый никчемный и жалкий человек на свете стал обладателем главного сокровища вселенной.

Разумеется, они были счастливы. Разумеется, их счастье выдержало испытание временем.

— И никакого подвоха? — спросите вы. — Не может быть, ведь в конце всегда что-нибудь портится…

Нет. Никакого подвоха. Совершенное, бесконечное счастье. Это только в лживых сказках что-нибудь портится в конце.

Они все лучше понимали друг друга, радовались вестям о грядущем потомстве. Их благосостояние росло, особенно в сравнении с прежними временами. Они перестали быть жалкими и никчемными. Взять в жены самую прекрасную женщину во вселенной мог лишь один мужчина. Хотя, возможно, это и выходит за рамки обычного понимания, но этим единственным мужчиной был именно Питер Фини.

Совершенство, вот что это было. И не только потому, что Тереза вернула себе прежнюю красоту и теперь весила больше ста килограммов, что, кстати, Питеру нравилось.

Но разве возможно, чтобы совершенство было чересчур совершенным?

Мир, в котором они обосновались, напоминал родной мир Терезы, только был обширнее, удобнее для жизни, одарен богатыми ресурсами и невероятно разнообразной биологией. Их любовь, многогранная и глубокая, не поддавалась измерению. И дети у них получались такие необычные, такие разные!

Плавающая справедливость торжествовала. Самый никчемный и жалкий человек вселенной заполучил Совершенное создание. Равновесие восстановлено, но почему тогда плавающая справедливость усмехается? И почему у этой истории рыбный привкус, даже у справедливости, которая плавает? Но поверьте, это не подвох. Их жизнь не была ущербной. Скорее, наоборот-их окружало изобилие, которое невозможно охватить. То есть, именно то, что подходило Питеру Фини как никому другому, — по версии Плавающей справедливости.

Но после большого уравновешивания всегда следует небольшая коррекция. Соразмерность должна быть установлена во всем — в том числе, и в счастье. Об этом нам шепчет древний Внутренний океан, и его соленые шутки надо воспринимать с горьким юмором.

Дети такие необычные и разные — и их так много! Ни одну пару на свете природа не осчастливила таким разнообразием детей. Одни скакали по холмам и скалам позади Питера, другие плескались в раскинувшемся перед ним океане.

Закончив возиться на пристани, Питер свистом позвал морских детей. Взорвав гладь воды, они плеснули хвостами и устремились к нему. Как же их много — и все такие складные!

— Свистни четверых к обеду! — крикнула Тереза. Питер

повиновался. То, как они поступали с детьми, было не то чтобы неприятно. Но не этого он ожидал. Хотя для них с Терезой все еще были открыты любые перспективы.

— Вот бы у нас появился человеческий ребенок, — говорила она. — В конце концов, у мамы была я. Человеческие малыши и дети-рыбы любят играть вместе. И еще он бы лазал по скалам вместе с детьми-троллями Грола. То есть, связал бы воедино всю нашу семью. Я знаю, ты тоже об этом думаешь, Питер. Поглядим, что получится в следующее оплодотворение икры.

Питер Фини смотрел на своих детей в волнах океана и на детей, карабкающихся по скалам, и чувствовал невольную гордость. Легко полюбить детей-рыб и детей-троллей, если они — плод твоих чресл. К тому же, оставалась надежда, — а она, как известно, умирает последней, — что когда-нибудь появятся дети, подобные Питеру. Но от этого его любовь к нынешнему потомству не становилась меньше.

Подплыли четверо детей, которых он позвал.

— Они такие чудесные! — сказала Тереза. — Зажарь их, Питер.

И взял он чудесных детей-рыб, вышедших из воды, и начал готовить к жарке.

Он долго не мог к этому привыкнуть. Но когда у тебя так много детей — больше десяти тысяч, и становится все больше и больше — и все они такие складные, и, вдобавок, плоть от плоти твоей…

Питер Фини укладывал детей-рыб на сковороду, и его переполняли противоречивые чувства. Соленые слезы струились по его сияющему лицу, падали в волны и сливались с соленой водой океана.