Сотворение мира. Люди. Вып. 3 - Страница 1

С начала своего творческого пути, которое имеет точную дату — апрель 1934 года, время опубликования первой карикатуры в газете «Монд», издававшейся Анри Барбюсом, Жан Эффель создал около двадцати тысяч рисунков, значительная часть которых имеет отношение к библейской легенде. Как всякий художник, влюбленный в свой труд, Эффель всю жизнь работал много, увлеченно и продуктивно. До последних лет его рабочий день длился с 8 часов утра до 7 часов вечера. Выходной — только воскресенье, да и то не всегда. «Я — физический работник умственного труда, — говорил он о себе. — Особенно я ощутил это, когда, поранив палец, не смог полгода рисовать. Я чувствовал себя маляром, который не может держать кисть в руках!» Графический стиль Эффеля сложился сразу и не менялся под влиянием художественной моды. Поэтому, давно уже не испытывая затруднений перед чисто изобразительной стороной творческого процесса, художник говорил, что для него литературная проблема сложнее художественной. Он считал, что в его профессии график занимает второе место, первое место — литератор. «Я придумываю тексты раньше, чем изображение», — говорил он. С детства любя литературу и театр, Эффель как бы соединяет эти два вида искусства на листе бумаги. Персонажи рисунка — актеры на маленькой сцене, а текст — реплика из веселой комедии.

Продумывая подпись под рисунком, Эффель старался сделать ее по возможности краткой. Чтобы читатель оценил остроумие рисунка, нужно, «чтобы ему казалось, что он один его понимает. Если будет много слов, он подумает: что это художник мне все растолковывает? Если слишком кратко — подпись будет восприниматься как ребус». Для облегчения подписи самый верный путь — все, что только возможно перенести в рисунок. «В элементах рисунка все понятно, а непонятное — приходится выражать словами». Эффель говорил, что это напоминает решение школьного алгебраического уравнения: «Все известные величины А, В и С я переношу в одну сторону, а все иксы и игреки — в другую. Когда перенос закончен правильно, уравнение решено верно». Считая нетактичным по отношению к читателю рисовать заумно и усложненно, Эффель не боялся в тех случаях, когда персонаж еще не очень знаком, а символ не сложился, включать в рисунок экспликацию, хотя старался этого избегать. Если неодушевленные предметы по сюжету юморески символизируют отвлеченные понятия, художник помещал на них разъясняющие надписи.

Жан Эффель, рис. Анри

Свое художественное кредо Эффель выразил в короткой фразе: «Главное в рисунке — чтобы он был хорошо читаем».

Рисунки без слов занимают относительно небольшое место в творчестве художника. Эффеля можно назвать представителем и даже главой литературной традиции в современной французской карикатуре. Его рисунки сопровождаются и краткими репликами, и диалогами, и цитатами. Он считал, что в карикатуре и подпись, и рисунок — совершенно равноправные слагаемые.

Смысл и задача юмористического рисунка заключаются в том, что Эффель свойственными ему художественными средствами стремится подвести читателя к определенному выводу, который по рассеянности ума или стандартности мышления не сразу приходит в голову. В творчестве Эффель такое выявление очевидности достигает рядом приемов.

Самый распространенный напоминает доказательство от противного. Художник как бы становится на точку зрения персонажа, произносящего нелепость или делающего промах; юморист показывает этот поступок как обычный, нормальный, естественный, заставляя читателя тем самым заметить его несообразность. К таким рисункам относится, например, вся серия юморесок, в которых рассказывается о знакомстве Адама с обитателями райского сада. Райский образ жизни он воспринимает с позиций современного человека, часто оценивая его с точки зрения буржуазно-мещанских взглядов и предрассудков.

Другой способ — аналогия. Художник переносит поступки, нормальные в одних обстоятельствах, в ситуацию, при которой они вызывают смех. Примером в этом случае может служить серия рисунков, в которых Адам и Ева ведут себя в раю, подобно туристам, приехавшим в гостиницу.

Наконец, можно назвать еще один прием, заключающийся в полном отрыве от реальности. Например, Ева говорит Адаму: «У вас очень красивое имя. И редко встречается». На библейскую канву «Сотворения мира» эти приемы накладываются особенно удачно. В этой связи уместно вспомнить, что на вопрос, невольно приходивший в голову читателям: «Верите ли вы в бога?», Жан Эффель отвечал так: «А, понятно, почему вы об этом спрашиваете… Божественная тематика? Нет, в бога я не верю. Верю в людей и очень люблю все живое: цветы, траву, животных. Просто мне повезло — я открыл свою тему. Говоря профессиональным языком, я нашел свой «ход». Бог здесь ни при чем, но легенда о нем очень помогает.

Попробуйте ответить: почему у розы шипы? Легенда объясняет: она красивая, и дьявол натыкал в нее шипы. Дьявол гадкий. А разве люди иногда не пытаются сделать то же самое? Скажем, на Западе, когда речь идет о разрядке и мире? А почему поросенок розовый? Потому что ангел, которому Бог поручил окраску животных, забыл, что поросенок любит грязь. А разве люди не пытаются иногда забыть и не стараются выдать черное за белое? Как говорят русские: «Сказка ложь, да в ней намек»… Этот принцип я использую в своей работе».

Однако сам по себе юмористический замысел рисунка не достигал бы поставленной цели, если бы не был облечен в соответствующую законченную изобразительную форму.

Эффель работал в основном в технике черно-белого рисунка, никогда не прибегая к штриховке. Цветом он пользовался относительно редко. Видя связь между своим стилем и народным лубком, художник раскрашивал свои рисунки в сходной цветовой гамме и следил за тем, чтобы типографские граверы не поправили не заполненного цветом кусочка щеки или груди, напоминающего сдвинутый трафарет. Работая в плоскостной манере наложения цвета, он видел в оставленных пробелах способ придать изображению округлую форму.

Эффель стремился к тому, чтобы у зрителя складывалось впечатление не только законченного артистизма, но и легкости исполнения. Но легкость эта только кажущаяся. Каждый рисунок проходит три фазы: уголь, карандаш, перо с тушью, потом возможна цветная тушь. На первый взгляд рисунок как будто создан одним росчерком пера, но если посмотреть на черновики, то видно, что процесс творчества сложен и неразрывно связан со сжатием рисунка, очищением от всего лишнего, совершенствованием композиции. На эскизах множество рук и ног, заросли маргариток. «Самое важное для человека моей профессии — корзина, — улыбался Жан Эффель. — И самое ценное, что мне принес успех, — возможность выкидывать 9 из 10 вариантов, а не бежать с ними в газету, чтобы заработать деньги на жизнь».

В свой последний приезд в Москву он пожелал газете «Московский комсомолец»: «Пусть ваши художники работают по пятнадцать часов в день и две трети своих работ сами забраковывают. Если, конечно, они у вас не гении…»

Стремление к обобщенности, смысловой концентрации (не к упрощению рисунка, он богат и выразителен) — первая забота художника. Тени он рисует только тогда, когда они играют роль в сюжете. «Как только уже понятно, что это слон, а не зебра, — шутил он, — больше ничего не надо добавлять». Выражения лиц определяются соотношением трех компонентов — линией глаз, носа и рта, будь это человек, животное или цветок. «Этими четырьмя черточками можно все передать: любопытство, обиду, нахальство, лицемерие, скромность. Как это получается, я не знаю, но это реализуемо», — пояснял Эффель.