Сотканный мир - Страница 11

Кэл сделал так, как она предлагала. Когда он развернулся, Джеральдин уже сидела на его кровати, скрестив ноги и опершись спиной на коллаж из картинок. Кэл сделал его в ранней юности, а родители так и оставили висеть. «Стена плача», называла этот коллаж Джеральдин: парад кинозвезд, ядерных взрывов, политиков и свиней.

— Платье получилось прекрасное, — сообщила она.

Кэл задумался над этой ремаркой; голова соображала туго.

— Платье Терезы, — подсказала Джеральдин.

— А.

— Иди сюда, Кэл. Сядь.

Он стоял у окна. Благоуханный чистый воздух напомнил ему…

— Что случилось? — спросила она.

Слова были готовы сорваться с губ. «Я видел Страну чудес», — хотел сказать Кэл. В общем, так оно и было. Сопутствующие обстоятельства, подробности — все это не имело значения. Четыре главных слова произнести нетрудно, правда? «Я видел Страну чудес». Если в его жизни и есть кто-то, кому он должен поведать о случившемся, то это как раз Джеральдин.

— Расскажи мне, Кэл, — попросила она. — Ты болен?

Он покачал головой.

— Я видел… — начал он.

Она смотрела на него в полном недоумении.

— Что? — спросила она. — Что ты видел?

— Я видел… — снова начал он, и снова ничего не вышло. Язык не слушался его, слова не выговаривались. Кэл перевел взгляд с лица Джеральдин на «Стену плача».

— Эти картинки, — произнес он наконец, — они просто уродские.

Странная эйфория охватила его: он был так близок к признанию, но все-таки сдержался. Та часть его существа, которая хотела уберечь увиденное в тайне, в этот миг выиграла сражение, а может быть, и всю войну. Он не мог открыться Джеральдин. Ни сейчас, ни потом. Он почувствовал огромное облегчение, когда наконец принял это решение.

«Я Безумный Муни», — подумал он, и мысль не показалась ему ужасной.

— Ты уже выглядишь получше, — заметила Джеральдин. — Должно быть, свежий воздух помог.

Чему же он мог научиться у покойного поэта теперь, когда они сделались родственниками по духу? Что бы сделал Безумный Муни на месте Кэла?

Ответ пришел сам собой: он бы следовал правилам игры, а потом, когда мир повернулся бы к нему спиной, начал поиски. Он бы искал до тех пор, пока не нашел свою цель, и нисколько не беспокоился бы о том, что эти поиски ведут к безумию. Он бы отыскал свою мечту, крепко вцепился в нее и никогда уже не отпускал.

Они еще немного поболтали, а потом Джеральдин объявила, что ей пора идти. Сегодня днем надо сделать еще много всего, связанного со свадьбой.

— Больше никакой беготни за голубями, — велела она Кэлу. — Я хочу, чтобы в субботу ты был там.

Она обняла его.

— Ты такой худой. Придется мне тебя откормить.

«Сейчас она ждет, что ты ее поцелуешь, — шепнул Кэлу в ухо безумный поэт, — сделай леди одолжение. Мы же не хотим, чтобы она подумала, будто ты потерял интерес к спариванию из-за того, что почти поднялся на небеса и свалился обратно. Поцелуй ее и скажи что-нибудь подобающее такому случаю».

Поцелуй более-менее удался. Кэл беспокоился, как бы Джеральдин не заметила, что он действует по чужой подсказке, но все обошлось. Она щедро ответила на его ложную страсть, прижавшись к нему всем телом, теплым и упругим.

«Готово, — сказал поэт. — А теперь найди какие-нибудь воодушевляющие слова, и пусть она уйдет восвояси счастливой».

И тут уверенность оставила Кэла. Он никогда не умел вести любовные разговоры.

— Увидимся в субботу. — Вот и все, что он смог сказать. Но Джеральдин, кажется, это вполне удовлетворило. Она еще раз поцеловала его и ушла.

Он смотрел из окна и считал ее шаги, пока она не завернула за угол. А когда возлюбленная скрылась из виду, Кэл отправился на поиски своей заветной мечты.

День, в который вышел Кэл, был сырым и душным. Лето уже готовилось уступить свое место осени. Даже ветер казался усталым, и его усталость была заразна. Когда Кэл наконец добрался до квартала, где располагалась Рю-стрит, он чувствовал, что его ноги в ботинках распухли, так же как и мозги.

В довершение страданий, он никак не мог найти чертову улицу. Накануне он шел к тому дому, не сводя глаз с птиц и не глядя на дорогу, поэтому у него осталось весьма смутное впечатление об окружающей местности. Осознав, что так можно бродить часами и не найти нужную улицу, Кэл спросил дорогу у компании шестилеток, игравших в войну на углу. Его уверенно отправили в противоположном направлении. Однако — то ли по злому умыслу, то ли по незнанию — этот путь оказался явно неправильным. Кэл понял, что ходит кругами, и его отчаяние усилилось.

Оставалось надеяться только на шестое чувство — некий инстинкт, который должен привести его прямо в страну грез. Но, судя по всему, в данный момент это чувство отлучилось.

И лишь везение, исключительно везение, привело его в итоге на угол Рю-стрит к дому, некогда принадлежавшему Мими Лащенски.

Сюзанна потратила утро на то, что пообещала доктору Чею: она пыталась отыскать в Торонто дядю Чарли. Дело оказалось не из легких. Во-первых, в небольшом отеле, где она остановилась накануне вечером, имелся лишь один общий телефон, и другие постояльцы хотели добраться до него не меньше Сюзанны. Во-вторых, ей пришлось обзвонить нескольких друзей семьи, прежде чем она нашла телефонный номер дяди Чарльза. Все это заняло большую часть утра. Когда она связалась с Чарли, было уже около часа. Единственный сын Мими воспринял известие без малейшего удивления. Он не сказал, что сейчас же бросит работу и примчится к постели матери, а только вежливо попросил Сюзанну позвонить ему, когда будут новости. Надо полагать, он хотел узнать, когда придет время прислать венок. Удивительная сыновняя любовь!

Поговорив с дядей, Сюзанна позвонила в больницу. Состояние больной не изменилось. Она «держится», сказала дежурная медсестра. От этих слов в воображении возник странный образ бабушки в виде альпиниста, вцепившегося в отвесную скалу. Сюзанна воспользовалась возможностью и спросила о личных вещах Мими. Ей ответили, что та поступила в больницу в одной ночной рубашке. Скорее всего, «стервятники», о которых говорила миссис Памфри, уже успели вынести из дома все ценное, включая шкаф, однако Сюзанна все равно решила заехать туда. Вдруг удастся спасти что-нибудь такое, что хоть немного скрасит последние дни Мими.

Недалеко от гостиницы Сюзанна нашла итальянский ресторан, пообедала и поехала на Рю-стрит.

Уходя, грузчики прикрыли за собой ведущие во двор ворота, но не заперли их на засов. Кэл распахнул створку и шагнул во двор.

Если он наделся на какое-то откровение, то его ждало разочарование. Он не увидел ничего примечательного. Лишь иссушенные сорняки, пробивавшиеся между булыжниками, да разбросанный хлам, который грузчики сочли ничего не стоящим. Даже тени, где могло бы затаиться блаженство, были пусты и лишены таинственности.

Кэл остановился посреди двора, где ему открылись все переворачивающие сознание тайны, и в первый раз по-настоящему усомнился: а было ли в действительности то, что случилось вчера?

Возможно, что-нибудь найдется внутри дома, сказал он себе. Какой-нибудь обломок кораблекрушения, за который он сумеет уцепиться в этом море сомнений.

Кэл пересек двор, где недавно лежал ковер, и подошел к задней двери. Грузчики оставили ее незапертой, или же замок сломали хулиганы. Как бы то ни было, дверь была приоткрыта. Кэл переступил порог.