Состязание в непристойностях - Страница 4

Муж к Соне вскоре охладел, но продолжал оплачивать все ее расходы. И она наконец на полную катушку занялась тем, о чем мечтала со своими товарками из модельного агентства, к чему стремилась всю жизнь, что считала мерилом успеха, единственной достойной целью человеческого существования: стала таскаться по престижным клубам, по светским вечеринкам и трахаться со всеми встречными мужиками.

Что касается Калачникова, то он впервые пересекся с Соней Корзун в Куршевеле. Все приличные люди знают, что этот знаменитый французский горнолыжный курорт состоит из нескольких одноименных деревушек, расположенных на разной высоте, и наиболее престижной является самая верхняя. Именно сюда и спустился на лыжах с гор два года назад Калачников, отбившись от шумной компании, с которой приехал из Москвы.

Сразу за станциями подъемников сплошь шли рестораны с выставленными на улицу столиками, и, несмотря на то что чашка чаю или кофе в них стоила раза в два дороже, чем в таких же заведениях, в изобилии разбросанных по склонам, почти все места здесь были заняты. Публика нежилась под лучами яркого высокогорного солнца и почти отовсюду слышалась русская речь.

Оставив лыжи у одного из подъемников, Калачников занял столик на открытой площадке ближайшего ресторана и заказал горячий шоколад. По соседству с ним сидела симпатичная высокая девица, которая явно узнала его – а кому из жителей России не было известно лицо Калачникова, – и, поймав взгляд Петра, она приторно, интригующе улыбнулась. Этой улыбчивой молодой дамой как раз и оказалась Соня Корзун.

Вообще-то в компании, от которой в этот день отстал Калачников, у него была подруга, но не мог же он не отреагировать на столь явный вызов.

– А вы почему не катаетесь? – поинтересовался Петр у девицы.

В отличие от большинства присутствовавших в ресторане, заглянувших сюда в перерывах между спусками с горы, чтобы выпить чего-нибудь согревающего или просто дать отдых ногам, она была без горнолыжных ботинок, а ее отороченная натуральным мехом и расшитая стразами курточка тысяч за пять баксов вряд ли предназначалась для занятий спортом.

Только позднее Калачников узнал, что дорогие проститутки, приезжающие на промысел в облюбованный богатыми россиянами Куршевель, как правило, никогда на лыжи не встают. Светлое время суток для них – самое горячее время. Своих клиентов они находят на горнолыжном курорте не столько вечером, сколько днем, в праздной толпе, заполняющей расположенные на открытом воздухе питейные заведения, и отсутствие горнолыжных ботинок является одной из их отличительных особенностей. Однако Соня Корзун вела себя как проститутка не по материальным, а по идейным соображениям.

– А вы заметили, что японцы здесь тоже не катаются, – загадочно ответила Петру незнакомка.

Эти слова заинтриговали Калачникова. Ему было непонятно, на кого он нарвался: на интеллектуалку с крайне оригинальным стилем мышления или на смазливую дурочку, не способную связно поддерживать разговор. Но, поразмыслив, он вынужден был признать точность только что сделанного замечания.

– Действительно, – удивленно усмехнулся Калачников, – во Французских Альпах я встречал негров, мулатов, жгучих блондинов из Скандинавии, но, кажется, никогда – японцев! Может, мне просто не везло? – хохотнул он. – Как вы думаете, почему они сюда практически не приезжают?

– Одна подруга говорила мне, что японцы преклоняются перед Монбланом, поэтому и не вытаптывают Альпы, – без тени улыбки заметила соседка.

– Ну да, а на Фудзияму они просто плюют, – вырвалось у Петра.

Позднее Калачников уже не пытался понять логику Сониных высказываний, если она – эта логика – вообще существовала. Он удовлетворился изощренными сексуальными экспериментами с новой знакомой, к которым они приступили в ее гостиничном номере уже через час после дискуссии о странных религиозных предпочтениях японцев. Соня специально приехала в Куршевель одна, без мужа, и помешать им никто не мог.

Довольно регулярно встречались они потом и в Москве. Нельзя сказать, что Калачников в сексуальном плане очень уж поразил Соню, открыл для нее что-то новое, необычное. Просто он стал для нее чем-то вроде доказательства достигнутого ею жизненного успеха: не каждая даже очень богатая женщина имеет в любовниках звезду шоу-бизнеса, популярного телеведущего. И это доказательство предъявлялось направо и налево.

Дело в том, что Соня не только была адептом праздного, бесцельного времяпрепровождения и беспорядочных половых связей, но и самоотверженно приобщала к своему образу жизни, к своей вере многих новых подруг. Заимев очередную послушницу, она таскала ее по злачным местам, пытаясь поразить воображение, а коитус с Калачниковым использовала как главную козырную карту: «Хочешь зайдем к моему другу?» – «К какому?» – «К Пете Калачникову». – «К самому Калачникову?!» – изумлялась подруга. «К самому, к самому!» – внутренне торжествуя, подтверждала Соня. И иногда они даже устраивали веселые групповухи.

Вот и в этот раз Соня пришла в гости с милой, симпатичной, веснушчатой девушкой, которую звали Ниной. В присутствии Калачникова Нина поначалу очень робела и поэтому пыталась казаться развязной. Она громко, вульгарно смеялась и не к месту рассказывала скабрезные анекдоты, а потом поведала, с какими приключениями ехала вчера с загородной Рублевки в один модный, недавно открытый ресторан. Принципиальным в этой истории было то, что она обитала на пафосной Рублевке и посещала престижные рестораны.

– Ну, значит, еду я туда и на светофоре поворачиваю налево, – щебетала Нина.

– Направо… – машинально поправил ее Калачников, хорошо знавший и эту дорогу, и этот ресторан.

– Нет, налево, – вмешалась Соня.

– Прошу прощения, но направо, – настоял Петр.

– Если ехать с Рублевки в центр города, то тогда действительно надо повернуть направо. Но мы-то сейчас в Москве и если смотреть отсюда, то Нина свернула налево, – легко объяснила Соня логику мышления своей подруги: они были одной крови.

За болтовней компания раздавила бутылочку шампанского. Помня о вчерашнем сердечном приступе, Петр пригубил свой бокал совсем чуть-чуть, а остальное выпили дамы. Это настроило их на игривый лад: они спустили с Калачникова штаны и с двух сторон стали лизать его огурец. Для Сони, с большой охотой пускавшейся даже на рискованные эксперименты, это было почти пуританское развлечение, что-то вроде невинной игры. Снизу она лукаво посматривала на Петра, тогда как ее молодая товарка работала языком чрезвычайно добросовестно, не отрываясь, даже с каким-то благоговением – было очевидно, что ее просто переполняет сознание, к какой святыне ее допустили.

От усердия язычок Нины покрылся пупырышками и стал фиолетовым, и точно такого же окраса была от натуги головка калачниковского бойца. Это совпадение цветов почему-то вывело Петра из себя – чертова артистическая натура, – и он никак не мог кончить. Нина чувствовала свою вину и старалась еще больше, отчего ее язык становился еще более фиолетовым и пупырчатым, а раздражение Петра все более сильным.

В какой-то момент Калачникову показалось, что в груди у него опять появилась та самая боль. Он очень испугался и подумал, что напрасно-таки не записал телефон приезжавшей вчера в телецентр докторши. В случае ухудшения ситуации можно было бы позвонить ей и хотя бы проконсультироваться, что ему делать. Ну естественно, не рассказывая в деталях о причинах, вызвавших новое обострение. Боязнь внезапной смерти делала нечувствительными его эрогенные зоны, и вся тройка прилично намучилась, совершая этот примитивный минет.

Наконец для Калачникова все благополучно закончилось, и он с облегчением выставил своих гостей, соврав, что ему надо ехать на работу, что сегодня у него еще какие-то съемки. Впрочем, девушки тоже не настаивали на том, чтобы задержаться, так как в этой жизни им очень многое надо было успеть. В конце концов, если ты поставила перед собой цель превзойти всех остальных женщин в распутстве, то важно не качество каждого конкретного коитуса, а их количество.