Соседи (ЛП) - Страница 66

— Да пошел ты, Лиам. — Я ткнул в него пальцем. — Ты бы никогда не сказал ей правду. Ты бы позволил ей верить, что она виновата во всем до конца. Господи, твоя интрижка с Эбби строилась только на лжи, ты, трус-манипулятор. — Я поставил ноги на пол, вцепился пальцами в спинку стула. — Убирайся из моего дома.

Он сглотнул и посмотрел вниз.

— Нэйт, мне нужно знать о Са…

— Что? Забрать у меня Эбби тебе мало? Теперь ты хочешь и мою дочь?

Лиам поднял голову и встретился со мной взглядом.

— Нет, я бы никогда…

— Но ты хочешь знать, твоя ли она? — уставился я на него. — Так?

— Если она моя, — произнес он, старея на десятилетие с каждым мгновением, — то она — единственная часть Эбби, которая у меня осталась.

— У тебя не осталось ничего от Эбби. А Сара — моя, — выдавил я сквозь стиснутые зубы. — Она моя.

— Нэйт, дело не только в нас. Зак… он в смятении. Дети… они должны знать.

— А как насчет твоей жены? Где она сейчас? Я не видел ее в последнее время. Что ты сделал, убил и ее? — Я уставился на Лиама, на мгновение удовлетворенный, когда увидел, как он вздрогнул.

— Нэнси опустошена, Нэйт, она в шоке. Она отвезла Зака к своей маме. Мы продаем дом. Разводимся.

Я уставился на него.

— И Эбби тоже так собиралась поступить? Развестись со мной? Ради тебя?

Лиам закрыл глаза и опустил голову.

— Господи Иисусе, это становится все лучше и лучше. Ты просто ничтожество…

— Я любил ее, Нэйт, — проговорил он торопливо. — С самого первого момента как увидел. Я ее любил.

— Да, — пожав плечами, согласился я. — Она производила такой эффект на людей.

— И тебя она тоже любила. Она сказала мне, что ты…

Я покачал головой, прорычав.

— Нет. Не смей, блядь, говорить. — Я закрыл глаза. — Ты должен уйти, Лиам. Уходи сейчас. Прежде чем я сделаю что-то, о чем не пожалею.

Сейчас

Нэйт

Прошло две недели после похорон. Отец Эбби, Патрик, прилетел из Бостона, и мы с Сарой мгновенно узнали его, когда встречали в аэропорту. Его лицо чем-то напоминало лицо Эбби, но по тому, как он шел, мы уже догадались, что это ее отец. Его грустная улыбка подтвердила наши догадки еще до того, как мы пожали друг другу руки. Он рыдал, обнимая нас с Сарой, шепча снова и снова, как ему жаль, а мы прижимались к нему, как утопающие к спасательной шлюпке.

Я безмерно зауважал Патрика и Долорес за то, что они отложили в сторону, по крайней мере на один день, то, что, должно быть, казалось им непреодолимыми разногласиями, чтобы попрощаться со своей дочерью. Но теперь родители Эбби, Пол, Линн и девочки разъехались по домам, возвращаясь к привычному быту, а нам с Сарой предстояло начать свою собственную жизнь.

Мы с дочерью сидели перед моим ноутбуком. Свет придавал ее коже жуткий голубоватый оттенок, отчего круги под глазами становились еще темнее. Я радовался, что скоро закончится учебный год. В следующем месяце мы собирались в Европу. Мы оба решили, что нам нужно уехать, наполнить жизнь новыми воспоминаниями, только мы вдвоем, а потом с Полом и Линн в Швейцарии. Кевин уже все устроил, не пожалел никаких средств. Но перед этим нам нужно позаботиться еще кое о чем.

— Ты уверена? — спросил я, наведя курсор на кнопку «Отправить». — Ты абсолютно уверена, что хочешь это сделать?

— Папа, — сказала Сара. — Дело не в нем. — Она все еще отказывалась произносить имя Лиама. — Ты мой отец. И всегда им будешь. Но я должна знать о Заке. — Она сжала мою руку. — Должна.

— Но он скоро уедет в университет, — быстро проговорил я. — И дом будет продан. Тебе больше никогда не придется его видеть. Мы никогда больше не увидим никого из них.

— Папа, — прошептала она, затем сглотнула и добавила: — Мне нужно знать.

***

Комплект от «ГенТек» пришел в обычном конверте через несколько дней.

— Не заставляй меня делать мазок со щеки, папа, — попросила Сара, пока мы изучали инструкции. — Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать себя преступницей.

Я обнял ее.

— Вместо этого мы возьмем образцы волос, — предложил я. — Так будет нормально?

Она кивнула, ее глаза налились кровью, когда дочь просмотрела остальную часть брошюры.

— Тут сказано, что будет лучше, если мы пришлем образец и от мамы. — Слезы полились по ее щекам. — Как мы…?

— Я позабочусь об этом. — Я поцеловал ее в макушку и пошел в нашу — мою — ванную комнату, открыл один из ящиков и уставился на щетку Эбби. Я взял ее в руки, потянул и распутал длинные светлые пряди, мое колотящееся сердце наполнилось ненавистью и гневом.

Иногда мне казалось, что если бы она была жива, я бы решился на ее убийство. Обхватил бы руками ее маленькую изящную шейку и сжимал до тех пор, пока не увидел, как из нее уходит жизнь. Но перед этим я бы кричал и ругался, вопил о том, как пытался сделать счастливой каждый день с тех пор, как увидел посреди этой богом забытой дороги. Я бы сказал, что следовало оставить ее умирать, как это сделал ее драгоценный, идеальный Лиам.

Но потом гнев исчезал и сменялся чувством абсолютного, тонущего отчаяния. Я шептал жалкое «прости» своей мертвой жене, извиняясь за ужасные мысли снова и снова, умоляя вернуться, лечь рядом со мной, чтобы сказать, что все еще ее люблю. Горе, знал я, — скользкое, непостоянное чудовище, которое трудно взять в руки и почти невозможно приручить.

Я глубоко вздохнул, вернулся на кухню, положил волосы Эбби в конверт и обнял дочь.

Она посмотрела не меня.

— Что теперь?

— Теперь? — сказал я со слабой улыбкой. — Теперь мы будем ждать.

Сейчас

Сара

Дорогой дневник,

Прошел год — ровно двенадцать месяцев — с тех пор, как Джефферсоны переехали в соседний дом.

По моим ощущениям, больше похоже на двенадцать лет.

Мой психотерапевт говорит, что у меня все хорошо. Он считает, что я «делаю успехи в принятии того, что смерть мамы не моя вина». Я улыбнулась и поблагодарила его. Так проще.

Зак тоже уверяет, что во всем виноват только его отец, с которым он до сих пор отказывается видеться. Зак пишет письма каждый день, говорит, что хочет увидеть меня снова. Сегодня он написал «Я люблю тебя» и сказал, что произошедшее между его отцом и моей матерью не должно разлучать нас. Он говорит, что мы должны быть вместе. И это вызывает у меня слезы, потому что я чувствую то же самое.

Папа тоже часто плачет. Он не знает, что я его слышу. Но я слышу, поздно ночью, когда тоже не могу заснуть, когда лежу в постели и думаю обо всем, что случилось.

Когда папа увидел результаты ДНК, его слезы были другими, потому что он улыбался. Он обнял меня так крепко, что казалось, я не смогу дышать. Он прошептал, что все будет хорошо. Он пообещал, что с этого момента все будет хорошо.

И я спросила, что бы он сделал, если бы результаты оказались другими. Папа ответил, что это не имеет значения, он любит меня, несмотря ни на что. Но он лгал, я в этом уверена. Когда я посмотрела в его глаза, то поняла, что приняла правильное решение. Ведь какой еще у меня был выбор?

И я никогда не скажу папе правду.

Он никогда не узнает, как я пробралась в дом Зака и взяла волосы его отца на следующий день после смерти мамы. Что я отправила две посылки в «ГенТек», обе с папиным именем, но одна с моей подписью, немного отличающейся, чтобы их различить… Или что я уничтожила результаты теста с образцом отца.

Мне пришлось. Это убьет его, если он узнает, что не мой настоящий отец. И он перестанет любить меня, я уверена. Как он сможет любить меня, зная, что я — часть Лиама.

Но папа никогда не узнает. Никто никогда не узнает. Моя мать, возможно, не смогла сохранить свои секреты должным образом, но я смогу. Вот почему, Дорогой Дневник, завтра утром ты превратишься в тлеющую груду бумаги.