Соперники - Страница 5

Миссис Малапроп. Вот, сэр Энтони, полюбуйтесь! Вот вам эта умница-разумница, которая хочет опозорить свое семейство и кидается на шею какому-то малому, который гроша ломаного не стоит.

Лидия. Тетушка, я думала, вы…

Миссис Малапроп. Думала? Вы думали, сударыня? Не знаю, как это вы себе позволяете думать! Совершенно неподходящее занятие для молодой девицы! Мы одного от вас требуем. Обещайте нам монументально забыть этого малого, подвергнуть его полной проскрипции и даже не вспоминать о нем.

Лидия. Ах, тетушка, наши воспоминания не зависят от нашей воли! Забыть не так легко.

Миссис Малапроп. А я вам говорю, что это очень легко, сударыня! Забыть? Ничего нет легче, если за это хорошо взяться. Забыла же я твоего бедного покойного дядюшку, как будто он и не существовал никогда. Потому что я считала это своим долгом… И верь мне, Лидия, все эти страстные воспоминания весьма неприличны для молодой девицы.

Сэр Энтони. Да неужели она решится вспоминать то, что ей запрещено? Вот они, плоды чтения!

Лидия. Какое преступление я совершила, тетушка, что со мной так обращаются?

Миссис Малапроп. Не пробуй притворяться невинностью, у меня имеются слишком конкурентные доказательства. Ну, говори: обещаешь ты слушаться? Пойдешь замуж за кого тебе прикажут твои близкие?

Лидия. Тетушка, скажу вам откровенно, даже если бы я еще никому не отдала предпочтения, ваш выбор возбудил бы во мне одно отвращение.

Миссис Малапроп, Это еще что такое, сударыня? Какие такие предпочтения и отвращения? Это совершенно неприлично для молодой девицы. Ты должна знать, что и то и другое со временем неизбежно проходит, и потому в браке куда безопаснее начинать с легкого отвращения. Я, например, до свадьбы ненавидела твоего дорогого дядюшку, как чернокожего арапа, и, однако, какой примерной женой я ему была! А когда богу угодно было избавить меня от него, так никто и не знает, сколько я слез пролила! Ну, а если мы тебе предоставим еще один выбор, откажешься ты от этого Беверлея?

Лидия. Если бы даже слова мои согрешили против правды, то поступки доказали бы ложь моих слов.

Миссис Малапроп. Ступай к себе в комнату! Оставайся со своими собственными капризами – лучшего ты и не стоишь.

Лидия. Охотно, тетушка, я в этом случае не много потеряю. (Уходит.)

Миссис Малапроп. Вот негодная девчонка!

Сэр Энтони. Ничего в этом удивительного нет, сударыня! Это естественное последствие воспитания. Как можно учить девушку читать? Да будь у меня тысяча дочерей, богом клянусь, я бы их скорей чернокнижию обучал, чем грамоте.

Миссис Малапроп. Полно, полно, сэр Энтони, какой вы злой – вы абсолютный филантроп!

Сэр Энтони. По дороге сюда, миссис Малапроп, я видел, как горничная вашей племянницы выходила из библиотеки. У нее в каждой руке было по нескольку книжек в обложках из мраморной бумаги. Тут я сразу понял, чего можно ждать от ее хозяйки!

Миссис Малапроп. Да! Библиотеки – это настоящие миазмы.

Сэр Энтони. Сударыня, библиотека для чтения в городе – это вечнозеленое древо дьявольского познания, оно цветет круглый год… и, уверяю вас, сударыня, кто постоянно забавляется его листами, тот и до плода дойдет.

Миссис Малапроп. Стыдитесь, стыдитесь, сэр Энтони! Как вы лаконически выражаетесь!

Сэр Энтони. Но будем говорить спокойно, сударыня: что же, по-вашему, женщине нужно знать?

Миссис Малапроп. А вот, сэр Энтони, будь у меня дочь, я вовсе не хотела бы, чтобы она была феноменом по ученой части: ученость не к лицу молодой девице. Я бы не позволила ей возиться с греческим, еврейским, алгеброй, со всякими симониями, фуксиями и рефлексиями, вообще всякими теоремами… И уж, конечно, я не дала бы ей в руки никаких этих математических, гастрономических, дьявольских приборов. Но, сэр Энтони, я бы ее лет с девяти отдала в пансион, чтобы ее там обучали наивности, а также прокламации и другим экзотическим искусствам. Затем она должна уметь немного считать. Ну, конечно, как подрастет, поучила бы ее геометрии, чтобы она знала кое-что о нашем контингенте и вообще о земном шаре. Но главное, сэр Энтони, главное – она должна была бы вполне овладеть географией, чтобы правильно писать и не искажать так бессовестно произношение слов, как большинство девиц! Самое важное, чтобы она понимала значение каждого слова. Вот, сэр Энтони, что, по-моему, нужно знать женщине, и я полагаю, что ни одного лишнего контрапункта вы здесь не найдете.

Сэр Энтони. Хорошо, хорошо, сударыня. Не стану с вами спорить, хотя с таким противником приятно иметь дело, так как, в сущности, все, что вы говорите, льет воду на мою мельницу. Но перейдем к более важному вопросу. Итак, у вас нет возражений на то, что я предложил вам?

Миссис Малапроп. Ни малейших, уверяю вас. Мистеру Акру я пока еще ничего не обещала, и раз Лидия так настроена против него, может быть, вашему сыну больше повезет.

Сэр Энтони. В таком случае, сударыня, я сейчас же напишу мальчугану, чтобы он приехал. Он о моем плане еще и понятия не имеет, хотя я-то давно держу это в голове. Сейчас он со своим полком.

Миссис Малапроп. Мы никогда не видали вашего сына, сэр Энтони, но надеюсь, что с его стороны не будет возражений?

Сэр Энтони. Возражений? Да посмей он только мне возразить! Нет-нет, сударыня. Джеку хорошо известно, что малейшее возражение приводит меня в бешенство. Я всегда держался простого правила. Если Джек в детстве пробовал возражать мне – я его бац по уху! А если он на это пробовал обижаться – я его вон из комнаты!..

Миссис Малапроп. Прекрасное правило, по совести скажу. Молодежи нужна строгость, это производит наилучший эффект. Решено, сэр Энтони: я пошлю отказ мистеру Акру и подготовлю Лидию к декорации вашего сына. Надеюсь, когда вы будете говорить с ним, вы всячески поддержите резюме моей племянницы.

Сэр Энтони. Не беспокойтесь, сударыня, я поведу дело осторожно. Ну, мне пора. Прошу вас, миссис Малапроп, не церемоньтесь с молодой особой, послушайтесь моего совета: держите ее в руках. Если она заупрямится, посадите ее под замок, да пускай прислуга денька три-четыре забудет подать ей обед. Вы и представить себе не можете, как быстро она угомонится! (Уходит.)

Миссис Малапроп. С каким удовольствием я освободилась бы от этой протекции. Она каким-то образом проведала о моей симпатии к сэру Люциусу. Неужели Люси меня выдала? Нет! Девушка такая простушка, я бы мигом все у нее выведала. (Зовет.) Люси, Люси! Если бы она была из этих нынешних, продувных, разве я бы ей доверилась!

Входит Люси.

Люси. Вы звали, сударыня?

Миссис Малапроп. Да, милая. Видела ты сегодня сэра Люциуса?

Люси. Нет, сударыня, даже мельком не видала.

Миссис Малапроп. Люси! Ты уверена, что ты никогда, никому не…

Люси. О господи, да я бы скорее язык откусила!..

Миссис Малапроп. Смотри, не давай никому воспользоваться твоей простотой.

Люси. Слушаю, сударыня!

Миссис Малапроп. Зайди ко мне потом, я тебе дам еще записку к сэру Люциусу. Но помни, Люси! Если ты когда-нибудь, кому-нибудь – исключая меня, конечно, – выдашь чужой секрет, ты навсегда потеряешь мое расположение. Простота простотой, но это не должно тебе мешать быть локальной по отношению ко мне. (Уходит.)

Люси. Ха-ха-ха! Ну, милая моя простота, надо тебе дать маленький отдых. (Меняет тон.) Пускай другие девушки, мои товарки, стараются казаться ловкими и умелыми на все руки! Нет, куда выгоднее маска глупости, а под ней пара глаз, зорко следящих за собственной пользой. Дай-ка сосчитаю, что мне за последнее время принесла моя простота! (Вынимает бумагу и читает.) «За поощрение мисс Лидии Лэнгвиш в ее намерении бежать с прапорщиком: в разное время – наличными двенадцать фунтов двенадцать шиллингов, платьев – пять, шляпок, рюшек, чепцов и прочее – без счета. От вышеупомянутого прапорщика за последний месяц – шесть гиней с половиной…» Почти что четверть годового жалованья! Далее: «От миссис Малапроп за то, что выдала их роман, когда убедилась, что она все равно их накроет, – две гинеи и черное платье па-де-суа». Далее: «От мистера Акра за доставку писем, которые я и не думала доставлять, – две гинеи и пару пряжек»… Далее: «От сэра О'Триггера – три кроны, два золотых брелока и серебряную табакерку». Хорошо заработала, простота! Вот только пришлось мне моего ирландца уверить, что пишет ему не тетушка, а племянница. Хоть он и не богат, но я убедилась, что в нем слишком много гордости и достоинства, чтобы пожертвовать своими чувствами ради денег. (Уходит.)