Соперники - Страница 11

Фокленд. Нет-нет, они ничего не значат, Джулия! Нет-нет, я счастлив, если вы… Только скажите мне, что, когда вы пели, вам не было весело! Скажите мне, что, когда вы танцевали, вы думали о Фокленде!

Джулия. Я никогда не бываю счастлива в вашем отсутствии. Если я стараюсь казаться веселой, то это для того, чтобы никто не подумал, будто я сомневаюсь в верности моего Фокленда. Если бы я казалась печальной, злые языки торжествовали бы и уверяли, что я отдала свое сердце человеку, который покинул меня, что я оплакиваю свое легковерие и его непостоянство. Верьте мне, Фокленд, я не хочу упрекать вас, когда говорю, что часто скрываю свое горе под улыбкой, чтобы мои близкие не догадались, от чьей жестокости я терплю.

Фокленд. Джулия, вы всегда были по отношению ко мне воплощенной добротой. О, какое я животное, что хоть на минуту смею усомниться в вашей любви!

Джулия. Если мое чувство к вам изменится хоть на волос, пусть моим именем нарекут легкомыслие и черную неблагодарность!

Фокленд. О Джулия, это последнее слово резнуло меня! Как бы я хотел не иметь никакого права на вашу благодарность! Загляните хорошенько в свою душу, Джулия: может быть, то, что вы приняли за любовь, на самом деле только горячий порыв слишком благодарного сердца?

Джулия. За какие же достоинства я должна вас любить?

Фокленд. Ни за какие! Ценить во мне какие бы то ни было достоинства ума или души – это значило бы только уважать меня. А что касается внешних качеств… О, сколько раз я хотел быть изуродованным – тогда я по крайней мере знал бы, что в вашем чувстве моя внешность не играет никакой роли!

Джулия. Когда природа дарит мужчину этим мнимым превосходством, он имеет право смеяться над неуместностью ее внимания; я встречала людей, которые в этом отношении, может быть, намного превосходили вас, но, хотя мои глаза видели это, сердце молчало.

Фокленд. Вот это уже нехорошо с вашей стороны, Джулия! Я презираю внешность в мужчине, но все-таки… Если б вы меня любили так, как я хочу, то, будь я эфиопом, я все же казался бы вам красивее всех.

Джулия. Я вижу, вы решили быть со мной недобрым! Или тот договор, которым отец связал нас, дает вам больше прав, чем просто влюбленному?

Фокленд. Вот опять, Джулия, вы наводите меня на мысли, которые оправдывают и поощряют мои сомнения. Я не хочу быть свободным. Я горд моим обязательством. Но… но… может быть, только ваше уважение к этому торжественному обязательству явилось причиной вашей любви, которая иначе досталась бы кому-нибудь более достойному? Как я могу быть уверен, что если бы не ваше обещание, я все же был бы предметом вашей постоянной любви?

Джулия. Так испытайте меня. Будем так же свободны, как до этого. Будем чужими друг другу: мое сердце не изменится!

Фокленд. Вон оно что! Какая поспешность, Джулия! Как вы торопитесь освободиться от меня! Если б ваша любовь ко мне была неизменной и пылкой, вы бы не стали отказываться от своих прав, даже пожелай я этого!

Джулия. О, вы терзаете мне сердце! Я больше не в силах выносить этого!

Фокленд. Я не хотел огорчать вас. Если бы я меньше любил вас, я бы не доставил вам ни одной горькой минуты. Но выслушайте меня: вот в чем причина всех моих сомнений и мучений… Женщинам не свойственно взвешивать мотивы своих чувств; они часто готовы принять за побуждение своего сердца то, что им диктует холодный рассудок, чувство благодарности или дочерний долг. Не хочу хвастать, но все же должен сказать, что ни мой возраст, ни моя внешность, ни мой характер не могут внушить отвращения; состояние мое таково, что ни одну женщину нельзя будет упрекнуть в неблагоразумии, если она выйдет за меня. О Джулия, когда любви так помогает рассудок, мотивы ее могут показаться подозрительными утонченной душе.

Джулия. Не знаю, к чему клонятся ваши намеки; но так как они, несомненно, имеют целью оскорбить меня, я лучше уйду, чтобы избавить вас от раскаяния. Я вам для этого никакого повода не давала. (Уходит в слезах.)

Фокленд. Ушла в слезах!.. Подождите, Джулия! Подождите минутку! Заперла дверь? Джулия, душа моя! Одну минутку!.. Я слышу рыданья? О, злодейство! Какое я животное, что так мучаю ее! Но стой… Да! Идет! Как мало выдержки в женщине! Одно нежное слово, и она готова уступить. Не-ет. Я ошибся, не идет!.. Но, Джулия, любовь моя, скажите, что вы прощаете меня; выйдите хоть только за этим, не надо быть такой обидчивой! Стой!.. Она идет… А я-то думал… Полное отсутствие характера! Значит, ее уход только игра. Но я и виду не покажу, что это на меня подействовало, притворюсь равнодушным… (Напевает что-то. Потом прислушивается.) Нет, черт возьми, не идет! И не думала идти, очевидно! Это уже не выдержка, а упрямство, хоть я и заслуживаю того. Как! После столь долгой разлуки так терзать ее нежность? Это варварство, недостойное мужчины! Мне стыдно будет ей в глаза взглянуть. Подожду, пока ее справедливый гнев остынет. И, если я еще раз так огорчу ее, пусть я ее навек утрачу! Пусть судьба соединит меня в наказание с какой-нибудь старой бабой, чтобы ее ненасытная страсть и годами накопившаяся желчь заставили меня день и ночь проклинать мое безумие! (Уходит.)

У миссис Малапроп.

Миссис Малапроп с письмом в руках и капитан Абсолют.

Миссис Малапроп. Уже одно то, капитан, что вы сын сэра Энтони, служит мне достаточной репутацией, но, кроме того, ваше честное лицо вполне подтверждает отзыв о вас вашего батюшки.

Капитан. Позвольте мне признаться вам, сударыня: так как я никогда не имел удовольствия видеть мисс Лидию, меня главным образом привлекает в этом деле надежда породниться с миссис Малапроп. Я так много наслышан о вашей редкой образованности, элегантных манерах и прочих совершенствах; ведь об этом гремит молва.

Миссис Малапроп. Вы льстите мне, сэр! Садитесь, капитан, прошу вас.

Садятся.

Ах, как мало людей в наше время, способных оценить скабрезность в женщине. Никто не думает, что для светской дамы важно иметь какие-то познания. Мужчины ценят только ничего не стоящий цветок – красоту.

Капитан. К сожалению, это слишком верно, сударыня. Но, я боюсь, наши дамы сами отчасти виноваты в этом: они думают, что мы так высоко ценим их красоту, что ум и образование считаем излишними. Поэтому они, подобно плодовым деревьям, приносят плоды только после цветения… Мало кто походит на миссис Малапроп и на апельсиновое дерево, которое одновременно богато и цветами и плодами.

Миссис Малапроп. Сэр, вы очень любезны! (В сторону.) Он прямо ананас по благовоспитанности. (Капитану.) Вам небезызвестно, капитан, что эта ветреная девчонка умудрилась каким-то образом влюбиться в нищего, прощелыгу, в какого-то прапорщика, которого никто из нас не видал и не знает.

Капитан. Как же, я слышал об этой глупой истории. Но ей это нисколько не вредит в моих глазах.

Миссис Малапроп. Вы очень добры и снисходительны, капитан. С тех пор как я произвела полную экзекуцию всей этой истории, я сделала все, что в моих силах: давно уже катастрофически запретила ей и думать об этом объекте, рассказала ей опродукте сэра Энтони, но должна, к сожалению, консультировать, что она решительно отвергает все партитуры, которые я ей предлагаю.

Капитан. Это, вероятно, очень вас расстраивает, сударыня?

Миссис Малапроп. Ах, и не говорите! Я прямо до истерики несколько раз доходила с ней. Я надеялась, что она бросила переписку с ним – и что же? Сегодня я перехватила еще одну записку от этого объекта. Вот она – у меня в кармане.

Капитан (в сторону). Черт возьми, моя последняя записка!

Миссис Малапроп (дает ему записку). Вот! Может быть, вам известен почерк?

Капитан (в сторону). Так и есть, моя записка! Ах, маленькая предательница Люси. (К миссис Малапроп.) Как будто я видел раньше этот почерк… Да, положительно, я его знаю.