Соперник Цезаря - Страница 6

Клодий выпил полную чашу хиосского вина, но не почувствовал хмеля. Человек шесть подозрительных личностей о чем-то совещались в темном углу, да еще три философа, явно вольноотпущенники, драли глотку, споря о цели бытия и природе богов, готовые вцепиться друг дружке в растрепанные бороды. Один философ тайком что-то записывал - чужие мысли, надо полагать, чтобы выдать потом за свои. И правильно делал. Разве можно удержать при себе мысль? Высказал - улетела. И, может быть, не умрет. Если проходимец-бродяга запишет ее и употребит. Но философия сейчас мало кого интересует. Теперь в Риме говорят о пирах и безумно дорогих рыбных блюдах, о драгоценных камнях и драгоценных шелках, что привозят с Востока, - они стекают с пальцев летним дождем и сверкают, как солнце. Где прежняя римская суровость, где строгость жизни, доходящая до аскетизма, когда со всего Города - о, насмешка! - для приема послов смогли собрать по ложечке и кубку один-единственный столовый прибор из серебра?

Но жизнь меняется, и порой - слишком быстро.

Кожаная занавеска в дверном проеме рядом с кухней дрогнула, в зал выглянула смуглая девица. Ее наряд - узенькая нагрудная повязка и полупрозрачная юбка с разрезами - был украшен стеклянными бусинами. Танцовщица. Девушка обвела взглядом гостей, приметила Клодия. Узнала. Да, в любой таверне его узнают - от этой славы ему не уйти.

- Привет, Красавчик! - Девушка подмигнула ему и улыбнулась. Зубы у нее были ровные, белые, улыбка ее красила. Девушка об этом знала. - Что-то ты сегодня грустный. Станцевать тебе? - Она вызывающе повела бедрами. - Могу с раздеванием, если дашь серебряный денарий.

Клодий бросил ей монету. Девушка не сумела поймать, и монета, звеня, покатилась по полу. К добыче рванулись сразу двое - танцовщица и один из философов. Девушка оказалась проворней. Клодий расхохотался:

- С философами надо держать ухо востро!

- Так как насчет танцев, Клодий?

- Не сейчас! И не кричи мое имя на всю таверну. - Он приложил палец к губам.

Но предупреждение запоздало. Один из компании в темном углу тут же поднялся и направился к патрицию. Краем глаза Клодий видел, как человек подходил - закутанный в плащ и под этим плащом явно скрывающий меч или кинжал.

- Можно рядом с тобой присесть? - спросил посетитель.

- Нельзя, видишь, все места заняты сиятельными членами сената. - Клодий поднял голову. Перед ним стоял Луций Сергий Катилина, в простой тунике из грубой шерсти и сером плаще с капюшоном, точь-в-точь таком, как у Клодия.

В сорок шесть лет римлянин должен выглядеть солидно, выступать неспешно, уметь красиво говорить, но при этом не забывать искусство владения мечом и копьем. Катилина был худ, порывист, угловат, как подросток. Черные слишком длинные волосы торчали во все стороны. Но в этом человеке чувствовалась бешеная энергия, и многих к нему влекло, будто магической силой.

- Неподходящее место для патриция из рода Клавдиев. - Катилина улыбнулся. Улыбка эта не сулила ничего хорошего.

- Для патриция из рода Сергиев подходит не больше.

Приятели Катилины подошли следом. Клодий узнал Цетега и Марция. Вряд ли Катилина и его дружки явились сюда лишь затем, чтобы перекусить свиными колбасками.

- Друзья мои, не кажется ли вам странным, - Катилина повернулся к спутникам, - что Публий Клодий Пульхр сидит в таверне «Свиное вымя» в одиночестве и пьет вино. - Катилина взял чашу Клодия, понюхал - хиосское вино, причем не разбавленное. Совсем неплохое для такой дыры.

Цетег изобразил улыбку. Марций остался невозмутим.

- А мне почему-то кажется, - продолжал Катилина, и лицо его исказилось, - что ты шпионишь за мной, Красавчик! - Он грохнул кулаком по столу так, что и чаша, и кувшин подпрыгнули, а деревянная столешница треснула вдоль - мятежный патриций обладал поразительной силой. - Так что ты здесь делаешь? - Голос его мгновенно вновь сделался вкрадчив.

- Жду Гая Цезаря.

Катилина расхохотался:

- Представь, мы тоже ждем Цезаря.

- Отлично. Подождем его вместе. - Клодий сделал приглашающий жест. - Эй, хозяин, вели, чтобы принесли чаши для моих друзей!

Мальчишка-прислужник мгновенно выполнил просьбу, не дожидаясь окрика кабатчика.

Луций Сергий уселся напротив Клодия. Руки его двигались по столу непрерывно, будто он вязал невидимые узлы.

- Луций, оставь его. Он нам не помешает, - сказал Цетег.

- Э, нет. Или, кто-то думает, я мог забыть, что Красавчик был обвинителем на моем процессе. Он - меня - обвинял.

- Тебя оправдали, - напомнил Клодий.

- Не твоими стараниями, любимчик Цицерона!

- Что ты имеешь против консула Цицерона?

- Что я имею против Цицерона?! Вздумал шута разыгрывать? Консул Цицерон провалил меня на выборах. Он представил дело так, будто выбери меня народ - и Риму конец. Он клялся, что я опаснее чумы и Ганнибала, вместе взятых.

- Цицерон - прекрасный оратор, - поддакнул Клодий.

- Кучка мерзавцев захватила власть в Республике. Все остальные, патриции и плебеи, стали чернью, зависящей от их высокомерия. Тебе такое положение нравится, как я посмотрю.

«Кучка мерзавцев - это сенат и, прежде всего, оптиматы,^[27] которых так любит Цицерон», - уточнил про себя Клодий высказывание Катилины.

- Высшая власть принадлежит народу, - сказал он вслух.

- Народ! О боги, ты сказал «народ»?! Какой народ? Республика давно уже не прежняя. Рим похож на шлюху, которую посещают все похотливые козлы по очереди - были бы деньжата.

- Но все равно это самая желанная красавица в мире, - перебил Клодий.

Катилина тут же подхватил:

- Женщину надо держать под опекой, даже если в душе она - волчица. Тот, кто этого не видит, - дурак и слепец. О чем только думают эти идиоты? О чем? - Он схватил Клодия за плечо и тряхнул, как будто тот должен был отвечать за всех сенаторов, вместе взятых. - Ответ прост: лишь бы сохранить свою власть, свое богатство, свое положение. Любой намек на перемены приводит их в бешенство, и они вопят: «Рим гибнет!» - Катилина смотрел куда-то поверх головы Клодия - сквозь настоящее, в дальнюю даль, во тьму. - Они придавили своими толстыми задницами Республику. Остальным ни вздохнуть, ни двинуться. На что же надеются оптиматы? Что наш римский бездельный люд, который разучился работать и просиживает целыми днями в кабаках, и дальше будет так сидеть? Что провинции год за годом будут сносить бессовестные поборы? А послы соседних народов будут смотреть на жирные рожи наших сенаторов и восторгаться величием Рима?

- Что ты хочешь сделать? - спросил Клодий, хотя и так уже понял, на что намекает собеседник.

- Огромное тело фактически лишено головы. Я готов дать ему новую голову. Свою.

Вдруг представилось Клодию, что голова Катилины с длинными черными волосами, с холеной бородкой венчает огромное тело Республики - столь огромное, что даже богам не окинуть его взглядом: от Геркулесовых столбов и Испанских владений на Западе до Ливийских песков и Понтийского царства - на Востоке. И это странное видение уродливого кентавра вызвало на губах Клодия невольную улыбку.

- Хочу, чтобы ты был на моей стороне, Публий.

- Я уже почти твой друг. - Клодий бросил взгляд на дверь.

Цетег шагнул ближе и выхватил кинжал Клодия из ножен, после чего отступил, демонстративно поигрывая трофеем.

- Просто так моими друзьями не становятся. Друзья обязаны оказывать друг другу благодеяния, - усмехнулся мятежный сенатор.

- Как мне облагодетельствовать тебя, Катилина? - было не понять, шутействует молодой патриций или всерьез желает услужить.

- Убить Аппия Клавдия Пульхра.

- Моего брата Аппия? - переспросил Клодий ошарашенно. - Зачем? У него куча детей. Мне после него не достанется ни асса.

- Дело не в деньгах.

Клодий понял, что из таверны ему живым не уйти.

- Это шутка? - Он сумел улыбнуться.

- Нет, я сегодня не в настроении шутить. Но, пожалуй… Можно сохранить Аппию жизнь. Если ты прикончишь Цицерона. Ты же бываешь у консула в доме. Ты - его друг и почти телохранитель.