Соперник Цезаря - Страница 52

От такой наглости Клодий опешил:

- Гай, ты что, не знаешь, что в Городе голод?

- Знаю. Так это во всем Помпей виноват. Специально не дает подвозить хлеб и велит торговцам придерживать на складах зерно, чтобы ему отдали хлебные дела на пять лет. В сенате об этом только и говорят.

Надо же! Этот наглец рассказывает Клодию, о чем говорят в сенате.

- Нет, это ты, прохвост, виноват! Я тебе доверил списки составлять…

- Так что ж мне было делать? Не брать денег, когда за пазуху люди сами совали?

- Тебе не люди совали, а проходимцы, хозяева мастерских да лавок. Чтобы рабов не кормить, их на волю отпустили, а теперь чужих работников обязана кормить Республика.

- Ну да, - согласился Гай. - Они твое имя благословляют. Свободу полную получили, а кормежка даровая, как в рабском состоянии.

- И хозяева им наверняка приплачивают, - добавил Клодий ехидно.

- Я бы проверять не стал.

Клодий отшвырнул свиток. Папирус хрустнул, ломаясь в нескольких местах.

- В следующем году мой брат Аппий вступит в должность претора. Первым делом он обвинит тебя в стремлении к царской власти.

- Что?… - переспросил Гай. Подумал, что ослышался. - Но ведь это…

- Да, такое обвинение означает одно - неминуемую смерть.

- Это бред! Бред! - закричал Гай срывающимся голосом. - При чем здесь царская власть! Такому обвинению никто не поверит.

- Поверят. Вспомни, как обвинили Спурия Мелия лишь за то, что он в голодный год продавал хлеб беднякам по низкой цене. Его зарубили, как бессловесную скотину. Тебя даже не доведут до суда - освобожденные стекольщики забьют тебя по дороге. Того, кто желает стать царем в Риме, убивают.

- Погоди! Но я же не Спурий Мелий… - У Гая затряслись губы.

- Разумеется. Ты - Гай Клодий. И ты стремишься к царской власти, иначе зачем тебе вставлять в списки столько лишних имен? Ну конечно, затем, чтобы эти люди провозгласили тебя царем.

Гай Клодий лихорадочно соображал, чего хочет патрон.

- Доминус, доминус… Я давно собирался… клянусь… преподнести тебе подарок.

- Но забыл, - хмыкнул Зосим.

Гай взглянул на вольноотпущенника с ненавистью, но отругиваться не посмел.

- Каков же подарок? - с напускным равнодушием поинтересовался Клодий.

- Десять тысяч, - выдохнул Гай. - Половина того, что я получил.

- Никогда не поверю, что ты так дешево себя ценишь. Так сколько? Я ведь могу и проверить - отправлю Зосима к бывшим хозяевам твоих многочисленных Аттиев, он мигом сосчитает, сколько тебе запихали за пазуху, - все до последнего сестерция.

- Сто тысяч, - поспешно сказал Гай.

Клодий удовлетворенно улыбнулся.

- Ну что ж, эта цифра ближе к истине, но все равно сомнительно мала.

- Двести, - обреченно выдохнул Гай.

- Ладно, пусть будет двести.

Гай, еще не веря, что так дешево отделался, поспешил удалиться из атрия.

Клодий вздохнул. Ну почему среди его клиентов так мало честных людей, таких, как Зосим? Просто наказание какое-то - нужны честные люди, а их нет! Впрочем, это закономерно: на одного честного наместника провинции приходится десяток ворюг. Жалобы на вымогательства и превышение власти потоком идут в Рим. Жажда денег охватила всех. Так что не стоит слишком порицать Гая. Надо было самому проверить списки. И что теперь делать со всеми этими Аттиями? Да ничего… Обратно людей в рабство не загонишь, раз их отпустили. Но толку от этих стекольщиков никакого - в смысле политическом. И хлеба для них нет. Они как бы лишние. Чем же их всех кормить? Полномочия Клодия как народного трибуна через несколько дней истекут, хлебом станут распоряжаться новые народные трибуны. Или Помпей, если получит полномочия.

Но не думайте, друзья мои злобные, что Клодия так легко обойти. Он непременно что-нибудь придумает.

Милон выбрался из носилок, сделал несколько шагов в сторону таверны и остановился.

- Что с Клодием? - спросил кандидат в консулы.

Вместо ответа Биррия наклонил свое копье, демонстрируя наконечник, на котором еще алела кровь.

- Клодий убит?

Гладиаторы Евдам и Биррия переглянулись.

- Ранен, - сказал Биррия. - Похоже, тяжело.

- Он выживет. Таверну можно взять штурмом?

- Проще простого, - заявил Биррия. - Как бабу завалить.

- Еще проще, - поддакнул Евдам.

Милон задумался. Одно дело, если бы Клодия убили вроде как случайно в драке, а другое - ворваться в таверну и прикончить Бешеного. Тут явное убийство, на случай уже не свалишь. Но дело начато, дороги назад нет.

- Взять таверну приступом и убить его, - отдал Милон приказ своим людям.

Клодий подозвал Зосима. Тот оставил свой наблюдательный пункт у окошка и подошел к патрону.

- Они ушли? - спросил сенатор.

Зосим отрицательно покачал головой.

- Может, его спрятать? - предложил хозяин.

- Найдут.

- Меч мне! - приказал Клодий. - Будем драться.

- Надо послать к ним глашатая для переговоров, время потянуть.

- Кого? Этруска?

Зосим глянул на забившегося в угол подделывателя печатей. М-да, с глашатаем у них явно проблемы.

Клодий вздохнул.

- Знаешь, сегодня, когда ехал по Аппиевой дороге, я вдруг подумал о знаменитом моем предке, Слепце. Мне ставят его в пример и даже не замечают, как мы схожи - он тоже был дерзок и плевал на условности и на сенат, делал то, что считал нужным. На самом деле, надо было быть очень дерзким, чтобы предлагать в Риме нечто новое, чтобы вымостить эту дорогу и построить первый водопровод. И на религиозные запреты он не обращал внимания - из-за того и ослеп. Я тоже пытаюсь проложить новую, невиданную дорогу, и это вызывает ярость. Если я погибну сегодня, мое имя будет проклято и втоптано в грязь. Мой капитолийский враг Цицерон постарается - уж ты мне поверь.

- Доминус…

- Вот что я скажу… если я тут застряну… - Клодий перевел дыхание и облизнул губы. - Ты беги. Спасайся. Ты должен написать подлинную историю моей жизни.

- Я без тебя не уйду, - прошептал Зосим. Он вдруг упал перед патроном на колени, обхватил его ноги руками и зарыдал. - Я не брошу тебя, брат, ни за что не брошу.

Никогда прежде Зосим не заикался о своем родстве, никогда покойный Аппий Клавдий не признавал в нем сына: быть отцом раба для римского гражданина - позорно. Зосим был доморожденным рабом, сыном рабыни, потом вольноотпущенником - и только. И раз он произнес это запретное «брат», значит, миг был действительно крайний.

- Прорвемся сквозь беды. - Клодий попытался придать голосу уверенности.

- Прорвемся, - отозвался Зосим. - Я обет дал - посвятить золотую чашу Доброй богине, если нам удастся уцелеть. И ты тоже дай какой-нибудь обет.

- Какой? Я ничего придумать не могу. У меня голова кругом идет…

- Обещай помириться с Цицероном.

- Он что, бог, твой Цицерон, чтобы я такие обеты давал?

- Вы должны помириться, - настойчиво повторил Зосим. - Неужели ты не понимаешь сам? Ради Республики…

- О боги, Зосим! Что ты болтаешь! Я вот-вот сдохну, а ты мне твердишь о Цицероне? Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом!

К ним подошел Полибий, опустился на корточки и преданно заглянул хозяину в глаза. Зосим спешно поднялся с колен.

- Стену надо заднюю разломать. Она из необожженного кирпича, едва держится. Скамью взять, как тараном ударить, и все дела.

- Моя таверна, - простонал хозяин.

- Не волнуйся, за все будет заплачено, если жив останусь, - пообещал сенатор.

- А коли нет? - беззвучно шевельнул губами хозяин.

Но этот вопрос обсуждать не стали.

Полибий кликнул рабов из тех, что посильнее, они подняли скамью и принялись крушить стену. Разом помещение наполнилось известковой пылью. Свет заволокло серым туманом, со всех сторон послышался надсадный кашель.