Соперник Цезаря - Страница 38

Цицерон лишь вздохнул в ответ.

Уже после полудня Клодий появился у сестрицы своей Волоокой, вдовы Метелла Целера.

Положенный год траура еще не миновал, но вместо траурного - цветное платье на красавице, в ушах - дорогие серьги, на шее - жемчужное ожерелье, хотя во время траура не полагалось носить драгоценности. Но Клодия всегда нарушала запреты. Однажды Клодий сказал сестре, что безрассудные женщины выглядят в сто крат очаровательнее рассудительных. С тех пор она чудила непрерывно - так запали ей в душу слова брата.

Когда Клодий вошел в малый атрий, она поднялась ему навстречу, обняла и поцеловала в губы.

«Наверняка у нее новый ухажер. С месяц она будет вести себя как пятнадцатилетняя новобрачная, а потом сразу, без перехода, - как пятидесятилетняя брюзжащая матрона», - отметил про себя Клодий.

Скосив глаза, оглядел малый таблин, рассчитывая увидеть кого-нибудь из поклонников сестры. Но увидел молоденькую девицу - лет пятнадцати, не больше. Девушка сидела на стуле очень прямо, сложив ладошки на коленях, и во все глаза глядела на Клодия. Глядела так старательно, что даже голову склонила набок. Клодий подмигнул девчонке, та ничуть не смутилась, сложила розовые пухлые губки сердечком и в ответ подмигнула тоже.

«Вот же дрянь», - подумал Клодий одобрительно. Среди молоденьких девиц на выданье он подобной дерзости не встречал. Все они смущались и прятали глаза, все казались схожими на вид, не понять, что из них может получиться - примерная мать семейства или стерва вроде Квадрантии.

- Смотрю, у тебя гостья. - Клодий отстранил сестру и принялся бесцеремонно разглядывать девчонку. Та опять не нашла нужным смутиться. Напротив, облизнула язычком губы, чтобы ярче блестели, и поправила волосы на лбу.

Ему показалось, что он где-то ее встречал.

- Это Фульвия, дочь Марка Фульвия Бамбалиона. Марк Фульвий на лето уехал из Города, его дом пока ремонтируют, так что девочка живет у меня, поскольку мы состоим в дальнем родстве с ее матерью.

Дочь сенатора Фульвия. Уж не того ли, который… Клодий вспомнил сцену убийства юноши неподалеку отсюда, на Палатине, и крик девочки, пытавшейся спасти брата. Да, да, Ноны декабря… Заговор Катилины. Опять приходится поминать Цицерона. В то утро девчонка казалась подлинным зверенышем. И теперь в ней чувствовалось что-то когтистое, опасное, но до времени скрытое. Она повзрослела и похорошела - стройная, гибкая. Черные, чуть раскосые, миндалевидные глаза, волнистые, с рыжинкой волосы - такими изображали своих богинь этрусские мастера.

- Да ну! Неужели ее матушка позволит ей остановиться в твоем доме? - вполне искренне удивился Клодий.

- Ее матушка в Байях.^[95] А отцу совершенно все равно, где живет его дочурка. Девочке у меня понравится. Весело. В моем доме, дорогая Фульвия, можно узнать самые последние новости. Ты расскажешь нам городские сплетни, братец? - Клодия бросила на брата многозначительный взгляд.

Молодой патриций уселся рядом с девушкой, так чтобы его рука, небрежно легшая на подлокотник, коснулась ее руки. От этого прикосновения Фульвия вздрогнула всем телом, но руку не убрала.

- Я только что говорил с Цицероном. Марк Туллий отказался быть легатом Цезаря и решил остаться в Городе. Консул Цезарь, разумеется, придет в ярость. Цицерон - легат… - Клодий не мог удержаться от смеха, а смеялся он так заразительно, что Фульвия, как ни крепилась, тоже прыснула. - Лееегат… Цицерон - легат. Верхом на коняге, в панцире, в шлеме, размахивает мечом. - Он вскочил и изобразил довольно правдоподобно Цицерона. Вдова Метелла звонко засмеялась, а Фульвия, та просто скорчилась от смеха. - Вперед, воины! Надеюсь, вы читали мою первую речь против Катилины? Доколе!.. - Клодий поперхнулся и закашлялся. Фульвия едва не упала со стула - она совершенно изнемогла от смеха.

- Ты как будто не слишком любишь нашего «Спасителя отечества», - примирительно заметила хозяйка.

- Ну что ты! Я его обожаю. Он поет, как соловей. Ты любишь слушать соловьев, Фульвия?

- Люблю… - выдохнула с трудом девушка и вновь принялась хохотать.

- Вот и отлично! У моей сестрицы прекрасные сады на том берегу Тибра. Там чудно поют соловьи вечерами. Не хочешь проверить?

- Домна Клодия говорила об этих садах, - сообщила Фульвия и подмигнула молодому сенатору. Ого! Оказывается, мы очень и очень дерзки. - И читала мне стихи, которые написал Катулл из Вероны. - Ясно, что девушке хотелось быть точь-в-точь такой, как Квадрантия, - дерзкой, независимой, красивой и любимой мужчинами.

- Что же ты читала нашему воробышку? - спросил Клодий, бесцеремонно растягиваясь на ложе.

- О поцелуях, - отвечала Клодия, ничуть не смутившись.

- Тебе понравилось?

- Замечательные стихи! - отвечала девушка.

- Тогда послушаем соловьев в садах моей сестрицы, - предложил патриций-плебей.

О садах Клодии по Риму ходили слухи самые скандальные. Будто всякий, кто проберется туда, - а пускали многих и многих, - может делить ложе с красавицей-хозяйкой. Клодий доподлинно знал, что сама Клодия распускает эти сплетни по Риму, и они далеки от действительности. Но то, что ложе его старшей сестрицы редко пустовало и при жизни Метелла, и после смерти супруга, - было правдой.

В тот вечер Клодий явился в знаменитые сады в сумерках. Жара нехотя отпускала Город, но у реки царила прохлада. Пока Этруск гнал лодку через Тибр, Клодий наблюдал за мелькавшими среди зелени огнями: в садах Клодии веселились. Лодка ткнулась носом в песчаный берег между двух старых ив. Пляж здесь был отменный, днем всегда занят купальщиками. Вода сейчас, как парное молоко, и на этой стороне реки довольно чистая, чего нельзя сказать о стороне противоположной, ибо все нечистоты Города Большая клоака^[96] непрерывно сбрасывала в Тибр.

Клодий пошел наверх по тропинке меж рядами кипарисов. Цвели левкои - их одуряющий терпкий аромат растекался по саду. Из-за деревьев доносились голоса и смех. Столы для пирующих, как обычно, накрыли возле бассейна. Здесь же установили светильники. Клодия возлежала среди молодых людей с чашей в руке. Сейчас ее лицо казалось загадочным и куда более красивым и молодым, чем при свете дня. Рядом с нею с одной стороны расположился Катулл, с другой Целий Руф, получивший прозвище Красавчик Язон за светлую кожу и наглый «раздевающий» взгляд.

- А вот и мой братец, мой дерзкий братец, который в будущем году станет народным трибуном, - нараспев проговорила хозяйка. Она уже была пьяна.

Разумеется, Клодий явился на пирушку без тоги - в одной тунике, вместо рукавов по последней моде - густая бахрома.

- Эвоэ-эван!^[97] - Матрона протянула брату серебряную чашу. - Мой брат пьет неразбавленное вино и не пьянеет. Впрочем, теперь этим можно удивить разве что стариков. - Она процитировала строчку из стиха Катулла:

- Эвоэ-ван! - Клодий осушил чашу и подмигнул Фульвии. Девушка, в отличие от хозяйки, сидела, по старинному обычаю, на ложе. В руках ее тоже был пустой кубок, щеки горели, губы приоткрыты. Восторженным взглядом она смотрела то на хозяйку, то на ее гостей. «Фурор!» - читалось в ее глазах.

Сам обед уже завершился - подавали вино и пирожки с медом и маком. Но на столе для тех, кто не успел насытить желудок, оставлен был солидный окорок. Его золотистая кожица была натерта чесноком, а розовое мясо с каймой белоснежного жира источало прозрачную слезу, будто эта чудная ветчина сожалела о малой вместимости желудков пирующих. Раб-разрезальщик отсек от окорока тонкий ломоть, присыпал перцем, кардамоном, сельдереем и протянул тарелку запоздавшему гостю.