Соперник Цезаря - Страница 30

- Заткнись. Вместо того чтобы издеваться, сделал бы что-нибудь! - Клодия упала на стул, на глаза навернулись слезы, губы задрожали. Да ну! Неужели эта женщина способна плакать? Кто бы мог подумать!

- Я же предлагал тебе, и не раз: уговори Метелла отказаться от провинции. Но ты меня не слушаешь. Ну что ж, поживешь немного в Галлии. К сожалению, в провинции нет лавок с дорогими тканями, как на Тусской улице, - Клодий поднял отрез серийской ткани, прижал к щеке, улыбнулся и выпустил струящийся шелк из пальцев, - и лавок драгоценных камней.

В соседней комнатке послышался шорох. Клодия сделала вид, что ничего не слышит. Значит, там не служанка, иначе бы сестрица побежала проверять, не разбила ли неловкая девчонка драгоценную вазу или статуэтку.

- Говорят, уроженки Галлии очень даже ничего, белолицые и все сплошь блондинки с голубыми глазами. Твоему мужу они понравятся, - продолжал невинным тоном Клодий; при этом он взял руку сестры и перебирал ее пальчики, унизанные дорогими кольцами.

Красавица была в бешенстве. Грудь ее под тончайшей шерстью так и вздымалась.

- Я бы хотел помочь тебе, сестрица, - шепнул Клодий. - И, кстати, кто там в спальне? Служанка? Или ухажер? Говорят, у тебя появился новый воздыхатель-поэт? Подожди-ка, я вспомню его имя. А, ну да! Катулл! Гай Валерий Катулл из Вероны.

- Ну и что? Не все ли равно, кто пишет в мою честь стихи?

- Конечно, все равно! Тем более что в стихах он называет тебя вымышленным именем Лесбия. Не особенно, на мой взгляд, удачное имя, но поэты - народ странный. Так что пусть пишет. Только вот что, дорогая сестрица… - Клодий наклонился, взял ее за подбородок и заглянул в глаза. Дерзкие, прекрасные черные глаза - они умеют лгать, как никакие другие. Кроме прозвища Квадрантия, у Клодии есть куда более благозвучное прозвище - Волоокая. Волоокой Гомер называл Геру. Наверное, у ревнивой и жестокой Геры были точь-в-точь такие же глаза. - Я не хочу, чтобы разговор слышал твой поэт. Так что я загляну на кухню, посмотрю, что готовит на обед твой сирийский повар, а ты вели стихоплету удалиться. Если не хочешь, чтобы его прикончили как ненужного свидетеля.

- Но я… - Глаза, устремленные на Клодия, были полны такого неподдельного изумления.

- Мне нравятся его стихи, дорогая сестрица, не будем лишать римлян лучшего поэта.

И Клодий удалился, бормоча:

Когда он вернулся, сестрица, как прежде, сидела на стуле и делала вид, что читает свиток, лежащий у нее на коленях. Клодий внимательно осмотрел малый атрий, заглянул в экседру^[84] за занавеску и затем уже - в спальню к сестре. Катулл убрался. Теперь можно поговорить.

- Дело вот чем, дорогая сестрица; может быть, ты даже слышала об этом: сенат решил, что нынешний наш консул Гай Юлий Цезарь должен по окончании своего консулата заниматься присмотром за лесами и дорогами. Я понимаю, что на всех бывших консулов не хватает провинций. Но Цезарь, надзирающий за лесами! Это даже не смешно.

- Не слишком удачное назначение, - понимающе кивнула красавица.

- Мелкая месть оптиматов. Так вот, - Клодий улыбнулся самой обворожительной улыбкой, - мне стало известно, что Гай Юлий не прочь отправиться в Цизальпинскую Галлию, куда посылают твоего муженька. Он готов взвалить на себя этот тяжкий груз.

- Какой самоотверженный!

- Если бы твой Метелл отказался от назначения, сославшись на внезапное нездоровье… к примеру, то Цезарь бы поехал вместо него. И ты бы осталась в Риме.

- А те богатства, которые мой муж получил бы в Галлии?

- О! Прости. Я и не знал, что ты так обеднела!

- Говорят, Цезарь подарил своей любовнице Сервилии жемчужину удивительной красоты и заплатил за нее шесть миллионов. - Клодия будто ненароком тронула золотую серьгу в виде милашки-дельфинчика.

- Цезарь щедр, сестрица. - Клодий поцеловал ее в губы - едва коснулся. - Думаю, ты сможешь уговорить супруга, не так ли, душа моя?

- Мне придется очень постараться. Метелл не упускает своего.

- Как все римляне, - уточнил Клодий.

- Ты - как все?

- Конечно. Но я блюду меру.

- Врешь. Врешь, подонок! - Она улыбнулась. Лживые глаза обещали куда больше, чем лживые губы. - Ты самый большой проходимец из всех проходимцев.

- Спасибо за комплимент. Но, сестрица… ты забыла об одной вещи: нынче не меняют наместников провинций каждый год. Твоему Метеллу продлят полномочия еще на год, потом еще. Возможно, тебе придется провести вдали от Рима пять лет.

Клодия приложила руку к груди, как будто брат вонзил ей в сердце остро отточенный кинжал.

- Пять лет! - беззвучно шевельнулись ее полные, созданные для поцелуев губы.

- Ну да! В сенате все говорят, что Галлию надо давать в управление на пять лет. Разве Метелл тебе это не сообщил? Через пять лет тебе будет сорок, - прошептал он в розовое ушко и коснулся губами мочки там, где впивалась в нежную кожу золотая проволока сережки.

- Убирайся, - прошептала она.

В вестибуле Метеллова дома Клодия поджидали его верные слуги Полибий и Зосим. А на улице, на другой стороне, завернувшись в плащ, расхаживал взад и вперед Катулл. Поэт был смуглолиц и светлоглаз, порывист и необыкновенно неловок. Он то смущался, то был вызывающе дерзок, как истинный провинциал. Пока он двигался вдоль глухой стены дома на восток, лицо его изображало надменность, но стоило повернуть на запад, как он тут же терялся и потуплял взгляд. И даже с шага сбивался.

Едва патриций вышел из дома, как поэт кинулся к нему:

- Правда ли, ты можешь помочь, и моя Лесбия не уедет из Рима?

- Я-то при чем? - Клодий пожал плечами. - Сестричка обожает провинциальные забавы - ездить верхом, облачившись в панцирь и напялив на голову шлем. Еще ее любимое занятие - метать пилум. - Катулл изумленно распахнул глаза. - Неужели ты не знаешь об этих увлечениях милейшей нашей Квадрантии? - Катулл отрицательно мотнул головой. - Весь Рим знает. Ах, ну да, ты же недавно в Городе. Подари моей сестричке пару пилумов - это ей понравится. Она будет их метать в цель на отдыхе в Байях. Ах, нет, теперь она будет отдыхать в твоей родной Вероне.

- Не может быть, - выдохнул Катулл.

- Хорошие стихи ты пишешь, Гай. Я их выучил даже наизусть:

«Да. Ненавижу и все же люблю. Как возможно, ты спросишь?

Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь».

Ненавижу и люблю. Как странно! Разве можно ее ненавидеть? Хотя она способна причинять боль.

- Боль… - повторил поэт. Что-то дрогнуло в его лице. - Я боюсь ее. Боли боюсь. И боюсь потерять. Моя Лесбия, - добавил шепотом, - она такая… В моей Лесбии все совершенно.

«Лесбия - вот красота: она вся в целом прекрасна, Лесбия всю и у всех переняла красоту».

Клодий невольно улыбнулся. А ведь поэт прав. Красота Клодии удивительно гармонична - Пракситель не нашел бы в ней изъяна.

- Ты сам не сочиняешь стихов? - подозрительно и ревниво покосился на Клодия Катулл.

- Нет! - рассмеялся Клодий. - Я ничего не понимаю в твоих гекзаметрах.

- Но кто ты?

- Сенатор. То есть почти никто. Но в будущем году буду народным трибуном.

- Ты - народный трибун? - изумился Катулл. - Защитник народа?

- Сомневаешься в моих способностях?

Катулл не ответил, он вдруг кинулся бежать вдоль улицы. Так бежал неведомо от кого и куда Луций Сергий Катилина.

Помпей принял приглашение Цезаря без особого восторга. Было ясно, что консул хочет обсудить с ним некоторые политические вопросы наедине. Наверняка речь пойдет о ветеранах из распущенных войск, которые так и не получили землю, как было обещано лично Помпеем. Да, Цезарь может помочь. Но неясно, чего потребует взамен. Игры форума были для Помпея куда сложнее, чем сражения с пиратами или Митридатом. Помпей даже подумывал, не начать ли ему брать уроки ораторского мастерства, чтобы каждый досужий острослов не вгонял его в краску.