Соперник Цезаря - Страница 21

- Это же Публий Клодий, - ахнула Аврелия, узнав, наконец, незваного гостя.

- Мужчина! - заорала служанка и, выронив охапку виноградных лоз, бросилась в перистиль. От факела в ее руке во все стороны сыпались искры. - Кощууунство!

Ее спутница упала на колени возле двери, шепча:

- О, Добрая богиня, прости нас, прости, прости…

Клодий метнулся в атрий. Аврелия шагнула за ним.

Из перистиля неслись крики:

- Сюда! Сюда! Мужчина! В доме мужчина!

Клодий кинулся к наружной двери и едва не упал: ноги вдруг перестали повиноваться. Пять или шесть женщин ворвались в атрий. Одна держала в руках палку, другая - кинжал.

- Бешеный! - пискнула одна из служанок.

Маленькие ручки принялись колотить его, толкать, щипать. Кто-то вцепился в волосы. Лис, забравшийся в курятник, произвел бы меньший переполох - а тут визг, крики, ахи, охи, беготня, мелькание факелов, хлопанье дверей. Испуганное ойканье при столкновении друг с другом. Кто-то опрокинул светильник, масло разлилось. Вновь визг, крики, шипенье вылитой в огонь воды.

- Святотатство! - В атрий в развевающихся одеждах вбегали все новые и новые участницы таинства.

Клодий рванулся, оставляя в руках женщин клочья ткани и ленты, и оказался на улице. Дверь за его спиной захлопнулась. Клодий упал на мостовую. Патриций с трудом поднялся и зачем-то пытался приладить на место оторванный лоскут платья. Провел ладонью по лицу - щека была в крови, ногти какой-то разгневанной матроны оставили кровавую полосу. Клодий погрозил неведомо кому кулаком и пошатнулся. Улица подевалась куда-то. Все сделалось пурпурным - будто перед глазами Клодия натянули драгоценную ткань. Губ не разлепить, рот горел, внутри жгло, будто наглотался углей.

- Зосим! - крикнул Клодий, и верный помощник отделился от стены соседнего дома. - Помоги мне. Они напоили меня какой-то дрянью… и чуть не убили. Смешно, правда?

- Стоило ли так рисковать? - Зосим ухватил господина одной рукой, второй перекинул руку Клодию вокруг своей шеи. - Зачем?

- Стоило! - упрямо пробормотал молодой патриций. - Три Венерина спазма - ради этого можно рискнуть.

- Смуглянка, что ты выкупил из лупанария, клялась самой Венерой, что бывало и пять…

- Вот болтунья! Но там рабыня, а тут… Если мне нравится красотка, я не могу себе отказать. Ни себе, ни ей. Она - моя. - Он вновь едва не упал, Зосиму стоило большого труда его удержать. - Чем же меня они опоили? О боги, кажется, я сейчас умру. - Клодий расхохотался. - Ты бы видел, как она смотрела на меня. В присутствии мужа смотрела на меня…

Если богиня, в самом деле, оскорблена, то почему она не убила меня, как только я вошел в дом претора переодетым? Говорят, мой предок Аппий Клавдий Цек ослеп потому, что разгласил подробности таинств Геркулеса. Так почему же так громко кричат отцы-сенаторы? Если кто и мог возмутиться, так это Гай Цезарь. Но он молчит. Хотя и развелся с женой.

Из записок Публия Клодия Пульхра

Итак, наступил год консульства Марка Пупия Пизона Кальпурниана и Марка Валерия Мессалы Нигера.

Римляне считают года по консулам. В консульство такого-то и такого-то… А как иначе прикажешь считать? Есть еще счет от основания Города. Но что могут сказать цифры? Ну, к примеру, 693 год от основания Города. И что это означает? Столько-то лет прошло с тех пор, как на берегу Тибра, на холме Палатин поселился братоубийца Ромул, вскормленный молоком волчицы. Говорят, прошлой ночью на форуме видели волка. Не к добру знак. Впрочем, никто доброго от будущего не ждет. Смутные времена. Двадцать лет, как отгремела гражданская война между Марием и Суллой. Десять лет назад фракиец Спартак грабил Италию и жег усадьбы, а в сенате все те же споры и опять драки на форуме.

Другое дело - связывать года с именами консулов. Каждый год приобретает человеческое лицо. У одного - круглое, всегда чуточку наивно-удивленное лицо Помпея Великого, у другого - встревоженная, но непременно с печатью раздумья физиономия Цицерона.

Итак, в консульство Марка Пупия, ну и того, второго Марка… Оба консула равны, нет ни первого, ни второго. Значит, два Марка вершили дела в Риме, и все шло хуже некуда.

В маленькой каморке под черепичной крышей летом стояла удушающая жара, а зимой было холодно, так что зуб на зуб не попадал. Зато пятый этаж - комнатенка дешевая - если можно назвать малой плату, которую собирает в Календы старик-управляющий. Эта инсула на Авентине,^[59] как многие другие, принадлежала Марку Крассу Богатому. Накупил Красс домов по всему Риму и теперь сдавал замученному жизнью люду, что стекался в Рим в поисках милостей богачей и нетяжкой службы. Что можно заработать нынче на земле, если Сицилия завалила Италию дешевым хлебом? Вот и обживают потомки победителей Ганнибала уродливые островки из камня и дерева в столице мира.

Жильцы внизу пользовались жаровней, - дым поутру просачивался сквозь щели в каморку Зосима, и по этому запаху он узнавал, что пора вставать.

- Зосим! - слышал вольноотпущенник сквозь сон, но проснуться не мог. - Зосим! - надрывался голос.

Ненавидя себя и весь мир, обитатель инсулы приоткрыл глаз.

Крошечный огонек едва теплился в носике бронзового светильника. На улице темно, сквозь щель в ставенках не видно ни зги.

- Вставай, лентяй! - ревел кто-то на улице.

Зосим вскочил с кровати, на пол с одеяла слетели вощеные таблички и стило. Хорошо хоть пузырек с чернилами стоял на сундуке. Зосим распахнул ставни. Внизу топтался какой-то человек с факелом. Зосим узнал гладиатора Полибия.

- Чего тебе? - зло крикнул Зосим. - Сейчас, верно, третья стража еще.

- Четвертая уже пошла. Идем к патрону, дело важное есть.

- Я же утром в Интерамну^[60] ехать должен.

- Забудь про Интерамну. Спускайся.

- Чего сам не зашел, а вопишь под окном?

- Так привратник брусом дверь заложил и ни за что открывать не хочет.

Зосим подобрал таблички и стило, сложил все в объемистый сундук. Там уже скопилось немало заполненных и запечатанных табличек. Отдельно в кожаном чехле лежал свиток пергамента.

Зосим захлопнул крышку сундука и стал одеваться. Натянул две шерстяные туники, поверх - плащ. Не забыл про перевязь с мечом. Светильник догорел и сам погас - Зосим всегда наливал столько масла, чтобы оно выгорало к утру и не надо было убивать огонь.

Уже в темноте запер дверь на ключ; спустился по шаткой лестнице, грохнул кулаком в каморку привратника.

- Дверь запри, я ухожу.

Старик выполз, держа в руках сальную свечу. Верно, давно зажег - еще когда Полибий стал в дверь ломиться. Свечу зажег, но дверь не открыл.

- И что тебе не спится? На салютации^[61] торопишься? - Старик ухмыльнулся, демонстрируя желтые крупные зубы. Не преминет напомнить, что Зосим - вольноотпущенник и до смерти привязан к патрону.

- Не перед тобой отчитываюсь! - Зосим откинул брус с двери и вышел.

Полибий переминался с ноги на ногу: сам он выскочил из дома, накинув на одну тунику короткий плащ, и теперь изрядно замерз.

- Дело важное? - спросил Зосим.

- Боялся, что ты уедешь утром, вот и пришел до света, - отвечал Полибий. - Зачем ты вообще из дома патрона ушел? Платишь бешеные деньги за свою конуру. И каждый раз бегать за тобой… Доминус обратно зовет - иди, в доме будешь жить.

- Свободным себя почувствовать хочу. У свободного человека свое жилье должно иметься.