Соло для рыбы - Страница 33
«Я люблю тебя!»
– Что ты здесь делаешь?
– Я люблю тебя!
Риголл слегка пошатнулся и на мгновение замер, услышав её голос. Впервые.
– Ты – жена Олафа.
– Я не жена ему.
Она подошла к нему очень близко, ближе, чем расстоянии руки, согнутой в локте. Они почти касались друг друга.
– Я не стала его женой.
– Почему?
– Я же сказала. Я люблю тебя. А он Ингрид.
– Ингрид? Я знал…. Но это было раньше. Пока не появилась ты.
– Даже самому мудрому не открывается истинность чувств?
– Ты преувеличиваешь.
– Насчёт чувств?
– Нет.
– Тогда ты преуменьшаешь.
– Тебя всё равно будут искать.
– Зачем? Мы обо всём с Олафом договорились.
– С Олафом, но не с его семьёй.
– Риголл, пожалуйста, если я не нужна тебе, неприятна, не нравлюсь, просто скажи это. Прогони, а лучше убей. Принеси в жертву своим богам, как…, кого вы приносите в жертву? Я не могу без тебя! И я… хочу тебя. Тебе не может быть всё равно?
Он стоял, закрыв глаза, не шевелясь, опустив руки вдоль тела, и только сжатые кулаки выдавали дикое напряжение, с которым он уже не в силах был бороться. Она медленно развязала цыганский платок, скинула влажную от дождя рубаху и, когда осталась совсем без одежды, взяла его руку и положила на своё плечо. Горячая ладонь скользнула по её спине, и она услышала выдох океанской волны, страстно набрасывающейся на берег.
Когда они проснулись в тишине такой непривычной без дождя и ветра, вечно суетящихся снаружи, было уже далеко за полдень. Но они решили ещё некоторое время оставаться здесь внутри, в полумраке. Однако, ближе к вечеру они вспомнили об оставленном ещё вчера ужине возле очага. Еда была холодной, и угли давно погасли. И они поняли, что вокруг не так уж тепло, как им казалось. Риголл поднялся, надел свою белоснежную рубаху, чтобы выйти за приготовленным ещё до праздника хворостом, хранящимся в сухом углублении среди корней огромного дуба, растущего позади его землянки. Он откинул толстую медвежью шкуру, прикрывавшую вход, и колючий, холодный свет разметал по углам разорванный в клочья полумрак.
– Дану!
Она мгновенно выпрыгнула из горячих ещё шкур и, в чем была, то есть в браслетах и монисто, выбежала босая на сияющий, переливающийся всеми оттенками от голубого до фиолетового, снег.
– Ты простудишься, и я буду поить тебя самым отвратительным отваром с лакрицей, которую ты ненавидишь.
– Нет. Не будешь!
Она слепила огромный снежный ком и запустила им в Риголла, но он ловко уклонился.
– Я сварю его из одной лакрицы. И добавлю туда прошлогоднего тёмного мёда!
Она снова запустила в него снегом:
–Будешь пить это сам. И дрыхнуть всю ночь.
– Думаешь, дрыхнуть?
– Вообще–то не уверена. А я не простужусь. Снег это ведь тоже дождь, только он уснул. Наверное, он обнаружил твою лакрицу с тёмным мёдом и, наконец, может поспать. Проверь.
– Постой, Дану. Эта тишина. Твои вечные спутники словно застыли.
– И что?
– Ты немного… изменилась этой ночью. Мне кажется тебе лучше…. Словом, лучше подождать пока снова хотя бы задует ветер….
– То есть?
Она почувствовала, как холод наконец-то добрался до её сознания.
– Пойдём. Сначала тебе всё-таки нужно согреться. Ты, конечно, очень горячий зверёк, но можешь обморозить свои прекрасные лапки и дождик, полагаю, расстроится, не говоря уже обо мне.
Он поднял её на руки и отнёс к ложу, чтобы закутать в шкуры, чтобы она сидела в тепле, пока он будет разжигать огонь и согревать ужин.
Часа через полтора Риголлу удалось, наконец, добраться до очага.
– Дану. Я думаю, нам нужно поужинать и уходить.
– Почему? Здесь твой дом. Мне показалось, теперь и мой тоже.
– Я чувствую, что не всё просто. Понимаешь, мы даже перед исполнением простых заклинаний должны выдерживать некоторый пост. Это касается не только еды. Прежде всего, не еды. Собственно, поэтому друиды чаще всего – отшельники.
– Но ты ведь сам говорил, что жениться можно и вам тоже.
– Конечно, но, девочка моя, мы с тобой, точнее я, нарушил закон.
– В чём же?
– Я не имел права быть с тобой, пока не поговорил с семьёй Олафа.
– Прости меня. Я не знала этого. Я вообще думала… Я просто
– Ты просто любишь, а я должен был немного потерпеть. Даже такую любовь.
– Ты жалеешь?
– Нет. Наверное, ты не совсем поняла. Мне просто нужно было поговорить с Эраннаном, чтобы они отпустили тебя. Нужно было выждать всего пару дней.
– И ты бы смог?
– Как видишь. Теперь придётся уходить.
– Я могу уйти сама, спрятаться где-нибудь. А ты с ним поговоришь.
– И ты думаешь, я теперь смогу отпустить тебя? Я был уверен, что моя любовь, моё желание – это всего лишь испытание, которое посылают боги. Что ты, юная и прекрасная должна любить такого же юного и прекрасного…
– Нет никого лучше тебя ни в одном из миров. Хочешь, я расскажу тебе про тебя? Про огромную горбоносую рыбу, которая жила задолго до людей и живёт до сих пор?
Она начала рассказывать ему о своих снах, точнее о снах рыбы, и о глазах, красивых женских глазах, которые ей мерещатся в пламени с начала Самайна. Как будто она смотрит в огонь, как в воду и видит своё отражение. И он, забыв обо всём, слушал её.
– Где эта ведьма?! – людские крики снаружи и конский топот прервал этот странный рассказ, в котором Риголл верил каждому слову.
– Риголл, она околдовала всех и сбежала. Ты поможешь выследить её?
Он взглянул на Дану, он хотел показать ей, чтобы она спряталась в шкурах на ложе, но не успел. Разозлённая, как фурия, воинственная Бригита, нарушив закон, ворвалась без приглашения в жилище верховного друида.
– Она здесь?! Эта тварь здесь?! Она и тебя околдовала, друид?!
– Нет, Бригита! Не спеши!
– Теперь мне понятно, почему и Олаф, и этот старый дурак Эраннан не захотели искать правды и возмездия. Она свела с ума всех. Ничего, на женщин её чары не действуют.
– Бригита, остановись! – Риголл поднял руки, чтобы преградить дорогу разъярённой валькирии. Пламя лишь слегка поднялось к потолку и тут же опало в
очаг.
– Что? Обессилил? Гайрех, где тот чёртов змеиный меч, который эта ведьма швырнула на ложе моего сына?!
Движения её были стремительны и точны, и лезвие не в силах было сопротивляться. По тому, как оно вошло в очень верное место под ребром и вышло между лопаток, Риголл понял, что оружие милосердно, и мучения будут недолги.
– Я вернусь, любимый. Я обязательно найду тебя. Только не забывай… танцевать… с дождём… иногда.
Я видела. Он держал её на руках. Я так тоже однажды держала…. Я слышала его вой, переходящий в вой ветра и пламени, которое таки добралось до моих пальцев.
– А ну, чего тут у огня шалите? Взрослая женщина, а туда же, как малолетка – ветки жечь.
– Бригита?
– Какая я тебе Бригита? Ишь, имя выдумала. Нечего тут мешать. – И пожилая высокая и мощная дворничиха стала затаптывать огонь ещё не до конца наевшийся и сердитый.
Я повернулась к ней спиной и зашагала прочь из этого сада.
– Эй! И вещички свои заберите. Мне чужого добра не надо. А то теряют, а потом говорят, что у них украли.
Дворничиха догнала меня и сунула в руки свёрток с кинжалом, который я обронила возле костра и не заметила как.
– Спасибо.
– Конечно. Нам чужого не надо, говорю.
Обратный путь к дому казался бесконечно долгим. Так бывает в некоторых противных плохо отрегулированных снах. Когда, кажется, что продираешься сквозь уплотнившийся до киселя воздух, в котором ноги становятся тяжёлыми и чужими, как мысли. После всего увиденного можно было бы научиться передвигаться побыстрее.
Более всего меня беспокоило, что я могу не застать своих соавторов. Я даже подумала в какой-то момент, что их вообще не было, что они мне примерещились так же, как Дану и Риголл, только в пламени собственного хмельного угара. Ничего себе похмелье. Ну, просто эксклюзивный вариант белой горячки, демо-версия.