Соло для няни - Страница 6

— Жанна, — устало говорю я, — позвоните в агентство, там все решат и кого-нибудь вам подберут.

— Люда, скажите, вы точно не уходите от нас?

Догадывается, что предложений у меня много, но есть еще и обязательства, которые я выполняю.

— Точно, Жанна Владимировна. Как только мне станет получше, я сразу позвоню и приеду.

Жанна часто напоминает мне ребенка — избалованного, капризного, но я не сужу ее за это, просто принимаю такой, какая она есть. Жанна умеет быть по-своему доброй, заботливой, иногда проявляет просто чудеса чуткости и понимания в отношении близких и подруг, хотя последних у нее почти нет, а те, что есть, отчаянно ей завидуют. Ну как же, у нее две квартиры в Москве, няня, домработница. Не каждая может себе такое позволить. Завидуют даже мне. За спиной нередко слышу змеиное шипение: «Ничего себе у нее зарплата, нам мужья меньше выдают на расходы. А эта нянька и квартиру купила, и машину, и одета так, что в «Мариотте» ее принимают за клиентку, а не за няню».

Я сама позвонила в «Вэлми», попросила снять заказ «Остоженка — бассейн». Барышня-диспетчер узнала меня по голосу, участливо поинтересовалась:

— А что случилось? Вы впервые не едете с Мэри в бассейн.

— Да, приболела немного, надо отлежаться.

— Выздоравливайте! — пожелала она мне. Милая барышня.

«Неужели сегодня весь день я буду лежать, пить лекарства и болеть? Но самое главное — лежать как бревно и ни куда не выходить? Да, голову включи — в холодильнике две банки открытого варенья и майонез столетней давности. Лекарства все есть, какие нужно, а вот еды — никакой. И попить тоже нечего», — размышляла я лежа.

Затренькал мобильник. Недавно я сменила мелодию и еще не привыкла к новому звонку, поэтому не очень быстро на него отреагировала. Если Жанна, не отвечу. Ну в самом деле, болею я или что? «Нет, не Жанна, — я вздохнула, — это Володя».

— Да, я вас слушаю. — «Так, никаких эмоций. Я знала, что ты обязательно позвонишь, только не хотела себе в этом признаться».

— Вы заболели? Мне сказал наш диспетчер.

— Не беспокойтесь, просто простыла, температура поднялась. Ничего страшного.

— Хотите, я приеду, привезу лекарства, еды какой-нибудь? Что вы любите?

Я действительно захотела, чтобы он приехал, подержал мою руку в своих теплых ладонях, помолчал рядом или поговорил, о чем-нибудь. Опять температура поднялась: простуда плюс любовная лихорадка. Что это со мной? Общаемся уже почти полгода, общение, правда, условное — короткие разговоры в машине, поездки с Мэри ко мне домой за город, когда мама и папа в отъезде. Володя всегда предельно доброжелателен, внимателен, заботлив. Могла позвонить в любое время, спросить, как лучше и быстрее доехать. Могу попросить отпечатать что-нибудь на компьютере, и все… И все-таки все это время я жила с ощущением счастья, что он есть, что он где-то рядом, едет по тем же улицам, по которым езжу я.

Высокая температура — коварная штука: мысли путаются, лучше прилечь.

— Да, Володя, я слушаю. Я люблю… — «А, кстати, что я люблю из еды? Грибы в любом виде, особенно соленые. Нет, пожалуй, грибов мне сейчас нельзя!»

Нерешительно говорю:

— Володя, а это удобно? Я ведь не умирающий лебедь, а у вас выходной, свои планы.

— Вы не хотите, чтобы я приехал? — В голосе явно слышится разочарование. — Я уже привык, что в эти дни вас вижу. Не хотелось бы нарушать традицию, — добавил он шутливо.

— Ну что вы, приезжайте, конечно. Буду рада вас видеть.

Подошла к зеркалу: да, надо как-то привести себя в порядок. Господи ты боже мой! Приглашаю мужчину, а сама больная с температурой. Есть нечего, пить тоже. Когда сын мой Димка у отца (это часто случается в каникулы), я совсем перестаю покупать еду и готовить. После шести вечера не ем, могу заехать выпить кофе в кофейне или заказать фруктовый салат, перекусить где-нибудь по-быстрому. Целую неделю собиралась сварить грибной суп, но заставить себя ну никак не могла. Да, присутствие сына меня дисциплинирует, а отсутствие — наоборот.

Ну и ладно, раз я больная, буду себя лечить. Заварила кипятком широко разрекламированный порошок от простуды, выпила и мгновенно уснула.

Домофон надрывался. Машинально глянула на часы, ничего себе — проспала три часа. Это Володя, доктор мой любимый приехал!

— Да, открываю, — ответила я в переговорное устройство. Затем быстренько водички на фасад побрызгала, зубки почистила, халат жеваный переодела, ну правильно, спала же в нем. Хотя поздно метаться, приехал уже, поднимается.

— Здравствуйте, куда это можно выгрузить? — Володя принялся доставать из сумки виноград, соки, пирожные.

— Вы как-то говорили, что любите эклеры и можете за раз съесть пять штук. Я купил побольше; ешьте, выздоравливайте.

— Володя, это было раньше, теперь уже не ем столько… — Я смутилась. Что люблю эклеры — действительно говорила, а что объедалась — этого не помню.

— Я ненадолго. Понимаю, вы болеете, вам надо лежать. — Он вопросительно посмотрел на меня.

— Что, даже кофе со мной не выпьете? Я бы с вами пирожными поделилась, а то мне много.

— Если можно, чай, я кофе не пью, не понимаю его вкуса.

— Зато я пью литрами, последствия работы в стационаре, где суточный график дежурств. Без кофе — никак, иначе — засыпаешь.

Я заварила чай, открыла коробку с пирожными, опять подумала, что зря суп грибной не сварила, вот показала бы сейчас себя Марьей-искусницей (хотя, кажется, она вышивала там что-то)…

Кухня у меня небольшая, уютная в нежно-розовом цвете. Изначально был задуман персиковый, но строители что-то перемудрили, в результате получился розовый. Исправлять не было ни сил, ни времени, ни желания, и я махнула рукой, пусть розовый, хотя этот колер в жизни избегаю в принципе. Но потом, при электрическом свете выяснилось, что цвет у стен не простой, а золотисто-розовый. Что ж, при таком оттенке не так грустно пересекаться с серыми буднями кухонных забот. Словом, после ремонта кухня стала моим любимым пристанищем.

На пустые стены просились какие-нибудь картины — хороший фон поддержит любой сюжет. Я люблю море, как у Айвазовского. А как расположить Айвазовского напротив холодильника? Громоздить на золотистый фон шкафчики от какой-нибудь штампованной кухни тоже не хотелось, тем более что они мне не нужны.

Все мои ложки-поварешки умещаются в одном столе-тумбе между мойкой и плитой. На обеденном столе, прижатом к окну холодильником, — маленькая микроволновка, на ней — телевизор. Больше нам с сыном ничего не нужно. Может быть, кому-то покажется, что квартира-спальня это слишком лаконично? Согласна. В моей однокомнатной хрущобе воплотилась мечта советских дизайнеров от коммунизма: жилье не должно связывать человека-работника, ибо его задача — принадлежать и служить обществу без остатка, а общество организует ему быт: питание, образование, медицинские услуги и т. д. Квартиры же только для того, чтобы в них спать.

Вот я так и делаю. Дома моюсь, стираю, глажу и сплю. Иногда ем и почти не готовлю. От детской мечты о красивом уютном доме остался лишь кусочек жизни в розовом цвете — моя кухня, она же гостиная и кабинет. Готовить дома не люблю еще и потому, что запахи еды пропитывают одежду, а с этим я не могу смириться. Не могу допустить, чтобы мои вещи несли посторонние запахи ни в мой, ни тем более в чужой дом, к людям, у которых я работаю. Мне самой это было бы отвратительно. Ничего не поделаешь, такой уж у меня нос от природы — чересчур чувствительный. От этого и сама страдаю — не успокоюсь, пока не смою или не уберу все, что может пахнуть. Порой даже после рабочего дня, приезжая домой, прежде всего провожу влажную уборку, если учую какую-то пыль. Подруги называют это сублимацией — переносом внутренней агрессии на другой объект. Когда не можешь напрямую выразить свои истинные чувства — раздражение, обиду или гнев, надо направить это настроение на какое-нибудь занятие, дело. Мне помогает.