Солнечное затмение (СИ) - Страница 154

   -- Подождите! -- кричал он, махая руками. -- Я прибыл оттуда! Со звезд! -- его указательный палец вытянулся в сторону неба. -- С далеких звезд!

   Незнакомец обернулся, загадочно посмотрел на указанное лично для него небо, будто сам факт его существования расценивался странным кричащим человеком как открытие, потом его лицо выразило крайнее удивление. В мертвом взоре воскресли признаки чувственности.

   Вайклер, растерянный, недоумевающий и все еще шокированный происшедшим, от полного незнания что теперь делать, протянул незнакомцу свою руку.

   -- Со звезд могут прийти только друзья... Только друзья, поверь мне.

   Дьессар, сидя в трюме, перебирал, как четки, свои цепи. Под потолком горела небольшая керосиновая лампа, дарующая этому удушливому замкнутому пространству пригоршню света и клубни черной копоти. Если свет был совершенно ни к чему, то копоть привносила своеобразный аромат в блеклые запахи его темницы. За ее стенами, то есть бесконечно далеко, шумело и пенилось море Древних Атлантов. Дьессар не обратил никакого внимания, когда сверху раздался скрип не знающих смазки шарниров. Люк, словно протяжно зевнув, открылся, и по ступенькам прошелся топот тяжелых сапог. В скупом свете керосиновой лампы, уродующим очертания всех предметов, появился капитан Бьюти. На его страшном лице была то ли улыбка, похожая на оскал, то ли сам оскал, неотличимый от улыбки. Да, встречаются иногда такие лица, на которых любая мимика вызывает только отвращение. То же касается и голоса:

   -- Ну что, еретик? -- Бьюти вдруг расхохотался. -- Сплавал в свою Америку? -- его клокочущий, чуть хрипловатый баритон залил собой весь трюм. Керосиновый свет замерцал, от чего на лице капитана запрыгали уродливые тени.

   Дьессар счел разумным промолчать. Но в этом молчании не было ни презрения, ни сервилизма, ни даже равнодушия. Просто лень было открывать рот. Бьюти сделал еще несколько тяжелых шагов и встал прямо под лампой. Тени на его лице выросли, изогнулись, сомкнулись между собой каким-то страшным иероглифом, уродуя образ капитана до неузнаваемости.

   -- Поверь мне, старой морской крысе, уж я-то поплавал по морям, наверное, в два раза больше, чем ты, будучи ребенком, помочился в штаны. Я неоднократно видел Рассеяние Мира и Протоплазму. Хоть я и невежда в религиозных вопросах, но уж настоящий бред от здравых размышлений всегда отличу. Мой тебе совет: выкинь ту дурь, которую вдолбили в твою голову. Ты родился среди солнцепоклонников -- в том твое несчастье, но не твоя вина. Родился бы ты, к примеру, в моей семье, стал бы легендарным моряком и, уж поверь мне, правоверным пасынком темноты... Да, кстати! Если ты хоть раз назовешь меня морской мышью, а не крысой, сверну тебе голову вот этими самыми руками. -- Капитан показал свои огрубелые, изрезанные морщинами руки. -- Даже если ты отречешься от своих еретических идей... А ты ведь отречешься, а?

   Дьессар сплюнул на пол.

   -- Отрекусь...

   Он редко снисходил до того, чтобы отвечать на чьи-либо вопросы. И делал это всегда с каким-нибудь побочным эффектом, подчеркивая свое наплевательское отношение к собеседнику. Капитан смерил взором его огромную атлетически сложенную фигуру и с неким сожалением подумал, что из него действительно вышел бы отличный моряк. Бьюти больше ничего не сказал. Молча развернулся и стал взбираться на палубу. Ступеньки вновь застонали под тяжестью огромных сапог. Уже будучи наверху, капитан крикнул одному из матросов:

   -- Эй, Пат, иди, сними с него цепи. Кажется, человек образумился.

   Пат, юный коротышка и молчаливый исполнитель любого приказа, сиганул в трюм, подошел к Дьессару и принялся разбивать зубилом железные кольца на запястьях. Когда Дьессар оказался на свободе, он выпрямился во весь рост, печально поглядел на своего освободителя и с той же печалью произнес:

   -- Прости, Пат.

   Матрос пожал плечами.

   -- Не понимаю, в чем вы просите у меня прощенье?

   -- В том, что сейчас произойдет.

   Гибкая, извивающаяся, чем-то похожая на змею цепь свернулась кольцом на шее матроса и стала затягиваться. Пат открыл рот, извергающий хрипы, выпучил глаза и почти тут же мертвый упал на неструганный пол. Испуганный свет керосиновой лампы даже не счел необходимым освещать его труп. Его тело слилось с темнотой, словно провалилось в черное небытие. Солнцепоклонник нащупал за его поясом нож и расценил его как вещь весьма ценную и полезную для дальнейших действий.

   Когда Дьессар оказался на палубе, его встретили три матроса с настороженными, слегка изумленными взорами. Он потер свою щетинистую щеку и спросил:

   -- Друзья, вы не подскажите (у меня нелады с математикой), сколько будет три минус один?

   Один из матросов покрутил пальцем возле виска, усмехнулся, но все же ответил:

   -- Два.

   Железная цепь почти беззвучно завертелась в воздухе и вращалась с такой бешеной скоростью, что практически исчезла для человеческого взора. Появилась она лишь тогда, когда своим концом затормозила о голову ближайшего матроса. В его черепе послышался хруст. Кровь брызнула на лицо. Тело матроса отлетело в одну сторону, а душа -- в другую.

   -- Правильно. А три минус два сколько будет, не помните?

   Тут только они спохватились и выхватили ножи. Пронырливая цепь обмотала шею одного из них, совершив на ней целых четыре витка. Дьессар дернул на себя. Матрос, потерявший равновесие, вдруг оказался в его цепких объятиях. Он умоляюще посмотрел на своего напарника, дернулся вперед, но вдруг почувствовал боль в пояснице. Там что-то закололо. Но это был не старческий радикулит. А торчащий из живота окровавленный нож.

   -- Подсказываю: один. Слабы вы в математике, господа! -- Железная змея снова принялась вращаться.

   Оставшийся в живых ринулся наутек. У него наконец прорезался голос, чтобы позвать подмогу. Почти тут же Дьессар увидел себя в окружении целого взвода вооруженных противников. Воевать со всем миром не входило ни в его стратегические, ни в тактические планы. Он мгновенно высмотрел глазами капитана Бьюти, совершил несколько обманчивых прыжков, прорвал кольцо окружения и даже сам удивился, как быстро и непринужденно шея капитана оказалась защемленной его локтевым суставом. Острие ножа нежно коснулось горла. Только тогда Бьюти пришел в себя:

   -- Ах ты подонок! Ведь я тебе сделал доброе дело. Все вы, еретики, твари. Неисправимые тва...

   Нож перестал ласкать горло нежными застенчивыми касаниями и проник под кожу, пустив по ней струйку крови.

   -- Старая морская мышь, если хочешь сохранить свою шкурку, прикажи своим разгильдяям, чтобы они исчезли.

   -- Ты даже не представляешь, что они с тобой сделают, если...

   Нож подался вперед, и голова капитана спазматически дернулась.

   -- Ладно, ладно... Эй, парни! Исчезните на время.

   Матросы, будто огромные тараканы, расползлись по разным щелям.

   -- А теперь, -- продолжал Дьессар, -- прикажи разворачивать корабль.

   -- Куда, идиот?! -- Бьюти сделал круглые, как монеты, глаза.

   -- Туда, куда мы плыли.

   -- Ты что?! Не веришь своим глазам?! Там же кончается само мироздание! Ты погубишь всех нас и себя! Ты ненорма...

   Через пару циклов с правого борта корабля показался ряд весел, нырнувших в воду. Изумленные гребцы принялись нехотя тормошить море Древних Атлантов. "Любимец ветров", покачиваясь на волнах, стал медленно разворачиваться вокруг своей оси. Мегабездна, кипящая голубыми цветами, снова оказалась впереди. Предвечная Тьма, расколотая ее сиянием и отброшенная в прошлое, утратила свою вездесущность. Жизнь заканчивалась на конфликтном стыке двух могущественных стихий.