Солнечная сторона улицы (сборник) - Страница 12

Когда я увидел корзины, полные ярких, пахучих фруктов, у меня разбежались глаза. До этого виноград и персики я видел только на картинках, а тут еще были абрикосы, инжир и айва — о них я вообще не слышал.

Дядя пододвинул ко мне одну из корзин и сказал:

— Лопай, сколько влезет!

А родственнику пояснил:

— Племянник, мой помощник, будущий доблестный пожарный.

Я уминал все фрукты подряд, уминал часа два, не меньше, пока не свело челюсти. Сестры смотрели на меня, как на дикаря (сами они съели только по одному персику и по грозди винограда, при этом каждое зернышко выплевывали в ладонь и складывали на блюдце; я ел вместе с зернами). Только полностью нагрузившись, я откинулся на диване и услышал разговор дяди с родственником.

— Значит, урожай хороший в этом году? — спрашивал дядя. — Ну, а рыба? Как рыба, хорошо идет?

— Косяками! Все сметает на своем пути! — похохатывал гость и вдруг становился серьезным. — Рыба ушла, у берега слишком много заводских отбросов.

— А корабли?! Какие корабли на море?! — решился вставить я.

Сестры прыснули, удивляясь моей отсталости.

— Корабли всякие, — спокойно сказал их дальний родственник. — Есть большие, пассажирские, которые ходят в Одессу и на Кавказ. Есть маленькие, этакие морские трамвайчики — они ходят на местных линиях. А ты что, хочешь стать моряком?

— Он хочет стать пожарным, — ответил за меня дядя.

А я уже толком и не знал, кем буду. Сестры своими разговорами о Крыме перевернули мои представления о жизни, поломали все мои планы.

— Пожарный — благородная профессия, — сказал дальний родственник. — А в вашем городке самая необходимая, ведь у вас полно деревянных домов… Хорош ваш городок, ничего не скажешь. Тихий, спокойный, уйма зелени, в каждом дворе колонка, воду льете — сколько хотите. А у нас ведь каждая капля пресной воды на учете. Представляете, каково, когда жарища несусветная?.. Море, корабли — это, конечно, здорово, но мы, местные, на море и не ходим. Все некогда… Да и на пляже народу — из пушки не пробьешь. И ночами курортники спать не дают — бродят по улицам, горланят песни; им-то отдых, а нам-то работать надо. А закончится сезон, город пустеет, но начинаются дожди, да холодный ветер с моря. У нас ведь зимы нет — слякоть одна. Это у вас здесь снежок, можно на лыжах походить.

— Бесспорно, хорошо, когда меняется время года, — сказал дядя. — Понимаете, что я хочу сказать? Что лето должно быть как лето, а зима, как зима.

— Я на окраине заметил речушку, — продолжал дальний родственник, — небось там зимой на коньках гоняете? — он повернулся ко мне и сестрам.

Сестры потупились, а я оживился:

— Гоняем, и играем в хоккей!

— То-то и оно! — кивнул дальний родственник. — Видно не зря твои сестры чуть что говорят нашим местным ребятам: «О, наш городок!»

Сестры густо покраснели и нервно схватили еще по одному персику.

Я вышел из дядиного дома и не то, что Крым и Ялта стали для меня менее заманчивыми — нет! Меня по-прежнему тянуло туда, но и наш городок уже не казался самым скучным местом на свете.

Моя неуживчивая и строптивая тетя вела динамичный образ жизни, в основе которого была страсть к переменам: она три раза меняла женихов и так и не вышла замуж, пять раз работу, семь — местожительство.

Тетя всю жизнь вязала. Если собрать все, что она связала, получится целая выставка шерстяных изделий. Тетя вязала все: занавески, покрывала, варежки, носки, шарфы, свитера, юбки, кружева… Все наши знакомые и знакомые знакомых ходили в тетиных вещах. А те, кто их не имел, стремился познакомиться с тетей.

Тетин успех объяснялся просто — она придумала новую вязку. Это была необыкновенная вязка: красивая и для толстого мужского свитера, и для тонких, как паутина, кружевных накидок. Все дело было в том, из чего вяжешь — из шерсти или из штопки, из шелковых или простых штапельных ниток. Ну и конечно, этот успех объяснялся низкой ценой за работу — тетя просто любила вязать, а материальная сторона ее мало интересовала (как правило, она вязала из того, что приносил заказчик).

Тетя работала быстро и за несколько лет обвязала весь наш район. На улицах по тетиным одеждам люди даже узнавали друг друга.

Благодаря тете я стал пользоваться огромным уважением среди ребят — ведь каждый хотел иметь хороший теплый свитер. Вот и приставали ребята ко мне — просили уговорить тетю связать им что-нибудь. Мне приходилось подолгу объяснять, что вязать — это не шить, что тут нужно терпение и опыт, и что тетя вообще вяжет только для моих самых близких друзей. После этих слов каждый из мальчишек из кожи лез вон, чтобы добиться моего расположения: один протягивал перочинный нож, другой — приключенческую книгу, третий — билет в кино. Приняв подношения, я обещал замолвить за них словечко, но тут же предупреждал, что у тети работы по горло и чтобы они не надеялись получить заказ в ближайшее время.

Если ребята только приставали ко мне, то девчонки просто прохода не давали, ходили за мной, как цыплята за курицей. С утра поджидали около крыльца и, как только я появлялся в двери, совали клубки шерсти, списки и рисунки вязаний, которые им были совершенно необходимы, без которых они прямо жить не могли.

Только одна девчонка никогда не подходила ко мне, и это меня задевало не на шутку. Она жила на соседней улице — обыкновенная девчонка, некрасивая, рыжая, постоянно улыбалась неизвестно чему.

Однажды я брел по улице, вдруг вижу — она вышагивает и рядом с ней подружка в тетиной кофте. Я тут же подошел и небрежно кивнул на кофту:

— Моя тетя вязала.

Я думал, рыжая тут же не выдержит и попросит поговорить с тетей, но она только улыбнулась и опустила глаза.

— Хочешь, я скажу тете и она свяжет тебе такую же? — обратился я к ней.

— Спасибо, — девчонка снова улыбнулась. — А когда можно зайти?

— Приноси мне шерсть через неделю.

Я пришел к тете и сказал:

— Теть, свяжи одной девчонке кофту.

— Знаешь что! — подскочила моя резковатая тетя. — Мало того, что я обвязываю твоих дружков, теперь еще и подружки появились. Барышни сами должны учиться вязать и шить. Стыд и позор, чему их только в школе учат?! В гимназиях учили всему…

— Она больная, — соврал я (врать я умел здорово). — Все время болеет. Совсем не встает с постели.

— Не знаю, вряд ли смогу, — безжалостно покачала головой тетя. — Последнее время пальцы болят.

— Теть, очень надо.

— Не знаю, не знаю.

Во двор я вышел мрачный. Что теперь сказать девчонке? Но главное, если тетя вообще больше не сможет вязать?! Такое было страшно представить!

Через два дня тетя закончила очередной заказ, и я снова напомнил ей про девчонку, но тетя сказала то, чего я больше всего боялся:

— Не смогу, совсем руки не слушаются, похоже, отвязалась я. Попробуй сам! Это не сложно. Вот смотри! — И тетя раскрыла мне секрет своей вязки.

— В рукоделии, как и во всем, есть люди способные и есть талантливые, — назидательно говорила тетя, пока я неумело перебирал спицами. — Между этими людьми огромный водораздел, вернее, между ними огненная черта. Не всем способным удается перейти эту черту. Но надо пытаться… Кажется, у тебя есть кое-какие способности.

Как-то незаметно я втянулся в рукоделие, и вскоре в совершенстве освоил вязальное ремесло. Даже стал вязать быстрее тети. Конечно, во дворе я скрывал, что вяжу — ведь все-таки был мужчиной.

Через неделю у нашего крыльца меня подкараулила рыжая, вечно улыбающаяся девчонка, с сумкой шерсти.

— Ты уже поговорил с тетей? Не забыл?

— Все в порядке, — кивнул я, забирая шерсть.

Девчонка особенно широко улыбнулась.

— Огромное тебе спасибо!

Несколько дней я вязал ей кофту; полностью самостоятельно (ни тетя к нам не заходила, ни я к ней), но именно когда за кофтой пришла девчонка, заявилась и тетя. Я протянул девчонке свое изделие и она засияла так, что в коридоре стало светлее. Я уже собирался закрыть за ней дверь, как вдруг она заметила тетю и бросилась ее благодарить.