Солнце за нас! (СИ) - Страница 7

К вечеру народ стал подтягиваться. Правда, рабочих было немного — район не тот. А вот студентов... Благо, Латинский квартал был недалеко. Правда, эти ребята, в основном, паслись в курилке. Правда, не просто тусовались, а с жаром обсуждали какие-то печатные издания.

Во время очередного выхода в этот "клуб" Максим слышал:

— Да, чернорубашечники герои. Но ведь Муссолини сам не понимает, чего он хочет!

— Зато он настоящий революционер, дело делает, а не болтает!

— Как правильно сказал Ленин, левизна — это детская болезнь. И у тебе пройдет!

— Во-во. А хочется действия, так иди в рабочие дружины! Там ребята не скучают!

— А правда говорят, что членам дружин теперь "комсомольские куртки" будут бесплатно выдавать?

— Тебе бы только куртку. Знаешь, что для правых — эта куртка как красная тряпка на быка? Нападают сразу. И фараоны постоянно привязываются...

В общем, жизнь кипела

В "избу-читальню" Максим ходил ещё пару дней. Подходил ближе к вечеру. В том числе — чтобы и приглядеться к отирающимся там ребятам. Как он понял, собственно партейных тут не имелось. Это были, так сказать, представители левой тусовки. Судя по всему, таких было много.

А это серьезно. Максим специализировался на социологии малых групп и отлично понимал — без таких вот тусовок, по крайней мере, в молодежной среди никакие массовые общественные движения невозможно. Не бывает так: человек прочес пару-тройку, просветлился и решил идти бороться за народное дело. Клиент с "книжной" психологией так и останется сидеть дома. А вот если он попал в такую вот среду, где нашел новых приятелей, а "референтная группа" в ней придерживается "красных" взглядов... Кто-то потусуется-потусуется — а потом и более серьезными вещами займется...

Литературку Максим тоже продолжал почитывать. Ему очень понравился журнал "Красный журналист", изучив первый номер, он проштудировал ещё несколько предыдущих. Ксатти, взял издание в руки первый раз, глянув на обложку, он подумал: у них что, и компы есть? Потом вспомнил, что Родченко успешно делал фотоколлажи без всяких компьютеров. Взглянув на список редакции, Максим убедился: художником в этом издании числился именно Родченко. А ведь в его мире этот фотохудожник пробавлялся в маргинальном "ЛЕФе".

В "КЖ" прямой пропаганды не имелось. Журнал явно позиционировал себя как интеллектуальное издание. Что поразило Максима — в нём имелась явная антисоветчина. Под рубрикой "Они пишут о нас". Впрочем, подобраны статейки были с умом. После прочтения одной даже Максиму захотелось дать автору в морду. Некий автор развивал тему: русские всегда были диким варварским народом с рабской психологией. Единственным светом в окошке была "духовная аристократия", интеллигенция, продвигавшая "общеевропейские ценности", да и ту большевики всю порешили. Максим слышал такие много раз — благо общался-то у себя в интеллигентской среде. Ещё под одним материалом стояло знакомое имя "Лев Троцкий". Суть была та же только с иного ракурса. Их материала следовало, что русские большевики вместо того, чтобы бросить все силы на помощь просвещенному западному пролетариату, возятся "с реакционным крестьянством" и вместо немедленной мировой революции "взяли курс на укрепление псеводкоммунистического государства". После это статейки шло пояснение — почему автор не прав. Что заинтересовало Максима — так это то, что Троцкий уже принадлежал к чужакам. В этом мире он явно дотренделся куда раньше.

Симпатичные там ребята работают. Жаль только, их всех расстреляют. Или не всех?

Пора было переходить к более серьезным действиям. Набравшись духу, Максим отправился в местную коммунистическую контору, что-то вроде райкома, которая располагалась неподалеку от "избы-читальни". Вообще-то коммунисты банковали в рабочих предместьях, это заведение было нечто вроде форпоста в "буржуазном" центре.

Райком выглядел обычной конторой, только на стенах имелись разные плакаты соответствующей тематики. Особо привлек внимание Максима плакат некой симпатичной девицы в полувоенной форме. Выражение её лица чем-то напоминало знаменитую фотку Че Гевары.

Принял Максима мужик интеллигентного вида, почему-то вызывавший ассоциации с доктором. Как выяснилось позже, таковым он и являлся. Над его головой красовался портрет Ленина.

— Меня зовут Анри Жюно. Итак, я вас слушаю.

Максим к беседе подготовился. Он отлично понимал, что особого доверия тут не встретит. Если так подумать — кто для красных были эмигранты? Классовые враги.

Так что он начал излагать легенду длинно и нарочито сбивчиво.

— ...Так вот, вывезли меня из СССР в пятнадцать лет. Я ничего в политике не понимал. Да и потом никогда ей не интересовался. Но... Когда мой отец и его дружки радуются, что в Поволжье умирают люди от голода и ненавидят ваших товарищей за то, что они хотят помочь голодающим... И ведь и идей-то у них никаких нет! Она хотят только всех перевешать и перепороть. Я заинтересовался левыми идеями... Стал посещать вашу библиотеку...

Анри смотрел на Максима с непонятным выражением. Когда парень закончил, коммунист произнес.

— Впервые встречаю человека из эмигрантов, который пришел к нам. Да и не слышал о таких.

— Так просто время пока не пришло. Всё когда-то начинается.

— Ваши люди что-то стали понимать? — Недоверчиво усмехнулся Анри.

— Не совсем. Просто дети подросли. Старшие — они закоснели в своих взглядах. Но вы сами посудите. А такие как я каждый день слушаем их злобные и бесплодные разговоры. К тому же во Франции у нас никаких привилегий нет. Скорее, наоборот.

— Отцы и дети. Тургенев правильно написал, — задумчиво протянул коммунист. — А вот скажите-ка мне...

Дальше прошло нечто вроде собеседования. Причем, Анри интересовался не столько теоретическими познаниями Максима, сколько, так сказать его взглядами на жизнь. Как отметил парень, Анри явно волновало — а не является ли его собеседник эдаким р-революционером. Как Максим узнал позже, это было очень характерно для выходцев из "буржуазных" кругов. Коммунистам такие кадры были ни на фиг не нужны.

Но, в общем и целом, беседа прошла успешно. Конечно, прямо так сразу в партию он не попал. Он на это и не рассчитывал. Предложили поработать на рабочее дело. И тут ему улыбнулась удача.

— Вы французский знаете не только на уровне разговора?

— В дворянском воспитании есть свои плюсы. У нас в гимназии языкам хорошо обучали. Я свободно говорю и по-немецки.

Анри оживился.

— Для вас есть серьезное дело. Вы знаете... Мы, французы всегда были склонны к эдакому снобизму. Считали Францию центром культуры. Поэтому языки мы учить не любили. А вот оказалось...

С немецким-то ещё более-менее, а вот с русским... Нам требуются переводчики. А что получается? Русский знают, в основном, всякие литературоведы и филологи. Но одни из них не разбираются в специфике политических текстов, другие не хотят с нами сотрудничать, а третьи запрашивают такие деньги... Так что мы может предложить вам работу. Много платить мы не сможем, но... Знаю по опыту выходцев из буржуазных кругов. Таких ребят обычно изгоняют из свой среды. С вами наверняка случится то же самое.

— Я в этом уверен.

— Ну, вот.

— Да, есть ещё один вопрос. Я серьезно занимался французским боксом. Но потом получил очень серьезную травму, да и тяжело заболел. А как слышал, у вас ребята тренируются. Если есть возможность...

— Почему же нет? В наши клубы могут ходить все. Буржуа там просто не удержатся. Это и к лучшему. Ребята к вам присмотрятся...

Так что дело решилось быстро. Анри позвонил в API. Как уже знал Максим, этот медиа-холдинг был якобы независимым, но все знали, кто за ним стоит. А построен он был по образу и подобию советского монстра РОСТА. Заодно и дал записку в спортивный клуб.