Солнце восходит на западе - Страница 62

Когда, во время этой войны большевики ввели "новую, национальную политику", многие были склонны думать, что это тоже "временная передышка на пути к интернационализму", которая будет отменена вскоре же после окончания войны. Когда я слышал такие предположения, то я всегда спрашивал: после окончания какой войны? С Германией или войны за подчинение всего мира коммунистической доктрине?

Нет никакого сомнения в том, что после окончания войны с Германией "новая национальная политика" отменена не будет. Ибо конец войны с Германией еще не будет означать конца войны большевиков против буржуазного мира. А для этой войны "новая национальная политика" будет также нужна, как она была нужна и в войне минувшей. Ведь если знамена Маркса, Ленина и Сталина оказались никуда негодными в войне оборонительной, то тем более негодны они для войны наступательной. Почему же для этой последней не оставить, уже проверенные знамена Суворова, Кутузова и Александра Невского? В конце концов, не все ли равно с чьим именем на устах раздавить буржуазный мир — с именем Маркса или Суворова? Главное — раздавить, а "цель оправдывает средства" — всегда были одним из основных принципов большевистской партии.

А вот если и эта окончательная победа будет когда-либо достигнута, тогда нет никакого сомнения в том, что "новая национальная политика" будет объявлена тоже лишь "временной передышкой на пути к интернационализму" и, прошедшие сквозь новые военные бури старые российские знамена Кутузова, Суворова и Александра Невского, будут свернуты уже окончательно. Из своего же морального поражения в годы минувшей войны, большевистская партия, разумеется, сделает выводы и несомненно, что после окончания войны 1941–1945 г.г. наступит новый период проверки работы партийных кадров, политических чисток и постепенного внедрения марксистской идеологии в головы масс, оказавшихся и на двадцать шестом году советской эпохи "несознательными".

Начало второй фазы войны не столь ее стратегические и тактические перемены, сколь именно духовный перелом ее, относится к весне-лету 1943 года. Однако, первые симптомы грядущего перелома, сказались уже в многомесячной битве под Сталинградом.

Если, в свое время, всей минувшей войне большевистские исследователи попытаются придать вид "сталинской войны", то битве под Сталинградом, они уже теперь приписывают исключительно характер "гениальной сталинской победы" и даже (что весьма неожиданно для последователей диалектического материализма) известную мистику, связанную с новым именем города Царицына.

Как и большинство изысканий большевистских исследователей, так и уже появляющиеся характеристики сталинградского побоища, очень далеки от того, чтобы быть верными. На исход сталинградской битвы никакого влияния не оказал, ни вдруг обнаружившийся военный гений глубоко штатского Сталина, ни своеобразная большевистская мистика связанная с названием этого города.

На исход исторической битвы под Сталинградом в равной степени повлияли два совершенно разнородных, но взаимно дополняющих друг друга элемента: — предельная возможность растяжения германской армии и возросшая сопротивляемость русского народа, вступавшего к тому времени во вторую фазу войны.

Если бы германская армия не потеряла в первую зиму триста-четыреста тысяч замороженных солдат, то весьма вероятно, что на сталинградском направлении немцы продвинулись бы еще на пятьдесят или сто километров дальше. А если бы они в первую зиму заморозили солдат вдвое больше, то германская армия не дошла бы и до Сталинграда.

Однако, независимо от того прошли бы немцы дальше Сталинграда, или не дошли бы до него, все равно германскую армию к этому времени уже подстерегала военная катастрофа, предпосылками для которой являлись упомянутые выше разнородные элементы, а сам город Сталинград оказался лишь случайным перекрест ком, на котором пересеклись взаимодействующие линии этих двух элементов. Любителям же сомнительной большевистской мистики тут уместно напомнить, что большой донбасский город Сталино был сдан немцам без боя.

Исследователям этого периода войны на востоке может показаться странным резкий переход от победного шествия германских армий по Дону, Кубани и Северному Кавказу, где они не встречали почти никакого сопротивления, к упорному четырехмесячному сражению под Сталинградом, где приходилось брать с бою каждый камень.

Большевистским исследователям войны, этот резкий переход от отступления к сопротивлению, облегчит создание мифа "сталинградской ловушки" заранее приготовленной "гениальным стратегическим замыслом верховного главнокомандующего".

Однако, переход этот сильно теряет в своей резкости, если учесть то обстоятельство, что к лету — осени 1942 года главные силы красной армии, ввиду ожидавшегося немецкого удара на Москву, были оттянуты за линию Орел — Курск — Воронеж — Сталинград, а равно нельзя забывать и того, что в этом своем победном шествии летом 1942 года немцы шли по казачьим областям, население которых всегда являлось наиболее решительным и действенным противником советского строя.

Разбирать подробно ход сталинградской битвы в мои намерения, разумеется, не входит. В свое время об этом будут написаны десятки книг более компетентными авторами. И надо думать, что эти последние, разбирая причины германской военной катастрофы на берегах Волги, правильно учтут происшедший к тому времени духовный перелом в массах русского народа, который в первую очередь определил исход этой гигантской битвы.

Весть о сталинградской катастрофе пришла в германскую столицу почти одновременно с моим возвращением в Берлин из второй поездки на родину.

Вторая мировая война вступала в новую и решающую фазу.