Солдаты смерти - Страница 5

Как выяснилось, она тоже не смогла. После того как многие гуманитарные группы отказались принять её на работу из-за недостатка опыта, Захара решила пойти работать на Империю, на что семья неохотно, но соглашается. Ведь Империя – известная величина. Однако, узнав будущую должность Захары, родители онемели, чуть не упали в обморок и в ярости затопали ногами. Их дочь не будет работать на имперской барже-тюрьме! Такое бесчестие уже ни в какие ворота не лезет!

"И всё же вот я здесь", – подумала Захара, королева в своём маленьком королевстве, герцогиня пустых коек, госпожа постоянной боли в животе. Объект невольных страстных желаний сотни недовольных жизнью стражников и малоимущих штурмовиков. Раздатчик лекарств, поддерживающая жизнь в заключённых имперской баржи-тюрьмы "Чистилище", чтобы их навечно заточили в какую-то далёкую луну-тюрьму.

Ирония судьбы, конечно же, заключается в том, что через стандартную неделю, или когда там они доберутся до места назначения, она вернётся к родителям если не с протянутой рукой, то близко к тому. Мать фыркнет и усмехнётся, брат съязвит, а отец от всей души обнимет, и через некоторое время, достаточное для наказания, её вина будет считаться искуплённой и Захару примут обратно в круг семьи. А пребывание на борту баржи станет тем, чем они его считали всё это время – юношеским приключением, очаровательной историей для обедов с дипломатами: "Вы не поверите, чем наша дочка хотела заняться в юности..."

Ещё раз оглядев лазарет, Захара едва не задрожала от осознания неясности своей судьбы, но тут же отогнала это ощущение подальше. Однако, как и многие другие черты её характера, ощущение тревоги не уходило без боя.

Вместо этого в её памяти всплыл образ Вона Лонго – окровавленное лицо человека, пытающегося сказать ей что-то через дыхательный аппарат, сжимающего её руку обеими своими, умоляющего дать ему возможность в последний раз повидаться со своими детьми. Он действительно умолял её привести их к нему, чтобы поговорить наедине. Мгновением спустя над ней нависла угрожающая тёмная тень. Она обернулась и увидела Джарета Сарториса настолько близко, что почти уловила запах его кожи.

– Отдаёте последние почести, доктор? – молвил он тонкими, почти неподвижными губами.

Лонго умер в тот же день, и Захара Коди решила, что это будет её последний рейс на "Чистилище" и в рядах Империи вообще. Потом она свяжется с родителями и сообщит им, что возвращается домой. Захара не любила роскошную одежду и блестящие кристаллы, зато уж по ночам будет спать спокойно. А по вечерам будет обедать с высокомерными богачами и забудет обо всём, что произошло с Воном Лонго и Джаретом Сарторисом.

Тебе это действительно надо?

Захара помотала головой. В любом случае она всегда считала, что у неё полно времени на раздумья, пока баржа не доберётся до места назначения.

Полно времени принять окончательное решение.

Но сейчас двигатели остановились и стояли уже час.

– Эй, доктор, мы уже прибыли? – раздался с другого конца палаты голос заключённого.

В этот раз Захара не ответила.

Глава 5. Слово

Джарет Сарторис спускался по тянущейся вдоль помещений для стражи узкой лестнице, массируя на ходу виски. Голова болела – ничего нового, но в этот раз боль была какая-то странная. Лоб будто сжимало в тисках, как если бы во сне ему впрыснули слабый нейротоксический газ. Жирная отрыжка завтрака только всё усугубляла.

Он проснулся ещё до того, как его вызвали к начальнику тюрьмы. Отработав в третью смену прошлой ночью, он завалился в койку ранним утром и погрузился в беспокойное забытьё, но через два часа проснулся от резкой тишины. Мир будто слетел с оси вращения. Они опаздывали на семь стандартных дней. Тогда почему двигатели замолчали? Сарторис оделся, взял в буфете тёплый каф с горячей котлетой из бантового мяса и пошагал в вестибюль, где располагался кабинет начальника тюрьмы, надеясь доковылять туда на автопилоте.

Справа от него открылись двери турболифта. Три стражника: Везек, Остин и ещё какой-то розовощёкий новичок – вышли и пошли прямо за ним. Чтобы удобно разместиться в вестибюле, необходимо было идти гуськом. Сарторис не нарушил шага и даже не обернулся на них.

– Капитан, мы тут с ребятами... – начал было Остин, затем вежливо замолчал. – Ну, мы, понимаете, интересуемся, не могли бы вы пролить немного света на происходящее?

Сарторис помотал головой, не оборачиваясь.

– А что случилось?

– Я слышал, что оба двигателя взорвались, – встрял Везек. – Говорят, мы тут застряли где-то в Неизведанных Регионах и ждём буксир.

– Севшая на мель баржа с зэками точно возглавляет список приоритетов Империи, – Остин едва сдерживал смех.

– Проклятье! – выругался Везек. – Хочешь сказать, они оставят нас здесь дрейфовать?

– Спроси у новичка, – Остин ткнул пальцем в розовощёкого стражника, шагающего перед ним. – Эй, Армитаж, как думаешь: нас спасут? – он хихикнул, не дожидаясь ответа. – Он должен оценить драматизм. Это как раз по его артистической натуре, так, Армитаж?

Новобранец ничего не ответил, продолжая идти дальше.

– Эй, новичок, сколько ты сегодня утром вертелся перед зеркалом? Надеешься произвести впечатление на доктора Коди?

– Хватит! – зыркнул на них Сарторис. – Прекратить шум, ясно?

После этого до самого кабинета начальника тюрьмы никто не разговаривал.

* * *

Всё в кабинете Клота было сделано так, чтобы он казался больше своих размеров: светлые цвета, голо-фрески, колоссальных размеров прямоугольный иллюминатор, выходящий на испещрённую звёздами пустоту, но на Сарториса всё это оказывало до странности подавляющее воздействие. Немногим раньше он заметил выбитый воксел в углу пустынного пейзажа над письменным столом Клота – пропущенный стежок в цифровой ткани. С тех пор что-то в этой второсортной технологии казалось обманчивым, вот и сейчас ему казалось, что чувство открытости – мнимое.

– Начнём с плохих новостей, – произнёс Клот, стоя, как обычно, с руками за спиной и глядя в иллюминатор. – Двигатели сильно повреждены, вероятно, неремонтопригодны. Уверен, вам известно, что до места назначения ещё семь дней пути.

Один из стражников, вероятно, новичок, почти беззвучно простонал. Сарторис расслышал, так как стоял рядом.

– Однако, – продолжал начальник тюрьмы, – в этом есть и положительная сторона.

Клот повернулся к ним лицом. С первого взгляда его лицо обладало некой протокольной топорностью: кривая угловатая верхняя губа, глаза с серым ободком и сине-сизые мешки только что выбритых щёк. Но если некоторое время пообщаться с ним, то начинаешь замечать под этой расчётливо скроенной внешней оболочкой нечто мягкое – бесхребетное и податливое существо, исходящее дрожью и беспокойством из-за того, что его вытащили на свет.

– Навигационный компьютер опознал имперский корабль, – объявил Клот. – Звёздный разрушитель, в нашей же системе. Пока нам не удалось выйти на связь с ним, но у нас хватает мощности, чтобы подойти поближе.

Здесь он остановился, видимо, ожидая аплодисментов или вздохов облегчения, но Сарторис и другие продолжали молча на него смотреть.

– Разрушитель? – переспросил Остин. – И он не отвечает на наши позывные?

Клот ответил не сразу. Он коснулся подбородка, хорошенько потёр его – Сарторис уже тысячи раз видел этот напыщенный и недовольный жест и по-своему его ненавидел.

– Тут не всё так просто, – сказал начальник тюрьмы. – Если верить биосканерам, на борту всего горстка живых.

– Горстка – это сколько? – поинтересовался Везек.

– Человек десять или двенадцать.

– Десять или двенадцать? – Везек покачал головой. – Видимо, сканер неисправен. Одного экипажа на разрушителе должно быть тысяча человек, если не больше.

– Спасибо, – сухо поблагодарил Клот. – Мне знакомы имперские стандарты.