Солдаты Армагеддона - Страница 3

Тут поднял голову Рощупкин и взволнованно крикнул:

— Товарищ старший лейтенант, это капитан Оргулов, они на дороге на боевиков нарвались…

Я вырвал у него гарнитуру.

— Феникс, Аист на связи.

В наушнике явственно послышались выстрелы, видимо, Оргулов как раз ведет огонь во время разговора.

— Привет, Аист.

— Что там, зажали?

— Да есть немного.

— Могу помочь.

— Из моих подарков?

Опа. Кодовая фраза. Про минометы мало кто знал, значит, точно Сергей Оргулов.

— Да.

— Давай пристрелочным. А я скорректирую…

— Куда лупить?

— За холмом от вас, триста метров от второго ориентира вверх по течению ручья.

— Вас понял.

Бум! Пауза. Корректировка. Бум! Еще корректировка. Бум! Бум! Бум! Бум! Стоп. Корректировка. Бум! Бум! Бум! Бум! Стоп. Корректировка. Бум! Бум! Бум! Бум!

— Все, Макс, табань. В самую говядину угодили.

— Еще моя помощь нужна?

— Ну разве что трупы собирать. Остальные разбежались.

Вот так и шли наши боевые будни, хотя что-то в последнее время стычки с бандитами участились. Основные районы Крыма уже были разграблены, и подстегиваемые голодом банды все чаще стали появляться в окрестностях тщательно охраняемого Севастополя. Через полчаса, обменявшись кодовыми фразами, мы, обесточив минные ловушки на дороге, пропустили в наше расположение небольшую колонну из двух джипов и БТРа, покрытых камуфлированным рисунком.

Я вышел к джипу, который лихо подкатил к нашему блиндажу, и стал дожидаться Оргулова. Кивнув как старым знакомым его бойцам, Саньке Артемьеву, который помогал нам устраивать минные ловушки вокруг блокпоста, их снайперу, Катерине, по которой пускали слюнки все, кто попадал в поле зрения ее холодных голубых глаз. У нас уже давно делали ставки на то, кто же все-таки покорит ее сердце, но как-то за рюмкой Серега рассказал о ее погибшем женихе и о личном счете к боевикам. Поэтому я старался не участвовать в этом тотализаторе, но и не запрещал — на улице война и людям надо о чем-то говорить, а у самого давно перед глазами стоял образ другой девушки, с которой познакомился еще перед самой войной…

— Привет, Серега, как там, тяжело пришлось?

Оргулов выглядел не очень: усталый, невыспавшийся, побитый жизнью, но все же матерый хищник с особым блеском в глазах.

— Здорово, Макс. Хорошо помог, первой же серией почти под накрытие.

— Ну так для этого ты мне эти «самовары» и оставил. А что произошло? Кто там такой умный?

Оргулов кивнул головой.

— Да чистили коридор для конвоя с беженцами и случайно зверьков срисовали, чуть раньше, чем они нас, поэтому пришлось в бой с ходу вступать.

— Много их было?

— Обычная мобильная группа. Два переделанных джипа и человек восемь бойцов.

— Всех положили?

— Трое ушли, только гоняться за ними по «зеленке» смысла нет. Нарваться на засаду и людей потерять — раз плюнуть.

— Тоже правильно. Интересно, какого хрена они так близко к блокпосту подобрались.

— Скорее всего, колонну пасут…

— Тогда придется туда секрет снова выставить, не нравится мне вся эта тягомотина.

Перекусив горячего — опять все тот же Рощупкин, любитель вкусно поесть, уже давно приготовил изумительный плов из подорвавшегося на мине барана, они снова умотали в горы, отлавливать боевиков и обеспечивать безопасность идущему конвою с беженцами.

Уже под вечер, рыча двигателями, через блокпост прошли пять грузовиков, набитых изможденными людьми, в сопровождении трех БТРов и двух БМП-2.

Колонна зашла в специально подготовленный, прикрытый холмом тупичок, где люди уже могли спокойно остановиться и передохнуть, не опасаясь нападения и обстрела. За их безопасность уже отвечали мы, поэтому в «зеленке» недалеко от блокпоста уже находились два секрета, которые контролировали несколько самых опасных мест, откуда могли обстрелять наших гостей.

К прибытию колонны на блокпосте нарисовались трое контрразведчиков с приличной охраной, которые должны были провести фильтрацию прибывших, выявляя скрытых боевиков и их пособников.

Я стоял в сторонке и вполголоса общался с командиром конвоя майором Мардуховым, который рассказывал уже вполне привычную для нашего положения историю про освобожденных рабов, живущих в скотских условиях в поселках-укрепрайонах, где базируются сильные банды крымских татар. Про целые кладбища забитых до смерти мирных жителей, про турецких наемников, про потоки оружия и наркотиков. Эти новости уже не шокировали и не вызывали никаких эмоций — теперь это наша действительность, в которой, как в паутине, приходится барахтаться каждый день. В Крыму идет гражданская война, и такие слова, как толерантность, гуманизм, дружба народов, уже давно анахронизмы, а есть только тягучая, грустная действительность. Все мы с тоской смотрим, как уменьшаются рационы питания, как начинаются перебои с горючим и боеприпасами, как мир скатывается в пучину безумия. Уже где-то грохочут ядерные взрывы, и ни для кого не секрет, что в ближайшее время кто-то глобально начнет применять оружие массового поражения, и ответные удары будут нанесены по всем, причастным и непричастным.

В это время контрики шмонали доставленный контингент, снимали отпечатки пальцев, фотографировали, все это скидывали в компьютеры и отправляли в Севастополь. Охрана из спецназа морской пехоты, который в самом начале гражданской войны был переброшен в город для поддержки российских частей гарнизона, медленно прогуливалась вокруг грузовиков, грозно поглядывая на запуганных и побитых жизнью людей.

Для меня это было привычно и знакомо, поэтому мельком глянув на людей, я пошел мимо машин к БТРу, на броне которого расположился Мишка Синцов, старлей из нашей ПВОшной дивизии, который после уничтожения пусковых турецкой авиацией перебрался в пехоту и теперь частенько выезжал на такие операции.

Но пройти к броне не получилось, со стороны ближнего грузовика раздался истошный крик:

— Максим!

Я повернул голову и с трудом узнал кричащую женщину. Это была ОНА! Грязная, в хламиде, с коротко обрезанными волосами, с синяком на скуле, но все-таки это была ОНА! Сердце, как когда-то давно, сделало два удара и застучало в бешеном темпе, как мотор набирающего скорость гоночного автомобиля.

Тот день начался для меня, как и все остальные — с раннего подъема в опостылевшей общаге. По коридору уже шуршали полусонные соседи. На общей кухне что-то журчало, парило и обдавало запахом домашней еды. Я не любил общую кухню и старался там не появляться совсем: уж слишком неуловимый и неприятный дух зависти и интриг там витал, и при этом весьма густой. У меня как-то не сложились отношения с соседями, да и желания не было: общага вроде как относилась к Министерству обороны, но таких военных, как я, здесь было очень мало. Здание давно превратилось в ночлежку для торговцев с близлежащего рынка, которые за определенную мзду имели больше шансов при выделении комнат, нежели наш собрат в погонах. У коменданта кто-то из родственников был в гарнизонной прокуратуре, поэтому на это закрывали глаза, а скорее всего имели какой-то интерес. Мне в свое время совершенно случайно удалось тут обосноваться и в одиночку занять трехместную комнату и в течение пары лет стойко отбиваться от попыток кого-нибудь мне подселить. Это был интересный мир. Прямо «срез общества в канаве», как любил я выражаться. На втором и третьем этаже жили более привилегированные жильцы, и чем выше к крыше, тем ниже социальный статус. На пятом этаже жили чуть ли не отбросы общества, которых по той или иной причине не могли выселить, и там часто происходили пьянки и дебоши. Вот такой вот каламбур — чем ниже человек опустился, тем выше он поднимается по этажам в общаге.

Быстро проведя утренний моцион и наскоро перекусив скромным холостяцким завтраком, надел форменный камуфляж, не спеша пошел на службу, спокойно наслаждаясь утренней прохладой на улице. Обожаю идти пешком утром. Жары еще нет. Дороги не забиты транспортом, и за ночь воздух успел очиститься от ежедневной гари и выхлопов транспорта. И есть время побыть наедине с самим собой.