Солдат Пешкин и компания - Страница 1
Ефим Чеповецкий
Солдат Пешкин и компания
НЕПОСЕДА, МЯКИШ И НЕТАК
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
без которой эта история не имела бы начала
Знаешь ли ты, для чего в школах на дверях каждого класса висят таблички: «1-й «А», «3-й «Б» или, скажем, «10-й «В»?
Я думаю, это для того, чтобы ученики первых классов не ходили в десятый, а десятого — в первый. Впрочем, кто со мной не согласен — пусть поднимет руку и скажет, что думает он.
Так вот, в одной школе была комната, на дверях которой не было написано ни «1-й класс», ни «3-й», ни «Учительская», а висела табличка, на которой разноцветные буквы как бы сами говорили: МАСТЕРСКАЯ «УМЕЛЫЕ РУКИ»
Как раз тут вы могли бы встретить ребят и первого и десятого классов, потому что, если верить слухам, которые на переменках ходили и бегали по школе, комната эта считалась самой интересной. Там на столах и полочках стояли самодельные машины, грозно рычали тряпичные львы и прямо в рот просились глиняные фрукты. А на самой верхней полке, в трюме парусного фрегата, жили три мальчика. Они были совсем как живые, и единственное, что отличало их от настоящих, — это то, что они были ненастоящие. Правда, сами они считали себя живыми и настоящими, но об этом никто не знал.
Все три мальчика были игрушечные. Один был сделан из тонких пружинок. Руки из пружинок, ноги из пружинок и даже ежик на голове — из пружинистых волосков. Конечно, этот мальчик никогда не мог находиться в покое. Подумайте сами, ведь он был сплошной пружинкой! Бывало, начнет прыгать через прыгалку, а остановиться не может — пружинки не дают. Ну, а усидеть на месте и подавно не проси.
Пришлось его так и назвать: НЕПОСЕДОЙ.
И была у него своя собственная песенка, которую он пел даже тогда, когда его не просили. Вот она:
Сама, сама под ножки
Бежит, бежит дорожка.
Бегу, лечу — везде хочу поспеть!
Я рад побыть на месте,
Но как могу я, если
Не в силах я на месте усидеть?
И ножки из пружинок,
И ручки из пружинок -
На солнышке сверкают, как огни…
Сама, сама под ножки
Бежит, бежит дорожка…
Попробуй Непоседу догони!
Второй мальчик был совсем другой. Он был сделан из пластилина. Круглый, толстый и очень нежный. В морозный день каменел так, что рук не разнять. А в жару становился мягким и липким — ног от пола не отодрать. Да и связываться с ним не смей — увязнешь. И до того ленив, что слова не вытянешь.
Но уж если скажет, то обязательно умное, потому что времени на размышления у него было более чем достаточно. Бывало, придумает что-нибудь интересное, захочет об этом сказать:
— Эй, ребя, а что я зна…
— Что, что? — спросят его.
— Э-э-э… а-а-а… по-осле скажу, — и зевнет напоследок. Сплошной мякиш какой-то. Так и прозвали его: МЯКИШЕМ.
И у него была своя песенка — песенка-зевалка. Но пел он ее редко, в перерывах между сном, когда переворачивался с боку на бок. Послушайте, какая она:
Заболят бока — на спину
Повернусь я не спеша,
Ведь спина из пластилина,
Как подушка, хороша.
Помечтать люблю я очень,
В промежутках — позевать,
И одним я озабочен:
Был бы день короче ночи,
Чтобы мог подольше я дрема-а-ать.
А третий мальчик был не похож ни на первого, ни на второго. И все потому, что был сделан из очень твердого сучковатого дерева, которое не всякая пила возьмет. Весь какой-то неотесанный, угловатый, брови всегда нахмурены, и все делал не так, все — наоборот. Скажут ему: «Сядь!» — он встает. Скажут «Иди!» — он стоит. Если хорошо — говорит «плохо», если плохо — говорит «хорошо», и всегда любил приговаривать «не так» да «не так».
Так и прозвали его: НЕТАКОМ. Лучше не придумаешь, сколько ни думай.
Конечно, и у него была своя песенка — песенка-наоборотка, и пел он ее своим деревянным, трескучим голосом всегда невпопад, чаще всего, когда другие спали. Послушайте и ее:
До чего смешной народ -
Все везде наоборот:
За столом сидят, едят,
Почему-то ночью спят,
По траве и мостовой
Ходят кверху головой.
Кто ж к порядку призовет?
Все везде наоборот.
Только раки ходят верно -
Ходят задом наперед.
Вот!
Хотя мальчики не умели ни читать, ни писать, все же неучами их назвать нельзя было: ведь они имели дело только с образованными людьми — учениками третьего класса!
Правда, считать игрушечные мальчики умели только от двух до пяти, потому что меньше «двойки» и больше «пятерки» в этой школе никому не ставили. Зато они отлично знали, как устроена рогатка, отчего в дневниках вместо «двоек» бывают дырки и почему в арифметические задачки, туда, где стоит решение, попадают самые разлапистые и хвостатые кляксы. Все это они знали потому, что у ребят от них никаких секретов не было. Уж кто-кто, а игрушечные мальчики умели держать язык за зубами.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Приключения начинаются.
Как-то утром, когда жаркое июньское солнце заглянуло в комнату и разбудило игрушечных мальчиков, они не узнали школы. Произошло что-то непонятное: из коридоров не доносились крики, в классах не хлопали крышки парт, ни одна дверь не прищемляла девчоночьих кос и ни одна чернильница… Впрочем, это уже неважно. Важно то, что всю школу заполнила тишина, необычная и непонятная.
— Что, что? Что случилось? — в испуге запрыгал Непоседа. — Может, братцы, я оглох? Или мне в уши попала вата?… Нетак, а ну загляни-ка!… Да не в нос, а в ухо, сюда…
— Там дырка, — пробурчал Нетак, ковырнув пальцем в ухе приятеля. — А должна быть вата!
— Ты меня слышишь? — закричал Непоседа.
— Нет.
— Почему?
— Не хочу.
— А ну скажи «А»!
— «Б», — сказал Нетак и высунул язык.
— Но я же все слышу, — обрадовался Непоседа и бросился целовать деревянного друга. — Это, наверное, ребята перестали в коридорах бузить.
— Нет, не перестали! — рассердился Нетак, потому что сам был отчаянным шалуном.
Мякиш тоже хотел что-то сказать, но передумал, а поскольку рот уже был открыт — зевнул. Не пропадать же работе!
Все стало ясно, как только открылась дверь и в комнате показались щетка и тряпка, а следом за ними вошла уборщица тетя Глаша. Они всегда ходили вместе, потому что без тети Глаши ни щетка, ни тряпка ничего не хотели делать.
Старая уборщица была женщиной строгой, дисциплину и порядок уважала больше всего. Никто из учеников не помнит, чтобы тетя Глаша скакала по партам или стреляла из рогатки, никто не видел у нее на лбу или под носом чернил. Сама же она сторожу дяде Егору говорила: «Будь я здесь директором школы, все эти мурзилки-мазилки ходили бы у меня как шелковые, как по тетрадочке в косую линеечку!…» Да что говорить, тетя Глаша отлично видела все, кроме паутины на стенах.
Так вот. Поставила она в угол свою старую, облысевшую щетку, распахнула окна, двери и сказала:
— Ну, слава богу, уехали!
— Кто уехал? — спросили мальчики.
— Тетя Глаша посмотрела на полочку, где жили малыши.
— Ах, это вы! — вздохнула она. — Уехали, уехали ребята в лагерь. А вас, бедняжек, оставили. О-хо-хо! — и, взяв в руки Непоседу, щеткой прочистила его пружинки.