Сокровища «Третьего Рейха» - Страница 15

В зале одобрительно загудели: очевидно, генерал Лехтенберг был популярен среди собравшихся.

— Пока не началась лекция, — заметил Бонне, — нам следует перебраться в ресторан. Ангел — деловой человек, и воспоминания ветерана вряд ли интересуют его.

Они пошли в бар, сопровождаемые пристальным взглядом фон Рунке.

— Пахнет мертвечиной… — поморщился Бонне. — Они напоминают мне привидения, вставшие из гробов, эти недобитые фашисты.

Комиссар еле разминулся в коридоре с толстым, почти квадратным человеком. Бонне оглянулся на него. Сказал пренебрежительно:

— И этот был роммелевским офицером?

— Одни свято верят, что бывшие нацисты стали паиньками, — возразил Дубровский, — а другим выгодно, чтобы верили в это. Известная сказка про волка в овечьей шкуре. Этот толстопузый, возможно, страшнее волка.

— Им больше не удастся захватить власть, — отмахнулся Бонне.

Сергей неожиданно для самого себя сказал резко:

— Вот так вы махали руками, когда Гитлер шел к власти. А опомнились, когда он был уже в Париже.

— Может быть, в этом есть резон, — согласился Бонне без энтузиазма, — мне самому приходилось брать на мушку таких, но со временем все забывается. И слава богу, потому что жизнь превратилась бы в сплошной ад. Представьте себе: вы каждое утро просыпаетесь с мыслью о концлагере… Каждое утро…

— Ну зачем же преувеличивать, — остановил его Сергей. — Хотя, — добавил, — воспоминания о лагере вызывают у меня злобу, а доброй порции злости каждому из нас не мешало бы иметь…

Они вошли в зал ресторана, длинный и мрачный. Бонне заметил, что коридор вел вниз, и понял, что там подвальное или полуподвальное помещение.

В зале сидели только одинокие посетители. К Бонне, который шел впереди, метнулся кельнер, но комиссар еле заметным движением руки остановил его и направился к столику у входа. Две девушки, сидящие рядом, понимающе переглянулись, одна поднялась и хотела занять свободный стул рядом с комиссаром, но тот сказал:

— Если ты мне понадобишься, как тебя?.. Ирен? Прекрасно, мой бутончик, я позову тебя.

Девушка недовольно фыркнула и отошла.

Оркестр заиграл что–то веселое, и Дубровский пошел танцевать с Ирен — так легче было рассмотреть всех посетителей. Когда вернулся, Бонне по его лицу понял: Ангела в «Сфинксе» нет. Но это не смутило комиссара.

— Было бы удивительно, если бы мы сразу нашли его, — подбодрил он Сергея, — однако здесь буквально пахнет им. Думаю, что сегодняшний вечер не пропадет даром.

Оркестранты пошли отдыхать, и в зале установилась тишина, та особенная тишина, какая наступает сразу за смолкшей музыкой. Слышались только приглушенные голоса да скрип стульев.

Бойне маленькими глотками отпивал вино и старался уловить обрывки разговоров.

Наискось от них мужчина с бледным лицом и словно приклеенной к нему черной аккуратно подстриженной бородкой настойчиво доказывал что–то своему соседу:

— Я не могу быть спокойным, пока миру угрожает сионистская экспансия, вы должны понять меня, мой дорогой друг. Мир сошел с ума — его необходимо вылечить или смести. Америка, приютившая их, когда–нибудь будет плакать кровавыми слезами…

— Несколько прямолинейно… — возразил его сосед. — Мы немного поспешили во время войны и поплатились за это. После победы крематории перерабатывали бы значительно больше, и можно было бы систематически увеличивать их пропускные, так сказать, возможности…

Бонне покачал головой:

— Кажется, вы были правы, — наклонился к Дубровскому, — под этими гражданскими пиджаками… — Отхлебнул вина и добавил совсем другим тоном: — Вы оставайтесь здесь, а я попробую побродить…

Комиссар двинулся вдоль стены к двери, что вела в туалет. Вымыл руки, с удовольствием вытер их свежим, сухим, даже тепловатым полотенцем. Огляделся и уже хотел возвращаться, но вдруг заметил приоткрытые двери.

Узкий коридор с цементным полом сразу сворачивал направо. За поворотом — ступеньки, ведущие вверх, затем снова коридор, довольно узкий. Несколько лампочек, почти не дающих света, и снова закрытые двери. Комиссар постоял перед ними, прислушиваясь, и проскользнул боком в узкую щель.

За дверями было темно, Бонне подождал, пока привыкли глаза. Наверно, здесь был холл второго этажа: почти во весь пол ковер, несколько кресел, узкие зашторенные окна. Из холла ступеньки вели куда–то наверх, справа еле обозначалась в темноте еще одна дверь. Комиссар осторожно подергал — закрыта. Решил подняться по лестнице и уже направился к ней, как вдруг какой–то звук привлек его внимание. Бонне остановился на мгновение, прислушиваясь: да, сомнения не было — шаги в коридоре. На секунду комиссар заколебался: можно было прикинуться пьяным, мол, попал сюда случайно, но сразу понял, что это ничего не даст. Его просто вышвырнут из «Сфинкса» — на их миссии можно будет поставить точку.

Бросился к ступенькам, но остановился на полдороге: куда ведут они? А шаги приближались, и уже можно было различить голоса…

Бонне стал за штору, стараясь втиснуться в оконный проем. От набившейся в нос пыли чуть не чихнул, но пересилил себя и не без иронической улыбки подумал о весьма полезной традиции украшать комнаты шторами.

Дверь открылась, и кто–то приказал громко:

— Включите свет, Фриц!

Голос показался комиссару знакомым, ему понадобилась секунда или две, чтобы убедиться: хозяин «Сфинкса» Шаттих.

Щелкнул выключатель — Бонне затаил дыхание: чувствовал, трое или двое стоят совсем рядом.

— Вот этот чек, — докатился хозяйский бас уже издалека, — вы передадите известной вам особе. Окончательный расчет за тех девочек.

Теперь у Бонне на самом деле перехватило дыхание. Осторожно выглянул из–за шторы. Отсюда он видел только часть комнаты, куда вошли Шаттих и Фриц. Вероятно, это был кабинет хозяина «Сфинкса». Шаттих доставал что–то из сейфа.

Фриц стоял к Бонне почти спиной, но профессиональная привычка запоминать и распознавать людей по характерному жесту, осанке, манере одеваться позволила комиссару узнать в нем метра из ресторана.

Шаттих закрыл сейф. Бонне видел только его руку, поворачивающую ключ. Подумал, о каких девушках идет речь? И есть ли здесь связь с Ангелом?

— А может, — вдруг заговорил Фриц, — еще попридержать чек? Девчонки будут в Южной Африке дня через три, и мы будем иметь полную гарантию…

— Вы удивляете меня, — возразил хозяин, — имеем дело с солидными людьми, через полчаса они уезжают, и вы еле успеете передать им чек…

— Я воспользуюсь вашей машиной.

— Хорошо! Не теряйте времени.

Оба направились к дверям, Бонне втянул голову за штору.

— И вот что, Фриц… — продолжал Шаттих. — Кто из наших девчонок был в контакте с француженками? Кажется, Фанни и Элеонора? Проследите за ними. Вообще пусть они исчезнут с глаз. На всякий случай, пока не получим ответ из Южной Африки.

Шаттих закрыл кабинет, выключил свет, и наконец Бонне осмелился переступить с ноги на ногу. Но прятался за шторой еще несколько минут, прислушиваясь к затихающим голосам.

Постоял возле дверей, вглядываясь в темную даль коридора, пробежал его и, сунув руки в карманы, неуверенной походкой подвыпившего направился в зал.

Дубровский встретил Бонне вопросительным взглядом — видно, прочитал что–то на лице комиссара. Бонне сделал успокаивающий жест — мол, ничего не случилось. Он успел уже все продумать.

Комиссар не сомневался, что Шаттих имел в виду девчонок, вывезенных Ангелом из Франции. Во–первых, еще сегодня Ангел ездил в машине Шаттиха, во–вторых, в разговоре с Фрицем упоминалась партия француженок, которую вывезли куда–то в Южную Африку и за которую Шаттих платил деньги. Действительно, Ангел сейчас покидает Танжер, Бонне взглянул на часы — осталось минут двадцать. Вряд ли полиция сумеет задержать Ангела — двадцать минут, и у них всего–навсего словесный портрет…»

Итак, Ангел пока выскальзывает из рук Интерпола, но не стоит говорить об этом Дубровскому, зачем портить человеку настроение? Через три дня девушки будут в Южной Африке, и главное, конечно, — освободить их. Затем можно будет поискать и Ангела…