Сокровища наместника - Страница 1

Дела у Мартина шли неплохо. Давно ему не везло так ровно, без никаких погонь и побоев. Неделю назад он выиграл в кости сто золотых терциев у пьяного инворского купца, при этом почти не мухлевал и отдал небольшую долю портовому вору, который время от времени отвлекал купца, чтобы Мартин мог подправить кубики пальцем.

Третьего дня у менялы на Солевом рынке удалось стащить мешочек с серебром, и тот не сразу его хватился, а когда хватился, Мартин был за три улицы, однако и оттуда слышал возмущенные крики.

И вот теперь, пока удача сама шла в руки, он решил сорвать большой куш, о котором давно думал, к которому давно примерялся. Ему даже снилось, как он проделывает этот фокус, спускаясь по волосяной веревке, привязанной к ветке старого каштана.

А там и заветное окошко, в которое, Мартин это знал точно, он обязательно пролезет. Хотя вот Скат, который легко мог пролезать в какие угодно щели, отчего и получил свою кличку, уверял, что окошко узковато.

– Тут дело другое, – говорил он. – Тут боком лезть придется, ребра разопрут, и застрянешь. Вот если б ровно.

– Или если б померить, – вторил ему Джонни-Зигзаг. – Отсюда трудно прикидывать, Мартин.

Такие беседы происходили всякий раз, когда Мартин с приятелями проходил мимо сада королевского наместника. Лорд Ширли был немало озабочен охраной своего дома с обширным садом и не жалел на это средств, нанимая сторожей из отставных матросов, которые были неподкупны и весьма свирепы. Попадавшиеся к ним в руки воры редко добивались свиданий с городским судьей. Крепко избитые, они занимали камеры с гнилой соломой в загородной тюрьме лорда, и никто не помнит, чтобы оттуда кто-то возвращался.

И все же это не мешало Мартину мечтать, ведь воры говорили, будто в высокой башенке наместник хранил все свое золото.

Но почему именно в башне, если лучшее место – глубокий подвал?

Так и было в городе прежде, пока семь лет назад с торгового судна в Лиссабоне не сошла бригада из двенадцати фингийцев, которые выдавали себя за каменщиков-строителей. Дела в Лиссабоне шли хорошо, город развивался и прирастал новыми кварталами в сторону холмов, поэтому фингийцы быстро нашли себе работу и какое-то время прилежно тесали камни и клали на раствор.

А потом случилось непредвиденное – из подвалов купца Афансана, владевшего торговой флотилией из полусотни кораблей, умыкнули все сундуки с золотыми терциями и старыми бурбонскими гинеями. Золота взяли столько, что серебро ворам пришлось оставить – не смогли унести.

И не помогла Афансану целая армия из сторожей с алебардами, стрелков-арбалетчиков и следопытов с собаками, поскольку воры сделали подкоп в ста шагах от места строительства, где работали, до золотых хранилищ купца и отчалили на фингийской посудине за два дня до того, как владелец хватился своей пропажи.

Скандал случился небывалый, дело дошло до короля, и он приказал своему флоту искать воров вдоль побережья, однако по истечении месяца не было найдено даже свидетелей, и все решили, что фингийцы уплыли за океан.

Якобы даже имел место обмен письмами короля с фингийским фронунгом, где его величество выдвигал соседям ультиматум, подозревая в покрытии аферы высокопоставленных лиц Фингийского края, но скорее всего это были слухи, поскольку воевать из-за обиды одного, пусть и очень богатого купца никто не собирался.

Воевать не стали, но выводы богатыми подданными короля были сделаны, и все свои сокровища они стали переносить в башни, где в стародавние времена размещались дозорные.

Те, у кого дома были поновее и башен не имели, срочно их строили, и это начинание поддерживал даже королевский прокурор, приезжавший из столицы посмотреть на это новшество в Лиссабоне. Он сказал что-то вроде: раз воров в портовом городе как блох на собаке и всех их не вывести, строить башни дело самое верное.

С точки зрения воров, это, конечно, затрудняло их работу, хотя прежде в Лиссабоне никто делать подкопы не пытался. Дело это трудоемкое, а здешние воры утруждать себя не любили.

Не оставался в стороне от новшеств и королевский наместник. Мартин был еще мальчишкой и бегал смотреть, как надстраивали на два этажа башню, стоявшую возле дома лорда Ширли.

Мартин тогда жил у тетки на полном пансионе, но уже смотрел в сторону порта, завидуя беззаботности беспризорных ватаг, которые, по его мнению, олицетворяли настоящую волю.

А у тетки ему приходилось ежедневно выпасать двух коз и убираться в свинарнике. И, кроме того, в конце недели приходил старик Волынжер, служивший когда-то писарем в торговой палате, и за пять куриных яиц проводил урок по арифметике или грамматике, а когда Мартин отвлекался, бил его по голове желтым от табака пальцем, и Мартину еще сильнее хотелось сбежать в порт.

Тогда он и не помышлял о карьере настоящего вора и на строительство башни в саду наместника смотрел лишь с мальчишеским любопытством. Позже его любопытство приобрело профессиональный оттенок, да и дерево возле башни подросло достаточно, чтобы у Мартина постепенно сложился подходящий план.

В башне имелось единственное окно, оставшееся от прежнего верхнего этажа. Его сильно сузили вертикальной кладкой, но, по мнению Мартина, ширина его все же была достаточной, чтобы в него пролез молодой, не обремененный лишним весом вор.

Мало того, если окно оставили, значит, под ним находилась главная дверь с замками и дневной свет был нужен, чтобы попадать ключами в замочные скважины.

С замками Мартин был на короткой ноге и, если позволяло время, мог любой из них вскрыть кривой «косичкой», купленной у заезжего вора за двести серебряных терций. Сумма была огромной даже для Счастливчика Мартина, но инструмент того стоил. Случалось, что «косичка» застревала в плохо смазанном замке, и, высвобождая ее, Мартин сворачивал в замке язычок или ломал пружину, однако кривое жало «косички» ничуть не страдало, она действительно стоила заплаченных денег.

И вот в одну из темных летних ночей Мартин поднялся с кровати по нужде. Он зажег лампу и вышел из комнаты в коридор, пугая разыгравшихся крыс, которые подбирали объедки, остававшиеся от жильцов – моряков, проституток, воров и разных скользких субъектов, вроде тех, что обирали по темным углам свалившихся пьяниц.

По вечерам коридоры доходного дома бывали завалены разным мусором, вроде картофельных очисток и яичной скорлупы, но уже к утру ничего не оставалось – крысы подбирали все.

Владелица дома – полная пятидесятилетняя дама по кличке Морячка Джейн – терпела крыс именно по этой причине, они помогали ей экономить на уборке, хотя, случалось, забирались и на кухню.

Кроме писка крыс и их торопливого топота, никаких других звуков слышно не было, беспокойные съемщики уже спали.

Мартин прошел по коридору, открыл дощатую дверь и подождал, давая возможность заметавшейся крысе выскочить в коридор. Затем зашел в нужник, поставил лампу на специальную полку и, подняв обитую сыромятной кожей крышку, задержал дыхание, пока зловонный ветер из отхожего туннеля не успокоится и не выскочит в узкое окошко.

– Стой, сволочь, стой!.. – донеслось с улицы, и мимо дома, один за другим, пробежали несколько человек. Особенно громко стучали башмаки портовых грузчиков на деревянной подошве.

«Должно быть, шерсть разгрузили», – подумал Мартин, отливая в туннель. Три дня в порту стояло судно с грузом шерсти, и его круглосуточно разгружали – в работу взяли всех, кто просился, хозяин очень спешил, а судно было немалое – три мачты. Почти как королевский «Дромадер». Шерсть разгрузили, грузчики получили расчет и теперь пьянствовали. А где пьянство, там игра в кости, жульничество и поножовщина.

Справив нужду, Мартин слил в туннель кувшин воды, потом зачерпнул его из бочки и поставил на прежнее место наполненным.

Эту моду завела в доме Морячка Джейн, а до нее, при другом хозяине, здесь часто мочились прямо в коридоре. Новые правила приживались трудно, моряки не понимали, почему нельзя просто «отлить за борт», но у Морячки были крепкие кулаки, а для особо непонятливых она носила на поясе под фартуком дубовую колотушку со скотобойни.