Соколиная охота. Сын Чернобога - Страница 10

– Я надеюсь не на коннетабля, благородный Бернард, и уж тем более не на графа Вельпона, который и в молодые годы не был бравым воякой. Я надеюсь на себя, – с усмешкой отозвался на вопрос огорченного Бернарда граф Эд Орлеанский и смахнул с роскошных светлых усов кровавые капли виноградного вина. – Я хочу владеть своей землей не по милости сильного императора, а по праву наследования. Я хочу сам раздавать земли вассалам и быть владетельным князем, а не временщиком.

– И ты полагаешь, что это возможно, благородный Эд? – нахмурился граф Септиманский.

– При сильном императоре – нет, а при слабом – да. Вот почему я здесь, а не в Ахене, где засел император Лотарь.

Разговор этот происходил в доме, расположенном в центре Парижа, который граф Орлеанский купил у купца, не то грека, не то рахдонита. Этот дом не шел ни в какое сравнение по величине и защищенности с королевским замком, зато намного превосходил его в роскоши убранства. Эти процентщики-кровососы умели устраиваться в жизни куда лучше, чем знатные сеньоры. Своих гостей Эд Орлеанский потчевал из серебряной посуды, чем вызвал зависть у графа Бернарда, привыкшего к оловянной и глиняной. Свои серебряные кубки и блюда он предпочитал хранить в сундуках, под надежными запорами. Но граф Эд Орлеанский был богат и не считал нужным это скрывать.

– А викинга ты не боишься? – прищурился в сторону графа Орлеанского Бернард.

– Викинг – чужак в наших землях. Он пришел и ушел. А нам здесь жить, благородный граф.

– Но этот викинг из рода Меровингов!

– А кому это ныне интересно, дорогой Бернард, – пожал плечами граф Эд. – Меровинги потеряли власть сто лет назад, и вряд ли викингу удастся исправить положение. Кстати, ты уже виделся со своим племянником?

– Каким еще племянником?

– Я имею в виду Пипина, сына Пипина Аквитанского.

– А он разве в Париже?

– Вчера он был у меня.

– Просил денег, – догадался Септиманский.

– Мне показалось, что Пипин разбогател. Во всяком случае, в Реймсе он швырял денарии направо и налево.

Нельзя сказать, что граф Бернард огорчился приезду сына своей сестры в Париж, но уж точно не обрадовался. Пипин был вздорным малым, но это, разумеется, не повод, чтобы лишать его наследства. К сожалению, император Людовик думал иначе, а точнее, иначе думала императрица Юдифь, хлопотавшая о наследстве для своего сына. Бернард не рискнул вступиться за племянника, слишком уж велик был риск потерять графство Септиманское, расположенное в Аквитании и пожалованное в свое время все тем же Людовиком. Но сейчас император мертв, а его сыновья слишком слабы, чтобы диктовать условия владетельным сеньорам, так почему бы графу Бернарду не воспользоваться счастливым случаем и не закрепить за собой и своими наследниками богатый аквитанский город Септимань и окружающие его благодатные земли.

Пипин сам пришел к дяде, но не в королевский замок, разумеется, куда этого бродягу, скорее всего, не пустили бы, а в скромный домик, принадлежащий одному из клиентов Бернарда. Это строение граф Септиманский иной раз использовал для тайных встреч.

Держался Пипин уверенно, чтобы не сказать нагло, и, видимо, действительно не испытывал недостатка в средствах. Круглые глаза его насмешливо смотрели на озабоченного дядюшку.

– Заложил замки? – попробовал угадать причину нынешнего благосостояния племянника граф Бернард.

– Скорее, собственное имя, – усмехнулся гость, без церемоний присаживаясь к заставленному яствами столу.

– И сколько ныне стоит имя «Пипин»?

– Гораздо дороже, дорогой дядя, чем имя «Бернард». Десять тысяч денариев.

– Уж не дьяволу ли ты его продал? – удивился Септиманский.

– Нет. Рахдониту.

– Боюсь, дорогой племянник, тебе не хватит жизни, чтобы рассчитаться с долгами.

– А я надеюсь, что ты мне в этом поможешь.

Бернард видел в своей жизни немало наглецов, но Пипин сын Пипина выделялся и в этом ряду. Самым умным было бы выставить беспутного юнца за порог, но граф Септиманский питал слабость к сестре, которая перешла и на ее непутевого отпрыска.

– Есть люди, готовые заплатить немалые деньги за одну весьма скромную услугу с твоей стороны.

– Выходит, и имя «Бернард» кое-чего стоит? – не удержался от насмешки граф Септиманский.

– Не кое-чего, а целых пять тысяч денариев. Но не за имя, а за голову. Разумеется, голову не твою.

– Спасибо и на этом, дорогой племянник, но граф Септиманский не наемный убийца и не дурак, чтобы продаваться так дешево.

– Но ты ведь даже не спросил, чья это голова.

– Дорогой Пипин, я слишком долго живу на свете, чтобы нуждаться в советах желторотых птенцов вроде тебя. Твоим кредиторам нужна жизнь викинга. Или я не прав?

– Я всегда знал, что мой дядюшка – самый проницательный человек в империи. И самый умный.

– Тем не менее, дорогой Пипин, у тебя хватило наглости предлагать самому умному человеку в империи на редкость невыгодную сделку. Опомнись, мой мальчик, ты стал на скользкий путь.

– Твоя цена? – спросил Пипин, отодвигая в сторону опустевшую оловянную кружку.

– Графство Септиманское должно стать моим наследственным владением.

Пипин удивленно присвистнул.

– Император Лотарь никогда на это не согласится.

– Тем хуже для императора, – отрезал Бернард. – Впрочем, у него есть время подумать.

– Ты зарываешься, дядя, – покачал головой Пипин. – К лету у Лотаря будет под рукой стотысячное войско, и тогда твои услуги уже не понадобятся никому. А за твою собственную голову я не дам даже паршивого медяка. В конце концов, почему ты решил, что десять тысяч – слишком малая цена за голову варяга?

– Поначалу мне показалось, что речь шла о пяти тысячах?

– Я удвоил ставку. Точнее, эту ставку удвоил мой хороший знакомый.

– Значит, тебя послал не император Лотарь?

– Разумеется, нет. Император уверен в своих силах и не считает викинга серьезным противником. Мало ли морских бродяг кружат вокруг границ империи. Если за каждого выкладывать по графству, то очень скоро императора будут называть Лотарем Безземельным.

Граф Септиманский засмеялся. Очень многих сеньоров империи такое положение дел устроило бы как нельзя более. Но эти сеньоры в любом случае не будут сидеть сложа руки. Они сделают все возможное, чтобы окончательно рассорить сыновей покойного Людовика, и с какой же стати граф Бернард станет им мешать.

– Я поднесу твоему знакомому голову варяга на золотом блюде, Пипин, но не раньше, чем Воислав Рерик укажет Лотарю его место. Разве тебе не нужна твоя Аквитания?

– Ты думаешь, я получу ее от Карла? – криво усмехнулся Пипин.

– У Карла ты возьмешь Аквитанию сам. Понимаешь, дорогой племянник, сам! И никто уже не посмеет у тебя ее отнять.

– Я ловлю тебя на слове, дядя. Мой хороший знакомый готов подождать, но и ты уж постарайся не промахнуться, ибо мы рискуем получить на свою голову сильного викинга вместо слабого Карла.

В данном случае Пипин был прав. Воислав Рерик станет лишним сразу же, как только младший сын императора получит свою долю наследства. Надо полагать, это понимают сеньоры не только Аквитании, но и Нейстрии. Меровингов следует устранить сразу же, как только юный Карл водрузит на свою голову корону, если не императорскую, то хотя бы королевскую.

Этот небольшой домик на окраине Парижа, притулившийся едва ли не у самой городской стены, Юдифь посещала уже далеко не в первый раз и всегда испытывала при этом чувство беспокойства. Обычно она делала это ночью, дабы не вызвать пересудов как собственной дворни, так и святых отцов, невзлюбивших дочь графа Вельпона с первого же дня ее появления подле императора Людовика. Пока был жив император, Юдифь почти не обращала внимания на шипение завистников и недоброжелателей, но сейчас положение изменилось, слово церкви могло очень многое решить и в ее судьбе, и в судьбе ее сына Карла. Пока епископ Драгон держит слово, данное единокровному брату, но если он узнает о том, к кому порой взывает вдова императора, то ей не поздоровится. Об этой стороне ее жизни не знает даже отец, не говоря уже о прочих сеньорах, которые спят и видят, как бы заключить Юдифь в монастырь и вырвать короля Карла из-под влияния матери.